МАША Ч. 5

МАША
                Маша. Часть 5

   Холодным хмурым декабрьским утром Маша лежала в маленькой комнате в   постели. Рядом на тумбочке стояла пластиковая бутылочка с водой и торчащей из неё трубочкой, чтобы Маша могла сама пить. Лицо её, когда-то круглое и розовое, сейчас было бледным, осунувшимся. Только глаза стали очень большими и чёрными. В комнату вошёл Толик с маленькой мисочкой в руках:
- Маша, поешь хоть немного борща. Надя только что сварила.
Маша худой  рукой неуверенно взяла ложку и хлебнула два раза:
- Всё,  больше не могу, забери, Толик.
Толик забрал мисочку и вышел, наклонив голову, чтобы Маша не увидела навернувшихся на глаза слёз.

   Маша медленно, через  силу, повернулась на спину и так лежала долго с закрытыми глазами. Она знала, что жить ей осталось совсем мало, что она умирает от метастазов в брюшине, с которыми не справились даже пять ужасных сеансов химиотерапии. Есть она уже не могла. Тело стало слабым и непослушным. А мозг работал очень чётко. Вся её жизнь отдельными картинками всплывала перед её невидящим взором.
 
   Вот она,  маленькая девочка, сидит  в их домике на скамеечке рядом с мамой и смотрит на яркий огонь в печке от вспыхнувшей там соломы. Мама прядёт овечью шерсть и скручивает нитки, чтобы связать Маше тёплые носки.
 
   Вот она идёт в школу с матерчатой сумкой, в старых больших сапогах.  На середине улицы непролазная грязь. Вдруг одна её нога в шерстяном носке  вылезает из сапога, а сапог  остаётся в раскисшей от дождей земле. Маша беспомощно оглядывается. Какой-то незнакомый дядька  легко берёт её под мышки, переносит через дорогу, а потом вытягивает из грязи и приносит ей утонувший сапог.
 
   Вот она в школе, на уроке слышит сзади обидное прозвище «Маронца», поворачивается и бьёт обидчика кулаком. А учительница Нина Дмитриевна  тут же выгоняет её из класса.
   
  А вот она уже едет в почтовом вагоне. Москва, Киев, Харьков. Станции и полустанки, где выгружают и нагружают почту.
 
  А вот они с Толиком летней  ночью на берегу моря. Вода тёплая. Море спокойно плещется. Оказывается, что вода и песок светятся. Толик входит в воду и плывёт, а его руки и ноги тоже  на миг вспыхивают голубыми искрами…
  Из прикрытых глаз выкатываются на подушку две слезы.

   Вдруг Маша слышит стук входной двери, разговоры и возню на веранде.
- Приехали, - шепчет Маша и с трудом привстаёт на локте. В комнату входит румяная с холода Ульяна, а за ней колобком вкатывается Юрчик с любопытной мордашкой, смешно торчащим чубчиком и с неизменной книжкой под мышкой.
- Лежи, лежи, мамочка, - Ульяна целует маму и бодрым голосом заявляет:
- А мы  с Юрочкой приехали на выходные. Скоро уже зимние каникулы. Я хочу перевести Юру сюда в школу, и мы тебя быстро поднимем общими усилиями.
 
   Юра тоже несмело подходит к бабушке и здоровается.
-  Садись, Юрочка. Что это у тебя за книга?
- «Звёздные войны», знаешь как интересно!
- А какие оценки в школе?
- Разные, бабушка, - отвечает Юра, - По математике все «пятёрки», а вот по истории схлопотал «двойку» - зачитался на уроке и не слышал, что объясняли.

  - Ну, идите, обедайте, там Надя вкусный борщ сварила.
Ульяна с Юрой ушли, а Маша откинулась на подушку и, чтобы отвлечься от подступающей боли,  стала думать о внуке. Как он вырос, уже в пятом классе, в хорошей школе и теперь, слава Богу, не так часто болеет. А сколько было с ним волнений. Прицепился необычный диатез. Врачи запретили есть красные овощи и фрукты, назначили строгую диету. А чуть что, сразу по всему телу выступали раны.
 
  В комнату тихонько вошли Ульяна и Надя, которую они считали своей невесткой, хоть Дима расписываться не спешил.
Надя привычными движениями разбила ампулу, набрала в шприц обезболивающее лекарство и ласково сказала Маше:
- Вы не спите? Сделаю Вам укол.
- Да, спасибо тебе! А ты, Ульяна, посиди со мной, расскажи, как вы там живёте.

 -  Ничего. Я пока  работаю на базаре, но это временно, ты не волнуйся. Андрей не появляется, а я не хочу ни видеть, ни слышать его и о нём, - Ульяна  поправила подушку и одеяло и молча сидела, держа маму за руку, пока Маша не уснула. Ульяна  всматривалась в любимые черты и горестно вздыхала от бессилия перед неумолимой болезнью. Как жаль, что ничего нельзя сделать и ничего нельзя вернуть!
 
  Если бы тогда, в мае, когда только появились первые признаки болезни и врач посоветовал срочно ложиться на операцию, мама всё бросила и легла в больницу, она сейчас была бы здорова. Но тогда она решила, что больница подождёт. А надо спасать Димку, которого обокрали в поезде, оставили без тёплой одежды и без денег, которые он одолжил в надежде устроиться на хорошую работу.

   Пока  Маша зарабатывала деньги, время было упущено.  Операцию сделали осенью, но врачи сказали, что на выздоровление надежды мало. И вот прошло чуть больше года, не помогли никакие «химии», не помогли дорогостоящие лекарства, которые с трудом доставали родственники, и мама медленно умирает.
 
   Ульяна зажала ладонью рот и  выбежала из комнаты, еле сдерживая рыдания. 
Толик сидел в кухне, опустив голову на руки. Он автоматически ходил на работу, ухаживал за Машей, только не мог отважиться делать уколы. Он, такой большой и сильный, всегда слушал Машу. Она фактически была главой семьи, всегда знала, что и как надо делать. Она спасала его, когда из-за алкоголя он чуть не умер – начало сдавать сердце. Она работала простой телефонисткой, но с ней считались, её уважали. Маша  добивалась, чтобы  их поставили в очередь на квартиру в новом доме. Кто виноват, что рухнул Союз, и строить перестали. Стоят одни бетонные коробки.

  Маша разбиралась с Димкой, заставила Ульяну поступить в педагогический институт и закончить его. Маша первая увидела, что Андрей, муж Ульяны, непутёвый и никчемный человек, Она уговорила Ульяну развестись с ним. Это ж надо, связался с мнимыми дружками, чуть не сел в тюрьму из-за воровства и чуть не опозорил их семью.

  Маша всегда хотела, чтобы они жили не хуже других, чтобы в доме был достаток. И вот теперь у них во всех комнатах паласы и ковры, а кому всё это надо, если не будет её!
 В кухню вошла Ульяна, пряча красные от слёз глаза, и села рядом с отцом, обняла его за плечи:
- Что делать, папка!?

  Анатолий ничего не ответил, только беспомощно вздохнул. Если в будни он как-то отвлекался от чёрных дум, то в выходные дни было особенно тяжело. Он видел, что Маша, как Снегурочка, тает на глазах, но сделать ничего не мог.
 
  Когда уходит из жизни близкий и родной человек, окружающие часто мучаются двойной виной. Толик  думал о том, что не настоял, не заставил Машу сразу лечь на операцию, поверил её легкомысленному: успеем. А теперь ещё страдал от собственного бессилия помочь, удержать любимую на этом свете.
 
    В первый день зимних каникул Римма Григорьевна выбралась навестить Машу. Конец семестра, контрольные работы, всевозможные отчёты – обычная работа завуча забирала большую часть суток, и вот, теперь, наконец, она шла по знакомой дороге с тяжёлым сердцем. Навстречу шла в магазин Оля Белая.
- Как там Маша? – спросила Римма Григорьевна, поздоровавшись.
- Очень плохо! Зайдите к ней, она о Вас спрашивала.
- Я иду, наконец-то смогла вырваться из школы.

  Когда Римма Григорьевна вошла во двор, ей навстречу бросилась с коротким лаем маленькая дворняжка, и тут же открылась входная дверь.
- Заходите, раздевайтесь, Маша не спит, - сказал Анатолий и тяжело вздохнул.
Римма Григорьевна вошла в комнату к Маше и поразилась увиденному. За полтора месяца болезнь полностью переменила близкого ей  человека.

  Маша, увидев гостью, приподнялась на локте и улыбнулась. Римма Григорьевна  обняла  Машу, поцеловала в почти прозрачную щеку и бодрым голосом начала рассказывать о школе, о  внуках, о том, что собирается в Балту навестить родителей. Маша протянула  тонкую худую руку к бутылочке с водой, сделала пару глотков через трубочку и сказала без всякой связи с тем, что говорила ей Римма Григорьевна:
- Видите, что со мной стало? Я скоро умру. Вы меня похороните… - слёзы покатились из её глаз. Римма Григорьевна  опустила полные слёз глаза, достала из  сумки два лимона и баночку вишнёвого варенья и поставила на тумбочку.

 - Я уже ничего не могу есть, только пью, - вздохнула Маша. – Живу на уколах. Жалко мне Толика и Ульяну. Они со мной мучаются. Но уже недолго осталось. Только бы не умереть на Новый год и на Рождество, чтобы не испортить людям праздник! 
 
  В канун Нового года настроение в Машином доме у всех, конечно же, не было праздничным. Всё же они пришли к Маше в комнату все вместе с бокалами в руках. Сначала вошёл Толик, за ним Ульяна с Юрчиком, а следом  Дима с Надей.
- Мамочка, выпей с нами за Новый год, - сказала Ульяна, протягивая маме стаканчик с соком. Маша неуверенной рукой взяла стакан, посмотрела на всех долгим взглядом и сказала дрогнувшим голосом:
- Я так вас всех люблю! Живите без меня! И постарайтесь быть счастливыми!

  Она отпила глоток и взглянула на внука:
- Юрочка! Ты мой единственный внук!  Я на тебя надеюсь!
- Мамочка, у тебя ещё будут внуки, ты только живи! – сквозь слёзы промолвила Ульяна и первая вышла из комнаты. На веранде она уже дала волю слезам.
Маша откинулась на подушку и тоже беззвучно плакала.

      Она умерла в последний день каникул. Ульяна, увидев утром, что мама задыхается, отправила Юрочку из дому:
- Сходи, Юра, к Римме Григорьевне, у нас закончились шприцы, а бабушке нужно сделать укол.

  Когда Юра прибежал домой со шприцами, дверь в бабушкину комнату была закрыта.
- Вот, я принёс, только два шприца, больше у них не было, - переводя дыхание, сказал мальчик.
- Уже не надо. Бабушки больше нет. – Ульяна обняла сына, а он уткнулся ей в грудь,  и  так они оба стояли и молча плакали.   
 
  На похороны пришло очень много людей, несмотря на необычно сильный мороз. Было много венков и живых цветов. Женщины плакали. Все знали и жалели Машу.
 
  Через год на её могиле Анатолий поставил чёрный мраморный памятник.
  С него смотрит красивая, улыбающаяся Маша, такая, какой была в жизни.
    А ещё через год они продали дом. Дом, в котором они с Машей были счастливы, и из которого навсегда ушла её удивительная душа.         

  От автора.
Эту невыдуманную повесть о Маше можно было бы назвать «Судьба».
Это первая проба писательского пера в прозе. Очень рада буду получить отзывы от читателей.