Мемуары от первого лица

( из сборника «Записки старой легавой суки»)

-  Привет, подруги, я тут оставлял рукопись на редактуру. Вот зашел узнать, как продвигается дело, - Шарик,  не спрашиваясь, просочился в калитку, сел в хозяйский шезлонг и закинул ногу на ногу.

От такой наглости спаниель Люська подавилась вишневой косточкой и принялась  судорожно глотать вечерний воздух.
Удар мощной лапы промеж лопаток вернул ее к жизни.
-  Мерси, - выдохнула Люcька сквозь слезы, - этот урод доведет меня таки до кондрашки.
-  Право, Люсьен, выбирай выражения, - укорила легавая спасительница, - гость, все-же…
-  Вижу, что не Санта Клаус, - Люська с трудом отдышалась, - щас я ему откорректирую рукопись. Эй ты, Дюма-отец, видел когда-нибудь литер ЗЮ? Нет? Через пять минут можешь посмотреться в зеркало!
Небрежно повязанный  бант на шее борзописца сник, словно колокольчик в жару, с лица исчезло выражение снисходительного пофигизма,  Шарик привстал и попятился к выходу.
-  Если еще не успели, так мы не в претензиях. Можем и в другой раз зайти.
-  Отчего же в другой, хорошо и в этот, - спаниель, покачивая бедрами,  приближалась к незадачливому прозаику. Ее мягкая походка и улыбка во все лицо  могли обмануть кого угодно, только не дворнягу. Ему вдруг ужасно захотелось бежать,  куда глаза глядят, сломя голову, как в детстве от приближающейся грозы. Но ноги  его не слушались -  они стали ватными. Лапы приклеились к влажному чернозему, словно  муха к свежему повидлу. Бедолага пытался было отвести глаза от пронзительного взора волоокой охотницы, но тщетно!
Если б не решительное вмешательство сердобольной легавой, участь районированного бандерлога могла бы оставить незаживающую рану в чувствительных душах пьющих дачников.
-  Полноте, Люси, не уподобляйся оголтелым критикам. Вспомни: «Души прекрасные порывы…»
-  Во-во.  Именно это я и вспомнила, - передние лапы спаниельки методично сжимались и разжимались, будто она одновременно качали обе кистевыми экспандерами, - страсть как люблю начинающий литераторов.
В этот критический момент раздался оглушительный хлопок  заведенного, наконец,  старенького Запорожца и подруги обернулись в сторону звука. В этот раз привычка охотниц реагировать на выстрел сохранила  молодой талант для благодарных потомков. Шарик очнулся и опрометью выбежал на улицу.

-  Ну, что же Вы, Шарик, так рано покидаете нас. Мы даже не успели разобрать Вашу рукопись, - легавая была сама предупредительность, - не робейте, проходите – Люсьен более на вас не дуется. Правда, Люсьен?
Спаниель пригласительно  качнула головой и выразительно посмотрела на дворнягу. Ее жест можно было трактовать по-всякому: от «добро пожаловать»  до «у меня хорошая память».
-  Экзекуция откладывается, - понял Шарик и немного успокоился, - разве что не надолго…

Литературный кружок расположился на открытой веранде, стилизованной под архитектуру чеховских чтений. Хозяйка водрузила на стол самовар-медалист, корзинку с баранками и вазочку со злосчастным вишневым вареньем.
-  Ну-с, приступим, - легавая водрузила на нос очки в черепаховой оправе, - мы внимательно ознакомились с Вашей рукописью и вот  что хотелось бы отметить:
Во-первых, название сего творения вполне конкретное: «Мемуары от первого лица», а правдивые факты Вашей насыщенной биографии ограничиваются фразой «родителей я не помню». Далее идет сплошной литературный вымысел.
Шарик:
-  Приведите примеры, плиз.
Легавая:
-  Извольте.  Взять хотя бы  «… первую золотую медаль я получил на выставке в Санкт-Петербурге, штат Колорадо…».
Шарик:
-  И что же вас здесь смущает?
Легавая:
-  Административная принадлежность упомянутого города.
Шарик:
-  И?
Легавая:
-  Наша многострадальная Родина до такого счастья еще не дожила.
Шарик:
-  Мелочи. Дело не за горами.
Легавая:
-  Или вот  еще «… моя первая жена-гончая, урожденная чихуаухуа..»
Шарик:
-  Ну и чем вам моя хуняшечка не угодила?
Легавая:
- Мы ничего против миниатюрных собак не имеем, но эта порода – декоративная и зверей НЕ гоняет.
Шарик:
-  Позволю с вами не согласиться: моя, хоть, и крошечная была, а гоняла меня,  аки зверь лютый. Земля ей пухом – упарилась.
Легавая:
-  Ну, хорошо. В  третьей главе Вы упоминаете: «… от деревенского охотника разило декадентским коньяком и дорогими  кубинскими сигарами…»
Шарик:
-  Я патриот и не переношу иностранщину.
Легавая:
-  И мы за российские березки, но где Вы видели «деревенского охотника», смакующего французский коньяк под Гавану?
Шарик:
-  Это – гротеск. Профессиональный прием-с.
Люська не выдержала подобного издевательства:
-  Слушай ты, графоман блохастый, на каком-таком закате ты «…наблюдал облака цвета ливера»?
Шарик (невозмутимо):
-  Во сне. Вкусная метафора. Для посвященных.
Люська аж заскрипела зубами от гнева:
-  Нет. Он меня доконает!
Шарик:
-  Не разделяю вашего смущения. Вот у Владим Владимировича Маяковского, например,  облако и вовсе «в  штанах».
Сраженная Таким аргументом Люська забилась в истерике. Она каталась по цветочной клумбе, давя коллекционные лилии и пионы. Даже искушенная в литературных диспутах легавая  не нашлась, что возразить наглому дарованию.

-  Этот раунд за мной,- решил довольный Шарик и с достоинством покинул обескураженных подруг.

На следующий день к нему подошел Тузик и спросил:
-  Ты не в курсах, чё  там случилось с нашими подругами с писательского участка?
-  А в чем, собственно, дело?
-  Да я сегодня дважды проходил мимо, так они весь день  сиднями сидят  под навесом, обложились горами книг, еда не тронута. Будто не в себе.
-  Волшебная сила искусства, братан. Страшная штука. Так-с…

15.06.12