Любовная лирика

1

Дело в том, что встреч с умными людьми я не ищу – они сами меня находят, или как-то так устраивается, что я вдруг оказываюсь в их среде. Видимо таков обо мне Божий Промысел. Думаю, для того, чтобы я хоть какую-то пользу из этой жизни извлёк, к чему-то хорошему приобщился.
К примеру, на прошлой неделе, в среду, двадцать седьмого июня у меня был день рожденья. Не скрываю – пятьдесят два года. Сотрудники, во время обеденного перерыва, меня поздравили, вручили подарок, сказали тёплые слова. Я, соответственно, проставился: вино, коньяк, закуска, десерты… Традиция. Нет – сам не выпил ни грамма – на работе не допускаю. Лучше, как давно уже повелось, приеду домой, приготовлю хороший ужин (будучи хроническим холостяком, люблю и умею), откупорю бутылочку вина, включу телевизор, и, не спеша, с чувством собственного достоинства и тихой радостью, проведу этот вечер…
Итак, еду после работы в метро, читаю хорошую книгу, написанную умным человеком. Вдруг, периферийным зрением вижу, входит он – герой моей повести. Я это сердцем почувствовал. Он вошёл, огляделся и встал рядом со мной. Встал, взялся за поручень и, сквозь толстые тонированные стёкла очков, разглядывает меня. Через две остановки спрашивает:
- Чо читаем?
Показываю обложку.
- Отстаёшь… я это лет десять назад прочёл…
Молчу. А что тут скажешь. Тянется к моему уху и кричит:
- Тебе сколько лет?!
- Пятьдесят два! – кричу ему тоже в ухо.
- А мне пятьдесят четыре! Чо орёшь!?
- А ты что орёшь?!
- Давай выйдем и подерёмся!
- С чего это? – удивляюсь. Согласитесь, предложение необычное для такой ситуации и возраста.
- Люблю я это дело. – говорит. Приглядываюсь, вижу, не врёт: всё лицо в шрамах и стёклами очков прикрыты свеженькие фонари…
- А я не люблю.
- Боишься?
- Я на руководящей должности, дура… - с простецами разговариваю просто, но без матерщины. – А если и боюсь, то только за тебя…
- А ты за меня не бойся – я сам за себя побоюсь… Гавриил… - и протягивает руку.
- Ты это серьёзно?
- Чо, паспорт показать?
- Не надо… Гаврила был примерным мужем, Гаврила жён своих любил… - улыбаюсь.
- Юмор приветствуется… - тоже улыбается. – С юмором и драться приятнее…
Беру его руку, резко жму до хруста, и медленно дожимаю, слегка повышая давление, чтобы дать понять, что я не голословен. Терпит, только желваки играют и глаза наливаются кровью. Отпускаю. Трясёт кистью.
- У меня брат такой же – сухопарый, кость широкая, арматуру двадцатку на вытянутых гнёт… А тебя-то как звать?
Молчу, думаю, как бы позаковырестее назваться.
- Чо, забыл?
- Да нет, обидеть боюсь…
- А ты не бойся – я не обидчивый.
- Серафим.
- Саровский что ль? – улыбается.
- Не, Свирдлофкий… - думаю, юморить так юморить.
- А если без шуток.
- Паспарт паказать?
- Ладно, верю… А ещё что умеешь, кроме руки ломать?
- А ты чо умеишь, кроме дратца?
- А вот угадай, кто это: «Я люблю, когда шумят берёзы,/ Когда листья падают с берёз./ Слушаю – и набегают слёзы/ На глаза, отвыкшие от слёз.»
- Рубцов.
- Верно. А вот это: «За мёртвым сиротливо и пугливо/ Душа тянулась из последних сил,/ Но мне была бессмертьем перспектива/ В минувшем исчезающих могил.»
- Тарковский.
- Молодец… А это: «Зачем притворяешься ты/ То ветром, то камнем, то птицей?/ Зачем улыбаешься ты/ Мне с неба кровавой зарницей?»
- Ахматова.
- А это: «Мне не надо ни благ, ни бессмертья – / Лишь бы ты была только моей.»
- Затрудняюсь.
- За прямоту и честность уважаю… это я…
- Так Вы, Гавриил, поэт? Как Вас по батюшке?
- Кончай выкать… терпеть не могу…
- Простите, но я с поэтами только на «ВЫ»…
- Не прикидывайся – будто сам не пишешь… теперь всякий мало-мальски образованный человек – писатель…
- Интересно, кто же теперь читатель?
- Ты что кончал?
- Среднее Сельское Профессионально-Техническое Училище номер шесть… по специальности: тракторист-машинист широкого профиля…
- Не, драться я с тобой не буду – слишком много юмора… я с тобой выпить хочу…
- А если я скажу, что не пью?
- Вот тут я тебе никогда не поверю…
- Почему?
- Ты нормальный мужик, а нормальный мужик не может не выпивать… по морде видно, не алкаш, но выпить любишь…
- Ну, хорошо… допустим… дальше что?
- Идём ко мне, посидим, как люди, за бутылочкой, о поэзии поговорим… Кстати, нам выходить… 


2


Строго говоря, не люблю я такие случайные встречи, эти разговоры… сиди, терпи…  а развезёт его так и два раза тебя биографией изнурит… Да и не вижу я в нём большого ума… даже среднего не вижу. При этом, чувствую, неуклонно вкручиваюсь в интересное событие – какое-то мистическое вовлечение… А, думаю, ладно, уйти в любой момент смогу – это ведь не он ко мне – не выгонишь… Но про день рождения не скажу – ещё не хватало, думаю, дурацкие поздравления выслушивать… Спрашиваю:
-  А скажи, Гавриил…
- Фима, зови меня просто – Гарик… меня все так зовут…
- Хорошо, Гарик… скажи какая у тебя самая любимая тема в поэзии?
- Любовная лирика…
- Что, шибко влюбчивый? Послужным списком богат?..
- Нет – жена и всё…
- Так что же мы сейчас к тебе придём, а там жена?
- Нет, она на лето к матери уезжает, на Тамбовщину…
- Понятно – всю душу, значит, в жену вкладываешь… похвально…
- Не совсем так… Короче, хочешь, я посвящу тебя в свою технологию…
- Любопытно…
- Запоминай всё, что будет происходить с этой минуты.

Мы вышли из метро и направились к рынку. Похоже, там его все знают. Он только приветствует продавцов, спрашивает как дела и двумя пальцами показывает на меня, мол, на двоих, а те отвечают на вопросы о делах и накладывают в пакеты что надо.
- Вот возьми… - протягиваю деньги, желая поучаствовать.
- Ни в коем случае – ты мой гость!
- Каусскае гъастипримства, да, ара?
- Канэщна, дъарагой!

Всякой зелени по два пучка: укроп, кинза, петрушка, зелёный лук, салат, базилик… две головки молодого чеснока, два килограмма помидоров, столько же огурцов… фрукты: абрикосы, груши, черешня…
- Всё… - говорит, довольно улыбаясь. – Осталось взять две бутылки вина, две буханки чёрного хлеба и две банки сайры, но это в магазине – в «пятёрочке»…
- Может скумбрию возьмём, холодного копчения? – предлагаю осторожно (у меня от консервированной рыбы изжога).
- Нет – скумбрия в другую тональность уводит…
Какой тонкий вкус, думаю, и глубокое понимание предметов.


3


Я старался запомнить каждую мелочь. Это была старая хрущёвская пятиэтажка, но со следами свежего ремонта – ещё даже краской пахло. Первый подъезд, третий этаж, квартира номер десять, дверь обтянута бежевым дерматином…
- Всё обещают снести, да никак… - словно оправдываясь, пробурчал Гавриил и вставил ключ в замочную скважину.
- Теперь не скоро… - ну, что-то надо же было ответить. Он посмотрел на меня с укоризной, мол, накаркаешь тут. Теперь я стал оправдываться. – Если так хорошо покрасили…
- Проходи… вот тапочки… Ты наверное ожидал увидеть бардак… А у меня порядок…
- Признаться, да… думал, попаду в хижину спившегося дядюшки Тома…
- Хороший образ… Пойдёшь руки мыть, чистое полотенце над ванной висит – вчера стирал…
- Нет, я рук не мою перед едой… только после туалета… а где у вас тут туалет?
- Там же где и ванная… а ты что не знаешь планировки этих домов?
- Нет, я в элитном доме живу… у меня двухуровневая квартира… санузел раздельный: ванная на первом уровне, туалет на втором…
- Интересно… приглашаешь в гости?
- Сперва посмотрю на твоё поведение…
- У меня по поведению всегда "отлично"…
- Вижу – все оценки на лице…
 
Стол накрывали в большой комнате.
- Заметь, для тебя всё самое лучшее… - и выставил из серванта семейный хрусталь.
В большое блюдо, помыв, сложил всю зелень, в другое такое же - помидоры и огурцы, в третье – фрукты… на два маленьких блюдца положил буханочки Бородинского и поставил их возле одной тарелки и возле другой… И прокомментировал:
- Резать продукты нельзя – от соприкосновения с металлом теряются их полезные свойства, и энергетика нарушается… только руками…
Открыл консервы и, банки тоже на отдельных блюдцах, поставил возле тарелок. И откупоренные бутылки поставил так же, и по хрустальному фужеру… Я улыбнулся.
- Самообслуживание?
- Да – это моё правило... Ну всё, садимся, поехали… За знакомство…
- Согласен… А ты драться со мной хотел…
- Я и сейчас хочу… Я вообще больше люблю драться с друзьями, чем с прочими… Никогда не буду драться с человеком, который мне неприятен… Вернее, буду, но без удовольствия, лишь по необходимости… Для меня драка – это святое…
- Интересная концепция… Ну давай, а то градус падает…
Выпили. Закусываем.
- Кстати, такое сочетание продуктов великолепно очищает организм… - говорит, хрустя огурцом, и подсовывая в рот пёрышки лука, укроп и прочее.
- Ещё бы – столько зелени и вина… Ты, случайно, с Малаховым не дружишь?.. уринотерапию, пракшалану не практикуешь?..
- Слушай, Фима, я начинаю в тебя влюбляться…
- Извини, но я в этом смысле мужчинами брезгую… и менять ориентацию не собираюсь…
- Я сам брезгую – я в другом смысле!.. Наливай.

Вторая была за поэзию. Закусывая, он спросил:
- А ты на какую тему пишешь?
- Я, вообще-то, антиглобалист… мне всё плохо: экология отвратительная, олигархи зажрались, чиновники в коррупции погрязли, политики америкосам продались, наглеют дальше некуда, народ совсем уже загнобили… вот об этом и пишу…
- Например…
- Например? Давай потом как-нибудь…
- Ну, хоть малюсенькое… хоть одно четверостишие, чтобы представление поиметь…
- Ну, хорошо, слушай:

Ой, ты Русь моя!
Всё изгажено…
Не цветут поля –
Только скважины…

И кругом враги
Снизу доверху…
Не видать ни зги,
Только шорохи…

Все зашорены,
Все зашуганы…
От большой страны
От большой страны… От большой страны… Извини, забыл – у меня от вина память слабеет…
- А у меня наоборот… А вообще, сильный стих у тебя, энергичный, зацепистый…
- Хорошо говоришь… продолжай…
- Не, я о другом хочу спросить – ты где служил?
Всё, думаю, начинается то, чего я больше всего не люблю в мужских посиделках.
- Недалеко… под Москвой… ПВО…
- А я в Афгане… трупы собирал, фрагменты, и в цинковые гробы укладывал… Такого понавидался, скажу я тебе, Фима…
Вино уже кончилось, а военная тема только набирала обороты, все мои попытки срулить в сторону не давали результата.
- Может в магазин сбегать? – предлагаю, уходить домой на такой ноте, думаю, неудобно.
- Не надо никуда бежать. – достаёт из серванта бутылку коньяка и две рюмки. – Вот, подарок комбата. Он в прошлом году был у меня проездом… Вот такой мужик… Берёг для особого случая…
Выпили.
- А закусывать коньяк надо фруктами…
- Не возражаю… - и налёг на абрикосы, я их очень люблю.

Выпили вторую, третью, а он всё продолжал и продолжал свой нескончаемый рассказ... а меня что-то в сон потянуло. И устыдился, думаю, не хорошо – такая тема серьёзная – можно ранить человека. Стал молиться. Незаметно для себя достал чётки, гоню...
Увидев чётки, он замолчал и смотрит на меня. Вижу, во взгляде чёртики пляшут.
- Так ты православный?
- Да. Крещён в младенчестве, а после сорока стал воцерковляться.
- Меня тоже в младенчестве крестили… но я предпочитаю буддизм…
- И чем же буддизм предпочтительнее христианства? – убрал чётки, смотрю ему в глаза.
- А там реинкарнацию обещают…
При слове «реинкарнация», я почувствовал, что всё во мне перевернулось и возникло острое, жгучее желание врезать ему куда-нибудь в область третьего глаза. Да ещё он говорил всё это таким противным тоном, словно вбивал гвозди в моё сердце. Увидев, что я набычился, он улыбнулся и продолжил, но уже несколько в иной тональности – снисходительно, мол, достал я тебя братец, теперь ты мой.
- Кстати, я читал, Христос говорил о реинкарнации, и ранние христиане придерживались этой идеи… но потом, святые отцы, на Никейском соборе…


4


Я ничего не делал, то есть отчётливо помню, что сигнала не подавал – кулак сам выскочил. Слетая со стула, Гарик зацепился за стол, раздался грохот падающей посуды, овощи и фрукты раскатились по всему полу… Надо было видеть каким счастьем озарилось его лицо. Он схватил напольную вазу и бросил в меня, я увернулся, следом полетела пустая бутылка… я опять увернулся, поднял его и швырнул в дальний угол на диван. Дико хохоча и азартно сверкая глазами, он метнул в меня бра, и тут же принялся за всё, что висло на стене: портреты, живопись, сувениры… Сверху топали, снизу стучали по батареям, но он не обращал внимания… Когда он сорвал со стены большое полотно Шишкина в тяжёлой раме («Утро в сосновом лесу»), я кинулся на него, чтобы предупредить полёт хорошей репродукции... Тут раздался звонок, и в дверь нетерпеливо постучали, судя по звуку, ногой… Я перенаправил себя – пошёл открывать.
- Не открывай! – испуганно закричал он. – Это страшный человек! Он тут всем рога загибает!
- Извините Гавриил, но от ваших слов мне сделалось настолько любопытно, что остановить себя я не в силах.
Я решительно отпер дверь. На пороге стояло существо габаритами значительно превосходящее дверной проём. Это обстоятельство меня раззадорило ещё сильнее. Вспомнился Фёдор Емельяненко – его бой с двухметровым корейцем. Я осенил себя крестным знаменьем и мысленно помолился: «Господи помилуй, помоги…» А вслух мягко обратился к пришельцу:
- Добрый вечер. Вам кого?
- Фсех, кто тут есть? Я буду лепить из вас пельмени…
- Гавриил, покажитесь, они хотят видеть ффсех… Они голодны… давайте покормим их… посмотрите, Гарик, у нас в холодильнике, случайно, нет ли пельменей?
- Не-ет. – проблеял Гавриил, оставаясь на диване.
- Извините, у нас нет пельменей… но есть превосходные, свежи томаты… ростовские…
- Ну фсё, шутничёк, маё тирпение лопнуло… сичас будут тибе и таматы, и афтаматы, и гроп с музыкай…
Существо потянуло ко мне руки, видимо желая взять за грудки…
Произошло то, что должно было произойти – так, как учил меня мой тренер, Царство ему Небесное… и я оттолкнул эту падающую глыбу, чтобы не ввалился в квартиру, но придерживая, чтобы не ударился головой.
- Красиво… - констатировал Гавриил. – Но, блин, чо щас будет…
- И что сейчас будет…
- Придут его дружки и откомбричикосят нас по полной программе… будем похожи гуимпленов...
- А давай-ка, мой друг, сделаем так: пока этот отдыхает, пойдём к ним и спокойно побеседуем на их территории… И возни, согласись, будет меньше, без этого…
- Слушай, Фима, я тебя совсем зауважал…


5


Мы перешагнули через отдыхающего любителя пельменей, и вышли на улицу. Смеркалось. Гарик привёл меня в соседний двор. Они, ребята неопределённого возраста, с несколько одутловатыми лицами, отдыхали на детской площадке. Человек семь. Естественно, пиво… разумеется, водка… и дым сигарет на закуску… Один бренчал на гитаре и хрипло во-калил (не могу назвать это пением), подражая то ли Высоцкому, то ли Джигурде…
- Чо шумим, чо не спим… - живо начал я диалог. И не дожидаясь ответа, - Позвольте инструмент, я исполню на ваше внимание любимый романс – «Мой костёр в тумане светит…»
Во-калист замолчал. Он посмотрел на меня, брезгливо сплюнул и, обращаясь, видимо, к сильнейшему, спросил:
- Череп, кто это?
Крупный мужчина, остриженный налысо, бросил окурок и, поднимаясь, процедил сквозь зубы.
- Я не знаю, кто это, но костёр его сейчас погаснет.


6


Не берусь оценивать побоище в целом, но работа Гавриила мне понравилась. Если бы не он, мой костёр действительно бы погас.
Домой приехал на такси. 
- Смотри на дорогу… - напоминал я водителю каждую минуту. Но глаза его опять и опять косились на меня. – Ну, что ты всё смотришь, не видел побитого человека?
- Ты похож на Федю после боя с Сильвой.
- О, интересуешься боями без правил?..
- Уважаю…
- Ну, давай поговорим…

Оказавшись дома, я принял душ, «зализал» раны и сразу лёг. Но уснуть не удалось – слишком много впечатлений (такого дня рождения у меня ещё не было), и очищение организма не прекращалось до самого утра…
В 9:30 позвонил на работу сказался больным. Затем поехал к знакомому врачу, взял больничный. По возвращении позвонил Гавриилу.
- Привет.
- Кто это?
- Серафим.
- Не мешай – я в творческом порыве… потом сам тебя наберу. – и прервал связь.
Он позвонил уже где-то около трёх.
- Ало! Привет…
- Кто это? – я узнал его, но думаю, пошучу.
- Кунак на лихом скакуне… Записывай… - и сразу стал диктовать.
- Погоди, дай ручку взять и бумагу… И ни тъак бистра скачи, дарагой къунак…
- Готов? – по голосу было понятно, что шутки в данный момент он не воспринимает.
- Да.
- Поехали:

Вчера, как будто бы сквозь дым,
Я в подземелие спустился,
И шестокрылый Серафим
В вагоне шумном мне явился.

Мы говорили обо всём,
И о тебе, моя родная…
Я пригласил его в наш дом
Он согласился, понимая,
Что я зело нуждаюсь в Нём.

И от вина не отказался,
И коньячку со мной хватил…
А как потом он ловко дрался…
Нет-нет – он был уже без крыл.
А после драки попрощался,
Нырнул в такси и укатил…

- Ну, как?
- На мой вкус хорошо, но Пушкин, боюсь, обиделся бы…
- За что, Фима?
- Ты его превзошёл…
- Блин, я серьёзно, а он шутит…


7


А вы заметили, сколь тонко организовано вразумление? Прежде я был убеждён, что для сочинения любовной лирики надо непременно флиртовать и заводить курортные романы… а я не умею уже ни того, ни другого…
Кстати у меня тоже пошла любовная лирика. Робкая, правда, ещё, но поймите - это же новость в моей литературной практике…
Вот образец:

Ах, какое лето… ах, какое!
А дожди какие… а цветы…
И желание, как облако, простое –
Чтобы завтра встретилась мне ты…

И вот ещё замечание: политика меня больше не интересует, и холостяцкая жизнь надоела… думаю, только заживёт лицо, сразу пойду свататься… есть у меня одна на примете…
Как думаете, согласится?
Ну, вы же видели мою фотографию… а теперь и характер знаете...


8


Всё болит. Хожу в солнечных очках. Да, собственно, никуда и не хожу – раз до магазина дошёл (затарился на месяц), да в храм съездил – исповедался и причастился, и всё… 
Чтобы не занимать много времени на исповеди утром, я подошёл к нему по окончании вечерней службы накануне.
- Батюшка, у меня к Вам разговор…
- Да, Максим Андреич, я весь внимание… присядем…
Мы присели на лавочку – надо же так – прямо напротив большой иконы Серафима Саровского. Я осенил себя крестным знаменьем и поклонился великому старцу. В сердце прозвучал отклик, слёзы навернулись на глаза…
Слушая рассказ и осматривая моё лицо, отец Варсонофий улыбался и, как будто согласно, кивал головой. А когда я умолк, тихо сказал:
- Человеколюбец Господь долготерпелив и многомилостив… воздадим Ему должную честь и хвалу…  - и благословил на чтение акафиста «Слава Богу за всё!».



28.06.12
17:57