Портрет

      На летние каникулы меня отправили к бабушке и дедушке в Крым.   
За окном поезда быстро менялись пейзажи и,подобно фотографиям в альбоме,легко находили место в моей ещё не переполненной впечатлениями отроческой памяти.
      Встретили меня тепло.Бабушка приготовила караимские пирожки.Я их с удовольствием уплетала, запивая кизиловым компотом, пахнущим кирпичами родного крымского дома и детством.
      Игра на пианино занимала только час.Остальное время я слонялась по дому в поиске какого-нибудь занятия.Как-то раз я открыла ящик дедушкиной тумбочки. Внутри лежал надорванный пакет с листами белой бумаги и коробка заточенных карандашей. Пахло свеже спиленным деревом.Я аккуратно разложила новенькие канцелярские принадлежности на обеденном столе. Начала рисовать. Первая линия получилась спотыкающейся,как плохо отработанное стакатто.Нехорошо, нужно сильнее нажать на карандаш. Я попробовала ещё раз. Грифель проделал бороздку в бумаге. Нет. Так можно и дырку продырявить. Нужно натренировать руку.Чтоб она была гибкой.Как при игре на пианино.Чтобы пальцы  чувствовали карандаш и бумагу,как будто это клавиши. Но,как? Следующая линия получилась уверенней и красивей.Вперёд! Вот это другое дело! Рука подчинилась карандашу.Он принялся выделывать сложные сальто.Узоры из множества нитей.Вот тоненькая, как волосок.А эти широкие и прямые. А тут мелкие штрихи. Они бегут и исчезают в конце листа. Как балерины - со сцены - за кулисы. « Это, как играть этюды  Черни, чтобы разогреть руки», - подумала я.
   Через час половина пакета бумаги была изрисована вдоль и поперек всякой ерундой.Так охарактеризовал дедушка,плоды моих стараний.   
   Засыпая, я вновь увидела картинки  из поезда. Решила, что завтра  непременно попробую их изобразить.
Утром мы с дедом куда-то ходили, что-то покупали, я  целых два часа играла на пианино, потом помогала бабушке по дому, но мысли...  Мысли мои плутали по белым прожилкам бумаги между переплетениями серых  карандашных линий..
   Старый  стол c разбросанными на нём каляками-маляками гипнотизировал меня. Я зажмурила глаза.Опять появилось  вчерашнее трепетное чувство, вроде ожидания чего-то. Странное чувство... Со мной, бесспорно,  что-то происходило.
Я взяла новый лист бумаги, новый отточенный карандаш и спокойно, без вчерашней спешки сделала первый  набросок.
    Стали появляться очертания местности.Напоминали одну из хранившихся в моей памяти.Рука двигалась всё увереннее, как будто проигрывала по нотам давно знакомую фортепианную пьесу.
    В гостиную заглянул сосед - давний друг моего деда. Удивлённо посмотрел на меня и, вдруг, подняв палец вверх, мгновенно исчез. Он вернулся через несколько минут. Притащил огромный рулон плотной желтоватой бумаги, большую книгу и коробку от конфет. В ней  оказались железные кнопки с плоскими набалдашниками и толстые палочки чёрного угля.
   - Большому художнику  большие полотна,   - сказал он низким бархатным голосом.  Весело подмигнул. Принялся прикалывать развёрнутый рулон к стенке продырявленного  гвоздями и изъеденного шашелью шкафа. -  Вот тебе книжка, а вот и портрет.
На первой странице была  отпечатана чёрно-белая фотография старика с  одухотворённым лицом и длинной седой бородой.
   – Его изобразишь - поклон тебе низкий. Любимый он мною беспредельно. Память мне будет. А ты работай, работай! Не отвлекайся понапрасну!
     Сосед ушёл, а я стала думать, как же мне осилить такую работу. Это ведь не этюды Черни и не фортепианные пьесы. Это настоящая симфония, в которой звучат все необходимые инструменты. От самой нежной флейты до фанфар. Где точный взлёт дирижёрской палочки сделает произведение бессмертным, а случайный  - предаст забвению...
     Пока я обо всём этом размышляла, меня вновь посетило  то знакомое и, уже  ставшее желанным, чувство. Я слышала о нём давно. Но только теперь, когда оно открылось мне, я вправе  назвать его Музой. Ведь это Муза. Как странно. Муза. Музыка. Искусство оно живое. Единое. Только выглядит каждый раз по-новому, словно маску одевает. То в живопись превратится, то в музыку, то в балет или  поэзию. Но сущность его одна: вывернуть душу человека наизнанку. Чтоб открытая была  для любой красоты. Для любой печали. Для горя. Для радости. Для бурного веселья...
    
     Я взяла уголь и подошла к шкафу. Рядом на стуле лежала раскрытая книга с портретом писателя. Сделала первый штрих. Начало фразы. Рука с углём побежала по бумаге вверх. Две октавы. По кругу и назад. Вниз. До самых басов. Закончен контур бюста. Глаза. Глаза тёмные. Смотрят исподлобья. Затушевать. Нет. На пол тона светлее. Ещё пол тона. Здесь сплошные полутона. Какая музыка света. Тень скачками. Квартами. Квартами. По всей левой щеке. Углы губ опущены. По секунде с каждой стороны под усами. Вьющаяся борода. Спадает хроматической  гаммой. До самой груди. Седая. Пианиссимо. Свет растворяется. Осторожно. Еле прикасаться.  Левый край стереть рукой. Руки чёрные от угля. Неважно. Нежно подняться на две терции вправо. Уголь щекочет бумагу,как трели - верхние регистры. Напряжение нарастает. Сильнее нажимаю на уголь. Крещендо. Чёрная тень за головой. Форте. Ещё бросок руки вправо. Линии быстрые. Чёткие. Нажать резко. Штрихи грубые. Короткие. Энергичные. Фортиссимо. Заключительный аккорд. Конец. Уголь треснул и раскрошился. Руки опустились. Все!
   
    Обессиленная, я повалилась на диван. Долго глядела в потолок. Ничего не видела.Ни о чём не думала. По всему телу разлилась нега. Нирвана. Ощущение невесомости. Ещё одно  новое, ни с чем несравнимое чувство. Не хочу упустить. Пусть длится вечно.
    Я, наверное, задремала... С трудом приподнялась.С опаской глянула на шкаф.Портрет.Живой.Смотрит на меня  человеческими глазами.Сзади раздался звук.Обернулась.На пороге стоял симпатичный сосед и, радостно улыбаясь, тихо похлопывал в ладоши.