Крылато дорастая до Отца - о поэзии Эллы Крыловой

На фото - картина Автора "Горная сага".)

По изречению Бюффона: «Стиль – это человек». Многоцветный стиль роднит Эллу Крылову с Евгением Баратынским. Они разнозвучны, но равно ассоциативны, равно смешивают суровую реальность и закодированную ирреальность. Стихи Эллы Крыловой покоряют своей содержательностью, блеском изложения, ошеломляющей новизной ассоциаций, иногда резкими инвективами. Стиль – то сухо деловитый, но изысканный, то проповеднически-страстный, но насмешливо-ироничный:

                Увы, для торопливых глаз
                всё – мимолетность, скоротечность.
                …
                Пустоту мы обносим стеною,
                черепною коробкой, строфой.
                Я сижу на пиру Алкиноя
                между Фаустом и Мустафой.
                …
                А равнина в снегу – загрунтованный холст
                для грядущих батальных полотен.

Поэт – это неподдельность чувств прежде всего. Поэзия Эллы Крыловой светится необыкновенной душевной красотой, в которой нет изъяна озлобленности или надлома. Мудрость, добро, мир, человеческое достоинство, иконы, свечи, молитвы – всё это естественно вплетено в поэтическую ткань.

В поэтике переживание увековечивается, оно оторвано от остальной жизни; чем нежнее звучит лира, тем более мозаично поэтическое полотно. Грусть, недовольство жизненными устоями («не пригоден сей мир для житья»), всплески радости- «мы входим в мир, кругля восторженно глаза», любви, жалости, иногда пантеистического безразличия, и со всем этим – святость жизненной первоосновы, которая дает заметить благородство, порядочность, где добро и зло, перемешиваясь, враждуют между собой, пропущенные через огонь трагического мироощущения.
Дух Господень вдохновляет пророков и поэтов, и он рано или поздно возвращается к своим религиозным истокам. Поэт внимает «Божьей немоте» и видит фаворский свет, который льется из «окошек, где распивают на троих, / из глаз брачующихся кошек», этот свет помогает созревшей душе «крылато дорасти до Отца».

Высока техника стихотворений, словарь даже несколько перенасыщен, разностопность стихов дает высокую и чистую ноту поэтики. Смысловая нагрузка не вступает в противоречие с техникой стиха. Рифма становится изобретательной, иногда нервной. Но не за этим ли мы обращаемся к поэзии как к пределу человеческой речи, игре тени и света, встрече трагической случайности с неизбежностью?

                Весь мир мне – храм, весь свет мне – дом!
                …
                Обетование дано
                Тобой нам, воплощенный Логос:
                зерну погибнуть суждено,
                чтобы возрос, налился колос.

Настоящие стихи похожи на дыхание, в них нет ничего высокопарного, высокомерного, сверхчеловеческого. Читая книгу «Простор», убеждаешься, что смысл человеческой жизни – в духовной самореализации. Ореол благодати и ясности сопровождает автора в жизненных коллизиях, как и трепетное отношение у миру без надрыва и показной жертвенности.

                Земля безвидна и пуста,
                свод неба – обгорелый, черный.
                Но и присутствие Христа
                все ощутимей, все бесспорней.

Можно сказать, что стихи Крыловой – маленькие психологические новеллы. В то же время они очень музыкальны. В них слово, как носитель звука, значительно и полновесно.

Не обязательно быть винтиком системы, можно:

                Мыслить не иначе,
                чем рыбы, чайки, ничего не знача,
                не зная даже, есть ты или нет.

Поэт – созерцатель, он не хозяин, а гость в своем времени, и слово его порой не вмещается в нас.
В реальной жизни от человека требуется и грубая физическая сила, и поэт готов уступить место, им занимаемое, он и так отрешен от мира, но доигрывает свою роль, сосредотачиваясь на былинке, бабочке, дереве, находя необычное в обычных вещах.
Вечные темы: жизнь и смерть, время и вечность, нравственные основы жизни, - вот содержание стихов Эллы Крыловой, наполненных лесной тишиной, любовью к земле, к знакомым предметам. Эти стихи взяты из самого надежного источника – милосердия.
Храм поэзии Эллы Крыловой хрупок и совершенен, в него «не пропишешь любимых», но из всех его окошек виден свет.

10 декабря 2002