С лёгкой руки

- Дюже тяжёлая у тебя рука, внучок, - прокашлявшись от попавшего не в то горло чая, оценила бабушка мои усердные попытки помочь ей. - Ладно, беги, играй, а то брат твой заждался уже.

 Я выбежал на крыльцо, и, перепрыгнув через две потрескавшихся ступеньки, махнул рукой в сторону радаров противоракетной базы, роль которых успешно выполняли три высоких подсолнуха:
 - Колян, пошли! Бабушка отпустила!
 Из зарослей показалась русая голова брата:
 - Щас, погоди! Если мы к соседским идём, надо оружие собрать.

 Последнюю неделю мы ежевечерне собирались вместе с пацанами соседней улицы, чтобы отдать нехитрую дань фильмам "про ментов", стремительно набиравшим в те дни популярность.

 Поначалу мы долго, чуть не до драки спорили, как распределить роли, пока Санёк, самый старший из нас, не предложил решить проблему с помощью карт. Из колоды отбирали равное количество красных и чёрных, и каждый, не глядя, вытягивал свою роль.

 - Мих, давай махнёмся, не хочу быть бандитом, - предлагал мне иногда мой брат. Мне было, по большому счёту, всё равно, на чьей стороне играть: и "менты", и "бандиты" представлялись мне бегущими по одной дороге, затаившимися в одних и тех же кустах. Важен был процесс, ощущение - неделимая смесь чувства опасности и одновременного знания того, что это понарошку, "по игре". И я соглашался.

 Через несколько лет нас с братом раскидало по разным дорогам: он сумел поступить в институт. На экзамене вытянул билет, который лучше всего и выучил накануне.
 - Повезло, с лёгкой руки взял. Иначе бы не сдал ни за что, - смущённо оправдывался он.

 В институте Николай продержался, однако, совсем недолго: неудержимо втягивало его в какую-то иную жизнь, где нет проку в полуторачасовых сеансах теоретической зубрёжки, поскольку мир познаётся гораздо полнее с помощью методов, не описанных ни в одной книге.

 Временами в наше село приходили от него письма. О, как я завидовал, сравнивая нарисованную им картину со своими милицейскими буднями, ведь всякий раз сравнение это было не в мою пользу!

 И теперь, вжимаясь в стену последнего лестничного пролёта с "макаром" наготове, я жалел лишь об одном: что не прогнал вовремя эту зависть, не захотел в те дни получше узнать своего брата.

 - Я не собираюсь стрелять, - наугад кричу в закрытую дверь на чердак. - Давай просто поговорим.
 Жду секунду, другую... и когда уже почти решаюсь подойти ближе, с той стороны раздаётся выстрел. Звук оглушительным эхом отдаётся от обшарпанных тёмно-зелёных стен, и я слышу лишь конец фразы:
 - ...не о чем говорить. Делай, что менту положено.
 "Неужели он действительно готов был убить меня?"- мысль заполнила моё сознание, мешая выстроить хоть сколько-нибудь логичный ход дальнейшего разговора.
 - Коль, поубивать друг друга мы всегда успеем, - родил я наконец. - Скажи мне, ну как так вышло, что сейчас мы по разные стороны этой двери?
 Настала долгая тишина, но мы, собственно, и не торопились. Впрочем, с минуты на минуту должен был прибыть отряд ОМОНа, а эти парни к долгим беседам не расположены.
 - На моей стороне было куда больше возможностей, - последовал наконец ответ.
 - Ну и чем всё закончилось? - спросил я, но ответом мне был лишь очередной выстрел.
 - А ничего ещё не закончилось! - добавил из-за двери мой брат. Его голос прозвучал чуть тише, и я понял, что он отошёл от двери.
 - Если бы ты не был такой доброй размазнёй, то давно догадался бы, что я стою у самой двери, и всадил бы в неё всю обойму, - добавил он.

 Я не нашёл, что ответить на это обвинение, но внезапно меня осенило. Прерывающимся голосом я произнёс:
 - Ну что ж... Сейчас моя доверчивость подвела меня. Один-ноль в твою пользу.
 Через полминуты узкие лучи летнего солнца, бьющие из продырявленной двери, померкли: в отверстии мелькнул настороженный, кошачье-зелёный глаз. Впрочем, я удачно спрятался в неглубокой нише, оставив на виду лишь ноги ниже колена, и понять по мне ничего было нельзя.

 - Отлично, - констатировал наконец Николай, возвращаясь в своё укрытие. - Теперь давай так. Сбрось пистолет на нижний пролёт лестницы, тогда я выйду.

 Мне вдруг стало очень жарко в форменной фуражке. Сняв её, я окликнул брата, чтобы он следил, как я выбрасываю пистолет.

 Через несколько секунд узкая дверь, скрипнув, медленно открылась. В образовавшейся щели я разглядел лицо Николая.
 Внимательно присмотревшись, сторонний наблюдатель смог бы уловить между нами определённое сходство: светлые, непослушные волосы, высокий рост, прищур зелёных глаз... но вот те неуловимые черты, что составляют главное в лице - его выражение - были у нас сейчас совершенно несхожи.

 - Подними руки, - направив на меня пистолет, приказал Николай.
 - Но я думал, мы всё-таки спокойно поговорим, - растерянно ответил я.
 - Я сказал лишь то, что сказал, - продолжил мой брат. - И сделал лишь то, что обещал. Теперь мне пора.
 Но он успел сделать лишь пару шагов вниз: внезапно с лестничного пролёта раздался шорох и характерное клацанье взводимых курков.
 Прежде чем я успел обдумать ситуацию, мои ноги сами оттолкнулись от заплёванного пола последнего этажа и понесли меня вниз, а язык, самостоятельно решив, на чьей я стороне, вовремя произнёс предупреждение, что "это свои".

 Николай негромко выругался и снова скрылся на крыше. "Да, сегодня определённо не мой день, - в очередной раз подумал он, - а как было бы здорово взять Мишку в заложники: глядишь, вырвался бы..."

 Один из спецназовцев с ноги открыл хлипкую дверь. Отряд уже занял позиции, и на секунду воцарилась тишина, словно эти ребята решили поиграть в "морская фигура, замри".
 Потом они, не проронив ни слова, будто были отборными телепатами, быстро втянулись в короткий проход, в конце которого слепил глаза жаркий летний день.
 Через пару секунд все выступы и трубы на крыше были под прицелом.
 Я не решился окликнуть Николая, предоставив омоновцам выполнять свою работу. И в тот момент, когда все они растеклись по разным углам, из-за полуразвалившейся кирпичной трубы на самом краю показался мой брат.

 Я машинально вскинул пистолет, но понял, что в этом нет никакого смысла: Николай стоял у низкого бортика крыши, направив дуло себе в висок.
 Под прицелом нескольких автоматов он тихо сказал:
 - Ты никогда не сможешь познать, что такое полёт, потому что всю жизнь боишься разбиться. Прощай.
 И раньше, чем кто-либо успел сделать шаг в его сторону, Николай резко откинулся назад. Секундой позже в воздухе раздался одиночный выстрел, подхваченный раскалёнными от зноя стенами соседних домов.