Диггерское вербное воскресенье

Как на улице вербной воскресие не в чести,
не крести себя здесь, по сусекам души скреби
и нащупай в карманах дырявых пяток монет,
побреди по заутренней к запаху сигарет,
к перегарным оконцам решетчатого окна
этажа подземелья, где нежит дурман луна.
Тут и свет из-за штолен не меркнет который год,
и на тесных задворках народец лихой снует.
Становись тише мухи, приземистей комара
и вертлявым ужом просочись в тишину угла,
и сверчком вездесущим проникнись сквозь пелену,
окрылись белым ангелом в вырытую нору.
Тут ни света теней, ни ненужных без дела фраз,
тут бой света ведет, кто не первым пришел в залаз.
Это палево. Это итак глубоко от дней,
где бестактное время несет по земле коней,
где гуляния с пиршеством, тосты и белый ром,
и молчат о покойниках, вспомнив о них втроем,
по волнам, где несет свою баржу из пункта в пункт
полуночный пропойца, биндюжник, и дамский плут.
Не история это про тихий воскресный день,
про крысючек, что на базаре плетут плетень,
и сутулых фигур в предзакатном хмельном краю,
и где тысячи рваных разменено по рублю.
Это вечность, подземное царство, как Коктебель,
словно райское место земли по-нарытых пней,
по-наставленных тюбингов из чугуна, болтов
по-навкрученных мерно в сплетение узелков.
Места нету тут неприятелям и врагам,
из-за грамма воды тут не будет скандальных драм,
и побега по веткам проторенным да пустым
под небес парусами на остров галерных зим.
Так и выжить бы подле сей улицы в шахте той,
не свалиться в расщелину, забутовав покой,
не забраться в глубины, зарывшись в сырые рвы,
забурившись в систему, в центральную часть дыры.
И в глухих певунах под прицелом седой совы
со сверчками напиться, косяк подорвать травы,
и танцуя воскресником танец кривых зеркал,
быть никем не разгаданным – не совершить запал.
А под ночь возвратиться бы из седины глуши,
из заснеженных и ледяных полюсов вершин,
из бескрайних и недопротроптанных узких троп,
где ни бога, ни черта не видно, ни зги дорог.
Эта улица будет, как прежде, тебе верна,
не любовница, впрочем, нежданная, как жена,
её помнишь по памяти – вправо, потом в обход,
и налево до края пропасти, где живет
тихий сквер, затаившийся среди плакучих ив,
старый пруд, в листьях лавки и сонные фонари,
и фонтан в глубине обезвоженный на ремонт,
и в окне долгожданная тень, что не спит и ждет.
МН