Монахиня и сатир

Кидаюсь я
В море желанй,
К власам твоим
Жадно приник.
И белые розы
Венера кидает
Мне с персей
Своих.
В ладонях - платок,
Что стянул я
С смиренной твоей
Головы.
Блудливые жаркие
Искры
В холодных очах
Не видны.
Ах, что может быть
Незабвенней
Чем бешенной страсти
Той рёв.
Серебряный фалос
Сатира
Встаёт под свирели
Солов.
Огромный же крест,
Как преграда
Висит на груди
На твоей.
Уста, как закрытые
Створки,
Что вдруг
Произносят:
"Не смей!".
Ах, милая, бедная,
Право, мне жаль
Всей твоей красоты.
Позволь, до жары
Зацелую
Студёную сласть
Наготы.
Приятно в костёр,
Что зажёгся
Кидать постоянно
Дрова,
Чтоб вспыхнул
Огонь сей
До неба;
И чтоб всё
Сгорело до тла.
Приятно, когда
Очага два,
Сплотившись,
Далече видны.
Но всё же
Гораздо приятней
Костром мне
Растапливать льды.
Нет, прочь не гони;
Я перстами
Стыдливость прогнать
Прочь готов.
Своё одеянье,
Что чёрно
Ты сменишь
На шорох шелков.
Ты с нимфами
Станешь смеяться
В прозрачных своих
Во шелках.
Любил и люблю
Очень многих,
Таких, как и ты
Юных птах.
Она молвит вдруг:
"Ты напрасно
Ждёшь плоти
Моей торжество.
Ты - бурное
Море желаний.
Я - тихая
Гавань его.
Венера с персей
Не кидает
Цветов ослепительных,
Нет.
Лишь Дева-Мария
Мне с неба
Бросает святой
Лунный свет.
Себяный фалос
Опущен,
Как меч
Побеждённых врагов.
Мне голубь
Тихонько воркует,
Не слышу я
Трели солов.
Огонь - это непостоянство,
Движенье в слепых языках.
С младенчества криос
Мне дорог,
Ведь столько
Гармонии в льдах!
Мне ангелы мИлы,
Не нимфы.
Земная чуждА
Красота.
Сатир, ты ведь
Любишь столь
Многих.
А я же люблю
Лишь Христа."