Человечность

Отравление и помешательство;
заражённый безудержной жадностью
из-за пазухи, из пакетика
в мир запретный сухие билетики
достаёт и жуёт, будто чипсы -
подготовил он душу стать чистой,
поборов тошноту и сонливость.
Взгляд все листья пытается выесть
на обочинах, на тротуарах;
подготовил себе он подарок -
сдёрнул с глаз ненавистную плёнку,
сжав последние к жизни силёнки.
Жребий брошен. Идёт без оглядки;
мир привычности выдран из грядки
и кусками по небу разбросан;
он проник безобразно, без спросу
под изнанку материи. Вечер
переверчен и переконверчен;
в пруд упали уставшие тени
здравых смыслов - завядших растений;
мёртвым панцирем пруд прирастает
к спинам птиц, протыкая хрусталик.
Время съело свою очевидность,
всеразмерность, короткость и длинность,
утонув в неделимости с местом;
он увидел то самое тесто,
из которого всё: мясо, кости -
шестерёнки в подвижной коросте -
свет и мгла, "нет" и "да", "есть" и "пусто";
по листу развалилась капуста
мироздания; мыслеконструктор
разложился на слоги и буквы.
На пути по дороге обратной
вдруг открылась жестокая правда:
нить реальности, всё здесь опутав,
может Цезарей вывернуть в Брутов;
ужас втёрся ноздрями в затылок,
в голове проиграв поединок.
Смерть с собой позвала, посмеявшись,
показать механизм-неваляшку:
вздох последний - рождения выстрел,
вечный двигатель в биоканистре.
Алфавит в голове - стенограмма -
станет сценой для утренней драмы;
заплатил он высокую цену,
прямо в койку шагнув с этой сцены;
он вернулся на старые рельсы
в поезд вечности костно-телесной -
человечности.