Моя сказка о рыбаке и его рыбке

Он был молод, силен и свободен, как ветер. Он море любил больше всех на свете.  Оно ж было более, чем благосклонно. Пенилось, правда, волной соленой, - то ли играючи, то ли серьезно. Ласковым было оно и грозным.
Глаза ее были похожи на море. В них тоже плескалась морская синь. Они друг друга встретили вскоре. И он подумал: какая красивая… И стайкой серебряных маленьких рыбок звенел ее смех удивительный. А море застыло свинцовою глыбой и мучилось – лишь бы не мстить ему! Он холодок почувствовал бриза, но теплыми были ее глаза. А море подернулось дымкою сизой. И больше они не смотрели назад.   
Им казалось, так будет всегда: каждый день просыпаться счастливыми. Ведь бедность по сути своей – не беда, когда влюблены и живы! И гася поцелуем ее улыбку, называл он ее Золотой своей Рыбкой. Только глаз морских ее синева вынуждала его признаться, что по морю начал он тосковать  и мечтал на волнах качаться.
Море ждало. Лишь море умеет ждать. И к нему всегда возвращаются. Время настало  парус поднять – и вот уже он поднимается.  Она  попыталась его удержать – то ласками, то упреками. Он ушел. А она разучилась дышать – настолько была одинока.
Дети стали ее спасеньем: им себя отдавая сполна, водила их в церковь по воскресеньям, а ночью, оставшись одна, молилась, покуда хватало сил, то верить пытаясь в лучшее, то представляя, что разлюбил. И совсем себя этим измучила.
Домашнего плена сломавший печать и снова - свободный как ветер, задумался он, начиная скучать - по ласкам ее - и по детям. И сила, вырвавшая из-под крова, в ее объятья тянула снова.
Она, чуть не спятив от счастья с ума, забыв, что сказать хотела, его упрекнула, зная сама, - не надо бы этого делать! А он, вдруг заметив ее седину, морщинки и глаз усталость, тотчас ощутил, что в груди – не вздохнуть – огромная нежность и жалость. Но вместо того,  чтоб ее обнять  -  набычился, брови хмуря, и вовсе не то, что хотел сказать  вдруг брякнул, досадуя  - "Дурень!". Всю ночь он шлялся по кабакам, а утром  он в море вышел, уверенный, - там-то наверняка он скоро слова отыщет.
И так повторялось - из года в год. Все лучшее - лишь в разлуке. При встречах – все было наоборот. И так - тридцать лет. Что за муки! Но каждое утро молилась она, чтоб штормы его обходили, чтоб ясное солнце или луна попеременно светили.
Ее молитва о Нем:
Господи, Ты есть один настоящий,
А все, что не Ты - иллюзорно и ложно.
Храни же его, от меня уходящего,
Всегда и везде, где только возможно.
Спаси же его от вражьих наветов,
От злых искушений, соблазнов, уныния.
Свети ему, Боже, в ночи Твоим светом,
Болезни и всякие скорби отринь от него.
Боже, да будет воля Твоя
В наших исканиях и расхождениях,
Прости же мне, что так люблю его я
И даруй ему и любовь, и прощение.
Их дети разъехались - мир велик. И внуки растут пострелы. Он вдруг осознал, что почти старик.   А разве она  молодела?   Он мало надеялся на чудеса, - ведь мы же всегда одиноки. Но думал частенько, что он и сам бывал без причины жестоким.  Стихи он сложил, но отдать не смел, - так как же прийти друг к другу?  И вот он вошел и рядом с ней сел, и просто взял ее руку. Щеки коснулся, в глаза взглянул, в висок ей уткнулся носом. Знакомый запах волос вдохнул. И не задавал вопросов. Она улыбнулась, ну как тогда, - и души пришли к созвучью. Обиды растаяли без следа, и вспомнилось только лучшее. Вышли из дома. Был берег тих.  Их души больше не мучились. Бережно море приняло их. Свободных и неразлучных.