Сказ о молодильных яблоках и живой воде

                Не лирой и не гласом звучным,
                И не глаголами из злата,
                Народной сказкой ненаучной
                Я развлекаю вас, ребята...





От русских сказок, я считаю,
Полезней, чем от апельсина.
Для вас я сказку прочитаю:
Жил царь, а у царя три сына.

Старшого звали просто Федей,
Второго Васей окрестили.
Меньшого называли в свете
Иваном. Все его любили.

Царь занемог душой и телом.
Стал плохо видеть и оглох.
И захотелось яблок спелых,
Живой воды, чтоб он не сдох.

Он слышал, что такое чудо
В саду за тридевять земель.
«Попью воды и жив я буду.
 Съем яблок - стану молодей».

Собрал тогда на пир, на знатный
 Бояр, князей и воевод.
Пред ними произносит клятву:
«Полцарства тем, кто принесёт!»

Но все в кусты и друг за дружку.
Владыка сел, стоять устал.
Рука уже не держит кружку.
Царевич Фёдор с места встал:

«Позволь, царь-батя, слово молвить,
Сомненьям наступил конец.
Кувшин с водой, ларь яблок полный
Сам принесу я во дворец!»

«Спасибо, сын. Тебе я верю.
Нельзя полцарства отдавать».
Закрыли за гостями двери,
И царь улёгся на кровать.

А сын сбирается в дорогу.
Надел кольчугу, взял коня
И меч - вот вся его подмога.
Поехал вдаль при свете дня.

Скакал далёко ль, близко, что ли.
До красна солнышка заката.
До трёх дорог доехал в поле.
Лежит камень, трава примята.

На камне надпись-указатель
Гласит: «Направо ехать будешь-
Спасёшь себя, коню предатель.
Его ты скоро позабудешь.

Поедешь влево ты, напротив,
 Спасёшь коня, а сам погибнешь.
Поедешь прямо – воли против
Женатым быть. Вот так ты влипнешь».

Подумал он: «Поеду прямо.
Спасу себя, спасу коня».
Сквозь заросли травы – бурьяна
Помчался шпорами звеня.

До терема домчался с крышей
Из злата. В тереме сидит
Девица красна. Сразу вышла
И царску сыну говорит:

«Позволь ты мне тебя уважить
Хлеб – соль откушать. Почивать».
Ответил ей: «Не думай даже!
Дороги сном не скоротать».

Она ему твердит по – новой:
«Мол, говорю не по злобе.
Ты делай Федя, пень еловый,
Что любо – дорого тебе».

Послушал он. Она же в терем
Царёва сына повела.
За Федей закрывает двери.
Фазана съел, попил вина…

Уставший, быстро ставший пьяным
Он повалился на кровать.
Кровать исчезла. Федя в яму
Упал. Там будет ночевать.

Сколь длилось ожиданье сына,
Сказать нельзя. Не знает мир.
Царь, не дождавшись сувенира,
Повторно созывает пир.

Зовёт князей, бояр по – новой.
Вновь речь о яблоках ведёт.
Но снова отклик нездоровый.
Тут Вася, средний сын встаёт.

Встаёт и речь свою он молвит,
Что, коли Богом суждено,
То волю батюшки исполнит.
А нет - так значит всё равно.

Он собирается в дорогу
Добыть, чтоб яблок и воды
Живой. Добраться б только с Богом
В те земли, где цветут сады.

Он взял коня, седло приладил.
Взял лук и меч, колчан и стрелы.
По гриве он коня погладил.
Помчался так, что степь запела.

Доехал он до трёх дорожек.
Глядит на камень и читает:
«Пойдёшь направо – бросишь лошадь.
Налево – голову теряешь.

Поедешь прямо, то женатым
Ты будешь, как с росою нива».
 Признайтесь честно мне, ребята.
Не хуже эта перспектива.

Василий въехал в тот же терем,
Всё с той же золотою крышей.
И та же открывает двери
Девица. Говор её слышим:

«Ты делай, Вася, то, что любо:
Покушай, отдохни с дороги.
Не говори со мною грубо.
Скинь сапоги, намокли ж ноги».

Послушал он девицу то же.
Поел, попил. И полегчало.
Решив, что ехать уж не с может,
Царевич лёг под одеяло.

Девица так же, как и с братом,
Кровать тихонько опрокинув,
Спокойно прибирая хату,
Ждала царя меньшого сына.

Василий, встретившийся с Федей
В подполье, не в палатах царских,
Решил, что больше всех на свете
Он ненавидит дев хазарских.

Долго ли, коротко ль, не знаю…
Царю и белый свет ни мил.
Что делать? В третий раз сзывает
Князей, бояр на новый пир.

Он держит речь, взывая к людям:
«Богатырей ищите сильных.
Живой воды пускай добудут,
А с ней и яблок молодильных.

Тому богатырю в награду,
Принесшему царю лекарство,
Не дожидаяся заката,
Я отпишу за раз полцарства».

Но вновь все прячутся за брата,
А от меньшого спроса нет.
Такие вот дела, ребята.
Иван - царевич дал ответ:

«Дай, царь – отец, благословенье
В страну далёку доскакать.
Исполнить царское веленье
И старших братьев отыскать».

Благословил отец меньшого.
Перекрестил, уставши, лёг.
С гостями поступил сурово.
И очень сильно занемог.

Иван пошёл сперва в конюшню,
Искавши доброго коня.
Но нет того, какой был нужен
И закручинилось дитя.

И вот, навстречу по дорожке
Ивану бабушка идёт.
«Чего Ванюша, свет в окошке,
Что за кручинушка гнетёт?»

«Как не печалится мне, право?
Коль есть проблема у меня:
Нет  подходящего по нраву
И силе для меня коня».

«Коня найти тебе по нраву?
Я подскажу тебе где взять.
Закованный в цепях, по праву,
Он в погребе должон стоять.

В степях далёких, жеребёнком,
Его словили твои братцы.
Пытались приручить – без толку.
Все конюхи его боятся.

Коль оседлать его сумеешь
И подчинишь его себе,
Ты никогда не пожалеешь
Ни в жизни, ни в своей судьбе».

Пришёл до погреба Ванюша,
Отпнул железную плиту.
Вскочил на круп и конь послушал.
Дышал неровно, весь в поту.

Ивана конь на волю вынес,
Порвавши цепь. Смирившись, встал.
Лишь обо всём договорились,
Коня царевич обуздал.

Отправился Иван в дорогу,
И доскакал до трёх дорог.
Женится рано, лет немного.
Коня же потерять не мог.

Решил: «Налево ехать надо».
Себя, где, значит, потерять.
До позднего скакал заката.
И уж ночлег пора искать.

Глядь, впереди стоит избушка
На курьей ножке. Вход закрыт.
Царевич посмотрел в окошко
И с умным видом говорит:

«Ты передом ко мне, избушка,
Как подобает, повернись.
А к лесу задом, словно пушка,
Одним окном поворотись».

Всё стало так. Зашёл в избушку,
Закрылась дверь (весьма туга).
И видит он сидит старушка,
Точней сама Баба Яга.

Она стара, лет сто не меньше.
Не оборачиваясь, зрит.
Плетёт кудель, железа крепче.
Задумываясь, говорит:

«Фу, русским духом нынче пахнет.
Неужто сам ко мне пришёл?»
Об стол рукой Иван как жахнет:
«Скорей уж я тебя нашёл!

Не изловивши в небе птицу,
Уже обгладываешь кости?
Хулить с порога не годится
Уставшего с дороги гостя.

Ты б накормила, для начала.
Постель – перину постелила.
И лишь потом про все печали
И хлопоты мои спросила».

Всё было так. Яга с любовью
Ванюшу вволю накормила.
И после, сев у изголовья,
Про все тревоги расспросила.

Бабе Яге Иван признался
Кто он, что ищет и откель
В столь дальний путь один подался
В страну за тридевять земель.

«Воды живой и молодильных
Взять яблок? Только так не зыркай!
Ты сможешь, если очень сильный,
У Синеглазки – богатырки.

Воинственная она очень.
Мужчин не любит, как огня.
За синие прозвали очи.
Она ж племянница моя».

«Что ж, бабушка, скажи мне делать?
Мне надо батюшку лечить».
И попросил её, несмело,
Уму, мол, разуму учить.

«Ой, хлопец, путь тебе далёкий,
Да, и нелёгкий предстоит.
С конём твоим не взять дороги.
В конюшне лучше конь стоит.

Возьми его. На нём доедешь
До моей средненькой сестрицы.
Уму и разуму, заметишь,
У ней ты можешь научиться».

Иван уснул, а утром рано
Умывшись, поклонившись в ножки,
Сел на коня. Взметнувшись рьяно,
Конь ускакал от Бабки - Ёжки.

Тот конь был ну не конь, а ветер.
Иван перчатку потерял,
Сказал коню, а конь ответил,
Что двести вёрст уж проскакал.

Скакали день до самой ночки
И доскакали до опушки.
Глядь, посреди, на курьей ножке,
Стоит такая же избушка.

Иван – царевич к лесу задом
Её заставил воротиться.
Лес озаряется закатом
Таким, что даже не приснится.

Избушка только развернулась
Так, как царевич приказал,
В избушку дверца распахнулась.
Конь под царевичем заржал.

Ему ответом было ржанье
Точно такого же коня.
«Сестра примчалась на свиданье.
Ну, значит, навестить меня».

Подумав так, навстречу вышла
Бабуля, вдвое старше той.
Глядит: сидит какой – то пришлый,
А конь под ним сестры родной.

«Фу, русским духом нынче пахнет.
Не довелось давно встречаться.
Огонь в печи скорей зачахнет,
Но гостю принято стучаться».

«Ты б, бабушка, меня с дороги
За стол накрытый усадила.
Чтоб отдохнули мои ноги.
Коня б водицей напоила.

А уж потом, как спать уложишь,
Я обо всём и расскажу.
Вопросы задавай, как сможешь.
Не сомневайся, всё скажу».

Так и случилось, что хозяйка
Коня убрала, напоила.
А, вволю накормивши, Ваньку
  В постель пухову уложила.

И стала спрашивать: откуда
Он на коне сестры примчался?
Он рассказал, что бате худо
И из какого рода – царства.

Что, если молодильных яблок
От Синеглазки привезёт,
С живой водой доставит к завтра,
Отца любимого спасёт.

«От Синеглазки? Ну, не знаю…
Мудро добраться до девицы.
Затея, думаю, пустая.
Такое разве что приснится».

 Иван – царевич умоляет:
Мол, разуму меня учи.
Его бабуля вразумляет:
«Ты старших слушай, помолчи.

Возьми коня с моей конюшни.
Да слезть мне с печки помоги.
Домчит мой конь, быстрее тучи,
До самой старенькой Яги.

Умней её и, знаю круче,
Уже не будет в этой сказке.
С рассветом мчись, она научит,
Как яблок взять у Синеглазки.

Теперь же спать, - сказала Ёшка.
Я обо всём тебя спросила.
Сил набирайся на дорожку».
И свет в избушке погасила.

Царевич встал с утра, умылся.
Зарядку сделав, стал силён.
Хозяйке низко поклонился.
Коня собрал и скрылся вон.

Тот конь не конь, а просто птица.
Перчатка пала средь берёз.
Пока просил остановиться,
Конь проскакал уж триста вёрст.

Не скоро делается дело.
 Заканчивается дорожка.
Закат на небе, солнце село.
Избушка вновь на курьей ножке.

Одно окошко у избушки,
Которым к лесу повернулась.
Всё, как просил, внутри старушка.
Дверь пред Иваном отомкнулась.

Вдруг конь заржал в конюшне где-то.
Конь под Иваном встрепенулся
И так же он заржал ответно,
Как на сородича наткнулся.

Выходит на крыльцо старуха
На сто лет старше предыдущей:
«Фу, чую, пахнет русским духом.
На всей земле не сыщешь пуще.

Как ты посмел сюда приехать?
И конь сестры моей откуда?»
«Неужто гость тебе помеха?
Аль я похожим стал на чудо?»

И тут царевич поклонился.
Закон гостеприимства прост:
Кто б в дом к тебе ни попросился,
Того пускай. Он Божий гость.

Баба Яга коня убрала.
Соломы вкусной принесла.
Ивану есть и пить собрала.
Всё приготовила для сна.

Потом спросила: Кто? Откуда?
Какая круча одолела?
Узнав, какое ищет чудо,
Чуть слышно на ухо напела:

«Я помогу тебе, Ванюша.
До утра, не смыкая глазки,
Ты не засни, меня послушай:
Как яблок взять у Синеглазки.

Так есть. Девица – богатырка
Моя племянница, царица.
В заборе не найдёшь и дырку.
Охрану всякий вор боится
.
Забор в три сажени вышины.
Ворота крепкие, стальные.
Остры, как горные вершины.
Летают лишь орлы степные.

К стене подъедешь среди ночи.
Поедешь на моём коне.
Его хлещи ты, что есть мочи,
Не застревая на стене.

Перелетев чрез эту стену,
Коня ко древу привяжи.
Сам в сад иди. Там яблок спелых
В карман три штуки положи.

Под яблоней узришь колодец
С живой водой, что ждёт отец.
Черпнёшь кувшин, объёмом вроде,
Глотков двенадцати рылец.

Не вздумай заходить к девице,
Что в тереме высоком спит.
Хлещи коня и конь, как птица,
Через забор перелетит».

Не стал Ванюша оставаться
 У самой старенькой Яги.
Сменил коня и стал прощаться.
Поехал, не видать ни зги.

А конь летит быстрей кометы.
Сменялись вёрсты, не до сна.
Сплошная ночь, ни капли света.
Ни светят звёзды и Луна.

Долго ли, коротко ль скакали,
Но доскакали до ворот.
Из сплава медного ковали
Их и охрана стережёт.

Прижал Иван коня покрепче
И, как ударил по бокам.
Стал конь его пушинки легче,
Взмыв от обиды к облакам.

Перемахнув забор, где надо,
В саду у Синеглазки встал.
Иван, дав сахара в награду,
Его к забору привязал.

Он входит в сад, глядит и видит:
Стоит чудесное виденье.
Не подобрать такой эпитет.
Плоды из злата, как каменья.

Сам ствол серебряный, а листья,
По – моему, из изумрудов.
Иван не может надивиться,
Залюбовавшийся на чудо.

Под яблоней с живой водицей
Стоит колодец. Гладь мерцает.
Ивану хочется напиться,
Но клятву он не забывает.

Кувшин наполнен, яблок то же
Сорвал три штуки, а не тридцать.
Но позабыл он, что негоже
Смотреть на спящую девицу.

Вошёл он в терем, там, конечно,
Все спят, ведь на пороге ночь.
Желанье было бесконечно
Увидеть Святогора дочь.

Глядь, спят у ней по обе руки
По шесть девиц. Все, словно в сказке.
Красивы и сильны подруги.
Посередине – Синеглазка.

«Эх, кабы в жены мне такую!
Женюсь, вот дайте только срок!»
Она храпит, как в море буря.
Точнее, как речной порог.

Не удержался, приложился,
Поцеловал её и вышел.
Сел на коня и удивился:
Конь не взлетает больше выше.

Конь говорит ему: «За то, что
Посмел девицу целовать,
Наколдовала Бабка Ёжка
Мне, словно птице, не летать».

Иван – царевич плетью снова
От всей души коня огрел.
Так закричал, что конь от рёва,
Как птица белая, взлетел.

Перелетев забор, копытом,
Струну сигнальную задел.
Всё стало в тот же миг раскрыто
И колокол набат запел.

Кричит царица, глохнет стража,
От страха помирают кони.
«Вперёд, за мной. У нас покража!»
Девицы собрались в погоню.

Двенадцать богатырок сильных,
Их возглавляет Синеглазка.
Летят в погоню, как на крыльях.
Обратно развивалась сказка.

Вот во всю прыть Ванюша гонит.
Во двор Бабы Яги въезжает.
И та коня сестры выводит.
С попутным ветром отъезжает.

Царевич за порог и тут же
На двор двенадцать богатырок
С царицей, что мрачнее тучи,
Ивану дышат уж в затылок.

И Синеглазка испросила
У тётки у своей, Яги:
Как у неё здоровье, силы?
Не проезжали ль здесь враги?

А та в ответ ей отвечает:
«Таких не доводилось видеть.
С девицами попейте чаю,
Хозяйку чтобы не обидеть».

Ей Синеглазка возражает,
Что это долго, что спешат.
В итоге, тётка убеждает,
Но аппетит, как у мышат.

Поели быстро и в погоню.
Спасибо даже не сказали.
Вот – вот Иванушку догонят.
До тётки средней доскакали.

Царевич только что уехал,
Сменил коня и вдаль умчался.
На двор к Бабе Яге заехал
Девиц отряд и там остался.

Племянницу, хоть на немного
Баба Ягуля задержала.
Блинами вкусными с дороги
Гостеприимно угощала.

Готовила в три раза дольше,
Чем ели гости. Ели быстро.
Их аппетит котят не больше.
В погоню понеслись, как выстрел.

И вот до младшей Бабки Ёжки
Иван – царевич доскакал.
Коня сменил, попил немножко.
Стрелой до дома усвистал.

И сразу же на двор примчались,
Все в мыле, богатырки сами.
Баба Яга гласит, что малость
Попариться им нужно в бане.

Яга права, помыться нужно
Девицы, как ни посмотри.
И, чтобы выглядеть наружно,
Быть надо чистым изнутри.

Баба Яга топила баньку
До самой утренней зари.
Тем самым выручая Ваньку,
Часа, выигрывая, три.

Но вновь стучат копыта в поле
И настигают беглеца.
Не суждено пожить на воле,
Не суждено спасти отца!

Он развернул коня навстречу.
Негоже спину прогибать, -
Предчувствуя большую сечу,
Готовый голову терять.

Тут Синеглазка вопрошает:
«Зачем воруешь у меня?
Теперь лишь битва порешает
Кто будет прав – ты али я».

И, развернув коней друг к другу,
Был цвет у неба голубой-
Не поддаваяся испугу,
Меж ними начинался бой.

Съезжаясь, палицы ломали
И сабли острые, и копья.
И тучи пыли поднимали,
Кольчуги раздирая в хлопья.
 
Не победив, друг дружку в конной,
Могучей схватке, бесшабашной,
Решили на траве зелёной
Померить силы в рукопашной.

Тут у Ивана подвернулась
Нога и небо покраснело.
Почти что в грудь его воткнулась
Сталь. И душа молебен спела.

Но улыбнулся тут царевич
И Синеглазке говорит:
«Не трогай сердце, убери меч.
Тобой одной оно болит.

Краса – девица, ты устала,
А мысль моя вообще проста:
Я ждал и вот пора настала,
Так поцелуй меня в уста».

Всё так и было. Синеглазка
Царевича поцеловала.
Такая вот, ребятки, сказка.
Его она женою стала.

Шатёр поставили огромный
Посреди поля на лугу.
Три дня в нём жили очень скромно.
И обручились, я не лгу.

Чрез три денёчка Синеглазка,
Уже супруга, говорит:
«Езжай домой, с отцом будь ласков.
Меня жди года через три.

Да не сворачивай с дороги.
Разлука быстро пронесётся.
В том испытание для многих.
Кто любит, тот всегда дождётся».

Они расстались с поцелуем,
Поехав каждый в своё царство.
Как мы любимых не милуем,
У каждого свои мытарства.

Долго ли, коротко ль доехал
До трёх дорог, что схожи в поле.
Лежит камень, но не до смеха:
«Иду домой, а братья в горе».

И, не послушав Синеглазки,
Поехал братьев выручать.
В «гостеприимный» дом хазарский.
Жену, как писано, встречать.

Он к терему, гарцуя, въехал.
Конь под царевичем заржал.
Ему братьёвы кони  смехом
Ответным вторят, как в пожар.

Иван смекнул, что тут нечисто.
На землю спрыгнул молодцом.
Выходит дева. Глянул быстро,
Подумав: «Так себе лицом».

Да и как может быть иначе?
Венчался только, полюбил.
Так без любимой сердце плачет!
Влюбляться больше нету сил.

Она зовёт хлеб – соль откушать.
С дороги в спальне почивать.
Ей отвечает: «Вас послушать,
Со мною ляжете в кровать?»

«Всё может быть…» - ему ответив,
Налила чарочку вина.
Он сделал вид, что пьёт, заметив:
«Нисколь не выпила сама».

Царевич делал вид, что кушал,
А сам куски под стол кидал.
И уговоры не послушал.
Вино не пил, сказав: «Устал».

Ему кровати постелила
Княжна хазарская в светлице.
И до перины проводила.
Он сделал вид, что спать ложится.

Сам, изловчившись, девку быстро
За косу и за стан схватил.
И вмиг, одним приёмом, чисто,
В кровать закинув, отпустил.

Кровать, перевернувшись разом,
Девицу в погреб опустила.
Иван подумал: «Вот, зараза,
Куда ты братьев поместила».

Царевич крикнул в подземелье:
«Эй, есть там кто – нибудь живой?»
Внизу послышалось веселье:
«Так это ж братец наш родной!»

«А я боялся – вы убиты».
Из под земли братьёв достал.
Лицом черны, давно не мыты.
С расспросами к старшим пристал.

Потом достал кувшин с водою
Живой и на братьёв побрызгал.
Василий снова стал собою,
А Фёдор более изыскан.

Девицу братья в подземелье
Оставили сидеть до срока.
Пускай попьёт того же зелья.
И в путь отправились, в дорогу.

Долго ли, коротко ль скакали,
Но добрались до трёх дорог.
«Пусть кони отдохнут, устали».
Иван – царевич то же лёг.

И вмиг уснул сном богатырским
На тёплой шёлковой траве.
Приятно спать, коль совесть чиста
И ясно в буйной голове.

А вот братьям отнюдь не спится.
Для них Иван – сплошной укор.
Царь – батюшка на них озлится.
Они выносят приговор:

«Ивана в пропасть и забыли.
Пропал, наверно, дуралей.
Всё остальное мы добыли
И вместе принесём трофей».

Всё так и было, как решили:
 Ивана в пропасть и домой.
Они пред Богом согрешили.
Простит он комментарий мой.

Иван же в эту пропасть падал
Три дня, три ночи. Верь не верь.
Пока летел, то горько плакал.
И не спастись ему теперь.

Но обошлось. На дивном взморье
Он приземлился, чуть дыша.
Под старым дубом, что у моря,
Птенцы лежат. Три малыша.

И бьёт их море – непогода.
Волной накроет и конец.
Такая мать она природа.
Кафтан снимает молодец.

Укрыл птенцов, и те согрелись.
Лицо у моря сполоснул.
И щеки алые зарделись.
Под дуб прилёг и враз уснул.

И вот унялась непогода,
Уже и море не штормит.
Царевич спит, а с небосвода
К птенцам мамаша их летит.

А птица к ним летит большая,
То не какой – то попугай.
Полнеба крыльями скрывая,
Большая птица. Звать Нагай.

Под дуб садится, приземлившись,
За птенчиков переживая.
 На человека разозлившись,
Кудахчет. Курица такая.

Птенцы в ответ щебечут: «Что ты!
 Мам, не кричи, послушай нас.
Сей человек кафтаном тёплым
От непогоды лютой спас».

Нагай Ивана расспросила:
Кто он и как сюда попал?
Иван в себе находит силы
                И обо всём ей рассказал.

«Ты спас детишек моих малых.
Теперь, что хочешь, испроси.
Каменьев, злата дам навалом.
Бери, сколь хочешь и неси».

«Мне ничего с тебя не надо.
Да и к чему добра хотеть?
Я б попросить хотел в награду
К родному дому долететь».

«Ну, это я сумею быстро.
Садись на спину и держись».
Взлетела, как с пищали выстрел
И пулею умчалась ввысь.

Но были в том свои нюансы,
Весьма похожие на чудо.
Летела быстро, только мяса
Двадцать четыре ела пуда.

Вот настрелял Иван на взморье
Штук сорок белых лебедей.
Летят, он птицу мясом кормит
И птица движется быстрей.

Уже недалеко осталось
Лететь до дома, где отец.
Нет в чанах мяса, так уж сталось.
Полёту наступил конец.

Что делать? Стала птица падать.
Взмолился: «Боже, помоги!»
Берёт свой меч, срезает мякоть
С бедра у собственной ноги.

Поднялась птица, просит снова
Еды. Что делать? Больно хоть,
Меч достаёт и вот по – новой
С другой ноги срезает плоть.

Уже почти что долетела.
Вдоль речки и за тот лесок,
Но снова кушать захотела.
С груди срезает он кусок.

Всё. Приземлилися на воду.
Реки в краю родном его.
Нагай гласит о том, что сроду
Вкусней не ела ничего

Иван показывает раны.
Сочится кровь во глубь песка.
Вот плата за проезд Ивану
Ценою ровно в три куска.

Нагай их сразу отрыгнула,
Иван на место приложил
И боль прошла и затянуло
Все раны, больше стало сил.

Он с птицей сильной попрощался
И к деткам улетела птица.
Забыв, как сроду не встречался,
Пешком отправился в столицу.

Пришел. Узнал, что Вася с Федей
Царю всё дали, что хотел.
Он яблок съел, водой отметил.
Здоровым стал, помолодел.

Ещё узнал, что эти двое
Его зовут Иван – дурак.
Пошёл Иван в глубоком горе.
Но не домой, а пить в кабак.

А Синеглазка в эту пору,
(Иван старался ведь не зря)
Двух сыновей родила скоро.
Растут, как два богатыря.

Не скоро делается дело,
Скорее сказку рассказать.
Прошло три года. Надоело.
Пора Иванушку искать.

Взяла сынов, собрала войско,
Оставив стражу у ворот.
Сюда они  вернутся после.
За мужем двинулась в поход.

Пришла к столице государства,
В лугах поставила шатёр.
Глашатая послала в царство.
Вот – вот зажжёт войны костёр.

«Я разорю твою столицу.
Дома пожгу. Тебя в полон.
Отдай царевича царице
И отойду я с войском вон».

Царь очень сильно испужался.
И даже ниже ростом стал.
Но потихонечку мужался.
Старшого, Фёдора послал.

Царевич Фёдор по дорожке
К шатру высокому идёт.
Идёт, дрожат от страха ножки.
Чуть ветер дунет – упадёт.

К шатру пришёл и два мальчонки
К нему выходят, наконец.
Кричат: «Ой, маменька, мамчонка.
Неужто это наш отец?»

«Нет, сыновья, то родный дядя
Пришёл к нам. Только и всего.
Вы, на родство своё не глядя,
Попотчуйте вкусней его».

Берут её сыночки палки
И начинают «угощать».
Жена встречает так же скалкой,
Но мужа принято прощать.

А тут совсем другое дело:
Сыны отмстили за отца.
Почти что распростившись с телом,
Добрался Фёдор до дворца.

И вновь царица вызывает:
«Отдай царевича!» - кричит.
Царь – батя среднего ссылает.
От страха зубьями стучит.

Царевич же Василий тоже
С испугу очень спортил вид.
Позеленела даже кожа,
Когда мальчонка говорит:

«Быть может, это уже тятя?»
Но снова отвечает мать,
Что это средненький их дядя
И как его им «угощать».
Василий стал просить прощенья.
Ему в ответ: «Прощает Бог».
После такого «отпущенья»
Грешить всю жизнь уже не мог.

В раз третий грозная царица
Царевича вести велит.
Не будет через час, грозится -
Дотла всё царство им спалит.

Царь ещё пуще испугался.
Он призывает сыновей:
«Найти Ивана, где б ни шлялся.
И привезти его скорей!»

Тут сыновья во всём признались,
Покаявшись и рассказав
О том, как яблоки достались
Тем, кто не видел даже сад.

О том, что не жалея брата,
Который спас их из беды,
Швырнули в пропасть не за злато,
Из – за какой – то там воды!

И залились они слезами.
Царь вместе с ними заревел.
Три грешника под небесами
Имеют каждый, что хотел.

Проходит час, к шатру подходит
Иван – царевич, а она
Глядит в него и глаз не сводит.
Так не пьянеют и с вина.

«А кто же это?» Отвечает:
«А это папка ваш родной».
И у шатра его встречает,
И говорит: «Пойдём домой».

Зашли в шатёр. Его умыли,
Переодели. Он устал.
За стол накрытый усадили.
Уснул и ужинать не стал.

Поуспокоив свою совесть,
Царь – батя звал их во дворец.
Иван простил. Лишь батю, то есть.
Братьёв же выгнали вконец.

Потом был пир. Полмира звали.
Все православные пришли.
Неделю пили и плясали.
Домой немногие ушли.

Иван же утром с Синеглазкой
И сыновьями снова в путь.
Жить будут в тридесятом царстве.
И ты здоров и счастлив будь.

Счастливей их и в самом деле
Весь мир не видел. Вот те крест!
И только им все птицы пели,
И все сады цвели окрест!

От русских сказок, знаю точно,
Полезней, чем от апельсина.
Царевичем себя, заочно,
Считаю. У меня два сына.

15.06.2011 г.