Взошедший - из книги - Пространство времени

ПРОМОК  ДО  НИТКИ

Осенний дождь промок до нитки,
но, не снимая башмаков,
идёт косой к моей калитке
и, вроде, он без синяков,
хоть бьётся об асфальт, и брызги
стремительно летят из-под
воды, костюм её замызган,
такой же грязный небосвод
летит в асфальте под водою.
Струящейся течёт волной,
где светит памятной звездою,
взошедшей как-то надо мной.
Её исчезнувшее кредо –
светить и, не смотря на дождь,
не улыбаться, скажем, вредно,
когда вас пробирает дрожь.


ВОЗНИКАЕТ

На изогнутом пространстве
проплывают облака.
А под ними новобранцы
к нам идут издалека,
маршируют... Сапогами
топчут свежую стерню,
скоро встретятся с врагами.
Защитив свою страну,
возвратятся как герои
все изранены они.
Я стою, нахмурив брови,
и смотрю я на огни
не зажженные солдатом,
песни звонкие пою
ненаписанные к датам.
Объяснения ловлю,
доносящиеся снизу
из-под матушки Земли.
Тихо бродит по карнизу
Бес за звонкие рубли.
Память словно бы струёю
тихо льётся по стерне,
я опять колодец рою
на откосе по весне.
Слой за слоем мягкой глины
прохожу отвесно вниз
через путаницу линий
возникает где-то жизнь.


РОЗОВЫЕ  КРАСКИ

Наш страх витает выше крыши
под солнцем с тенью пополам.
Невидим он, однако слышим,
он будто бы словесный хлам
разбросан по пространству лета,
витает в солнечных лучах,
где песня мной ещё не спета.
Мотив в ней на корню зачах.

Нам странно быть на воле.
Мы жить стремимся взаперти,
боимся радости и боли,
боимся выбора пути.
Дрожим при виде онеменья
на листьях сонной тишины.
Когда осенние мгновенья
летят безвольно со спина
стекают струйки страха, пота –
разочарованность дождей,
как будто бы с лица зевота
остатком радости без дней
ложится строчкой невезенья
на поле с клетками в тетрадь.
И не интересует мненье,
чтоб во внимание не брать
моё желание отныне,
взлетая, убирать форсаж
в неласковой как грусть пустыне
зелёным расписать пейзаж,
и все расставить запятые
и точки там, где мысль тиха,
заполнить пропуски пустые
пространства лёгкого стиха.
И, чтобы было вам не страшно,
я убираю страхи прочь,
и всё в розовое крашу.
И даже пасмурную ночь
раскрасил в розовые краски
зарёй осеннего тепла
без страха я иду по ряске...
...а за спиной растут крыла.


НЕ  СПАС

В трагедии прошлого века
я вновь пребываю с утра,
ищу на вопросы ответа...
Понять бы нелепость пора
восстаний –кровавой забавы,
стремящихся к власти вождей.
Как следствие - кровь и расправы,
они не жалеют детей
из царской семьи, поименно
стреляют в упор... фраера,
а Мир наблюдал затаённо,
не спас ни детей, ни Царя.


В  ПОЧЕСТИ  МЕСТЬ

Да разве такое возможно?!
Вы мне возразите, но я
скажу, не таясь, осторожно –
без крови Земля не Земля,
сынов убивает... И снова
рожает на Свет подлецов.
Убийства для власти основа,
опора для новых глупцов,
назвавших убийство – геройством,
а подлость за верность сойдет.
Здесь Рай для убийц и пропойцам.
Для всех остальных – анекдот,
насыщенный подлостью власти,
в обмане погрязшая честь,
где козыри наши без масти,
кровавая в почести месть.


НА  СВЕТЕ  НЕСЛУЧАЕН

Меня не надо убеждать,
что небо летом голубое
и, что меня родила мать.
Ну, всё прочее такое...

И мне не надо пояснять,
что я на Свете неслучаен,
как не случайна в Мире мать,
и озверевший новый Каин.

Меня не надо уважать,
когда я подлость совершаю.
И мать не надо вспоминать,
ругаясь, матерясь... Вещаю

я неспроста, поймёт прохвост,
чешую с себя сдирая.
Конечно же, и я не прост –
иду, путей не выбирая.


В  УСЛАДЕ

Меня печалит нагота
деревьев в этой непогоде.
Во всём сквозит не чернота,
а темень, словно бы в народе
давно потеряна любовь,
и всё смертельно однобоко.
По строчкам снова льётся кровь.
Опять завистливо Сорока
не вспоминает о былом,
его отвергшим, безусловно,
подбитым машет он крылом
над этой темнотою сонной
взлететь не может он туда –
в пространство лёгкого полёта,
стихов и мыслей где звезда
стекает радостью с капота
не зачехлённой новизны
от безнадёжности в усладе,
от суетливой кривизны,
что вижу вновь я в листопаде.