Пред анонс Любовь или война

Когда уходят первые ряды,
то зал конечно не пустеет,
в надежде кроткие шаги,
что обомлев (до скорого) прохладой веет,
и как понять, что пересев,
рука нашла и взяв другую,
ты повстречал наверно ту,
но для тебя чужую?

Да право стать без норм и идеалов,
без суетной маевки и тоски,
за подвиги вручали генералам,
их первые погоны ярлыки.

Тянули лямки рядовыми
ремень ружья и сумку патронтаж,
в траншеи пушечным жупелом
увядших тел летела блажь.

Ах барышни стреляли холостыми
улыбкой с дымом папирос,
с холодным сплавом наготы ли
округлых форм в сплетеньи роз.

от предложения до леммы
чувствительных огня волос
вне просветления гордыни
теряли стоимость и спрос.

боз с бусом траги поменялись
один из них античный русс,
пластунские в степи засады,
в тамань бежал свирепый трус,
и от чеканки придать приняв
хазарский заговор и сглаз,
из плоти именем созвучный (теберий),
покрыл проклятьем ашкеназ.

Полно оно грехопадений Рима
фамилии за землю взяв,
за сорок лет топтать пустыню
во ****стве святость потеряв.
(Се бо Готьскыя красныя девы... поют время Бусово)

Да мне все ровно, что посеил,
оно бы махом проросло
ведь я вот все таки намерен,
сколь многогранно ремесло
идиолектной кульвериной
смаля фитиль заподлицо
стрелять ударными статьями
в полит-кощейское яйцо.

Оно то так в закрытом сердце,
там разум царь и воевода,
и если в небе солнце светит,
кому-то ночь длиннее года.

Неволя воина война,
ржавеет меч духовной болью,
в миру в той крепости полно вина,
в войну там густо поливают кровью,
подарки щедрые богов огонь и сталь
штыки и пули, и лицезреют скверны казнь
утесы каменных горгулий.

С тобою витязь два крыла,
отвага с славой под кирасой
и если пятая пята шестой уж след оставит расой,
убей арийского скота - изгоя духа светлой ассой.

Я пожелал еще зимою,
тогда февраль меня утешил
и вспомнил осени погоду
и три пути когда опешил...

На каждый век хватает боли,
на кратный миг из толик счастье,
вот только не хватает воли понять,
что ты в дурмана власти,
понять, что выбор илюзорен,
что смех всегда сменяют слезы,
а летний зной пронзают грозы,
студеных зим есенние цветные листопады...

Было ж время когда не писал,
не любил, а больше ж ненавидел,
и ристалищь других не сыскал,
под гербами клич славы пресытилЪ.

Ком обид, к горлу тяжесть свинца,
не из легкости думы шальные,
я прощаю в других и себя,
иже так еси будет отныне.

не томись в погребах вера,
возродись же любовь как святыня
ты воспрянешь опять духом
иже так еси будет отныне.

Да, сможешь стать моим партнером,
беседы спутником наивным,
симеотичным контактером,
мышлением моим крапивным.

Стань в воздухе преступным замком,
гнездом стань свитым на утесе,
кольцом стань на беззвестном пальце
в саду стань самой дивной розой.

О Феб, спошли мне музу,
водушеви плоть из эфира
когда в пределы ноосферы
под индекс слог достигнет мира.

Когда событие нагрянет и ощутив себя героем,
мне вновь захочется наречий,
мне вновь захочется покоя.

И в кузне буду я глаголить,
писать бессонными ночами,
те золотые нити правды,
с проникновенными речами.

О Феб пошли мне музу,
что возвратит меня к истокам -
к ударным мысленным порывам
к телесным чувственным порокам.

А пока запускается спутник,
предисловье достигнет вокзала,
и вторые ряды осветившись,
на момент остротою кинжала
мне покажут чужую руку
что родною за время то стала.

(что предшествовало)
дамасской стали лезвия холодом,
резали меня продольно ножем с воротом,
в ручке с отворотом теплое, почти что серое
вторицей, мне и в горящих кущах не помнилось -
ракиты плакучие волосы, рыжие почему то.

Я сидел на разделительной полосе,
полотно чинно латками делалось шоссе,
сердцу пелось, моторам ревелось,
но было спокойно, поглащая чай в городской суете,
прямо на асфальте меня отводили под руки.

Споря с чужими тенями
протестно канкан отплясывал на тевтонском кресте,
а там отвар с травой стоял подле бара открытого всем.

Хотя где б случится оказии,
когда слабило и на лоб вылезали глаза
ибо людно по пуст был парад,
на машины не клеят лица,
и не маска а темный блеск пафоса
пустых уборных, зашел к лекарю.

Отсюда начало рассказа
как вышел издерганный всеми ветрами,
замученный пробками армии красной
в названии улиц и колким штыков
взглядов из фильмов кустурицы про заратустру.

Они же огнепоклонники развелись,
но так же горели сварожьями искрами,
когда рыбы летучие к ним позвались,
удобряя азотом бездвижимых тел истомленную почву.

Да в прочем знать тогда глубины сна,
что к ногам прибивали глаза
и спина помесщалась в холодный чехол
и от солнца палящих лучей
я очнулся от бреда несвязных речей
только вот непонятно от чьей...

так зачем лекарей привело мне сознанье из сна,
так зачем этот путь истоптал...   

лечи меня травник, сшей из мое боли
саван безумия, да подари ворогу,
надень на вещую птицу ворона,
а меня пусть очурается клином пугало забитое в оземь,
половецкая гадина и змея пусть красавица, да с рыжем волосом.

ведаю, самураи о фудзияму точат мечи,
волны радио распыляй не мечи икру бесовы дети,
где с измальства пугали кощеями с раскосыми душами,
желтые рептилии хладнокровия,
бушидо - путь воина, путь служения отечеству,
где предтечи пьют дедов чай -
император и 10 наложников
с измальства выступали потом накожным,
а меж тем неприложных законов -
в плуг закуют, как в книге мертвых,
по степи до моря из слез, до славянских пирамид -
спит пращуров вещих сном дух.

Даже арии, что на маршах гутарили,
наши вольные степи - воздух,
болотный газ горчичный нюхай зараза русский дух
из былинной печи, арискаки на плечи повесив,
вот и торнадо привет от коренных индейцев с трубкой мира -
Сибири нашей надежды.

матушка не хули моей нетерпячки,
ибо счесаны локти и скулы,
наперстянки желают в юртах чувств,
ошарашенных манкурты заразные с
гнойливыми ранами мозга.

а я не оседлый от казачьей крови, хоть поэт и мне воздух с каждым раскатом грома программа здоровье - национальный проект, я журналист, а не прифект.

с каждым стуком под бой барабанов,
заживают все раны мази, травы, обниму древо, семейное рода руками.

ты мой посох расколю до колен оземь,
да таких призову истуканов,
вся боль белой победы в саван обернет умиравших за веды,
прибегут да нечистым удел щи хлебать из мазуты,
брюхо подтянуть жгутом, паскудства мороки, где вышние боги.

беги не беги хоть спасайся в лесу, ведай ты силы придал подлецу, когда старшие братья глядя на восток на йогу подсели, на театры теней и мели восточных приправ, знай что книгу сияний писали славяне, а асур с поднебесной вел бой белый конь воин, когда вылуплялись из месячных капсул птенцы.

задуши себя летой двухцветной, что напялив на праздник заветный перепутал эпохи часы.
Что же деды они моралисты победы, неж чучела новой заварки росы.

а сам признаюсь смирения ради, чтоб отмахнуться когда чурки лезли с братом с ловами, ради славы, но символ обратный имеет свои каверзы.