На Чумыше

Заря едва блеснет средь тополей,
и тени заворчат, забеспокоятся,
полезут, как зверьки, из всех щелей,
и под туманом утренним укроются.

Малиновые губки у зари,
а кожа девы - бархатно-румяная.
Погасит Ночь на небе фонари
и побредет босой росою пьяная.

Постель из трав поутру так мягка,
и солнца луч совсем не в наказание.
Гуляют в парке-небе облака
и солнышку с почтением внимание 

радушными поклонами творят,
попарно, стайкой к западу стекаются,
о чем-то  о небесном  говорят,
улыбкой белопенной улыбаются.

Каркасы мертвых, мшистых тополей,
цепляя бирюзу ветвями голыми,
стоят в свету остовами церквей
над преданными, брошенными селами.

Их рассекает солнца луч косой,
мозаикой цветной играя с травами.
Любуюсь неземною я красой,
укрывшись под тенистыми дубравами.

Мне трель по утру вяжет соловей,
а солнца луч к ладошке робко тянется,
торопит: поднимайся, друг, скорей -
не то другому новый день достанется.