Июня марь, бреду шатаясь...

Июня  марь, бреду  шатаясь,
Как  пьяный, в  дебрях  улиц  дня,
Дойти  до  мглы  своей  пытаюсь,
Но  ей  сейчас  не  до  меня.
Она, от  зноя  изнывая,
Притихла  где-то, скрывшись  с  глаз,
И  никого, не  узнавая,
Молчит, как  в  церкви  люда  глас.
И  тут  же  звонов  марь  съязвила,
Меня, одрябшего  в  жаре,
Прохладой  церкви  отрезвила,
Как  ветер  колкий  в  январе.
И  воском  пахнущие  стены,
И  свечек  яркие  глазки,
Меня  вбирали  постепенно
Во  мглу  безудержной  тоски.
И  этот  запах, и  мерцанье
Свечей  во  тьме, и думок  хлам,
Во  мне  рождали  отрицанье,
Меня, того, до  входа  в  храм.
Старух  безмолвных  силуэты,
Собой, рассеивая  дым,
У  алтаря  молили  лето,
О  благосклонности  к  родным.
Икон  в  углу  святые  лики,
Светились  полымем  и  мгла,
Во  тьму, как  стебли  повилики,
Ударив  в  колокол, сползла.
От  звона  вскрикнув, нежить  с  храма,
Рванулась  в  дверь, а  там  в  кусты,
Оставив  мне  лишь  кровь  на  ранах
Души, и  чистые  листы.
Да  в  уголке  церквушки  старой,
Мальца  еще, лет  шесть  ему,
Он  в  исступлении  и  с  жаром
Молился  богу  своему.
Слова, что  молвил  тот  ребенок,
Теперь  мне  в  веки  не забыть,
Он, Бога, стоя  пред  иконой,
Молил, чтоб  папа  бросил  пить.