Жар-Птица Пятая глава

...Потом снова была Москва, с её богатым разнообразием выставок, спектаклей, концертов, и пёстрой лентой встреч с многочисленными друзьями и родней. Была и работа, но она не оставляла за собой заметного следа, как лодка с грузом, плывущая по реке.
    Новый Год поманил их несравненной красой Ленинграда, встречей с родителями жены, и с семьёй тёти Ляли, где вновь намечалась свадьба, теперь уже у младшего её сына.
   Эта пара нищих студентов не заработала ещё на уютное кафе, и обилие стола создавала исключительно собственными силами на вполне студенческую сумму, ровно в сто рублей, имеющуюся на тот момент в семейном кошельке.
Всё ту же, бедно обставленную, но ёмкую и гостеприимную комнату коммунальной квартиры, где весёлые вечера запомнились Владу шумными пирушками на газетах, заполнили теперь собранные у соседей стулья и столы, уставленные разнокалиберной посудой, в которую с трудом уместились многочисленные блюда. Тётя Ляля с помощницей – невестой младшего сына, вдохновенно создала их из пяти куриц, колбасы, сыра, и груды овощей.
Королём стола был конечно же  неизменный салат "оливье”, который уложили в виде весёлого поросёнка с майонезной спинкой, колбасными копытцами и язычком, с маслиновыми глазками, яичными ушками, и хвостиком из зелёного лука. Он аппетитно лежал на громадном овальном блюде из Зимнего Дворца. Блюдо это, после всех обысков и грабежей чудом сохранилось из того, что приобрёл отец тёти Ляли, на распродаже дворцовой посуды в эпоху НЭПа. 
Прохладительные напитки были домашнего приготовления, кроме пары бутылок вина и советского шампанского.
     Соседи хозяев тоже были приглашены. В качестве подарка они освободили для танцев одну из своих четырёх комнат в этой просторной, когда-то шикарной, петербургской квартире.
Девяностолетняя мать с женатым сыном и овдовевшей дочерью, уже весьма почтенного возраста, нарядные и величавые, с удовольствием угощались и танцевали.
    Екатерина Андреевна, крестница Николая II, впоследствии фрейлина его жены, была замужем за офицером царской армии, шведским графом Эксе. Граф - лихой наездник, завоевавший множество призов на скачках, сбежал после революции из с  ума сошедшей России к себе, в Швецию, чутко уловив новый дух Времени, когда среди сильного пола будет модным спихивать все тяготы на женские плечи.
Екатерина Андреевна осталась на родине, одна с двумя детьми, отдала все бриллианты и ценности новому государству, и пошла служить сестрой милосердия на фронтах гражданской войны. Так вот и выживала с детьми в мясорубке двадцатых годов.
Во время блокады Ленинграда она сдавала донорскую кровь, получала спецпаёк, который тратила только на себя. Её дети, к тому времени уже давно совершенно взрослые, семейные, должны были спасать себя сами. Они всегда были рядом с ней, и предано её любили.
Графиня строго блюла своё здоровье: делала гимнастику, наклоняясь головой чуть ли не до пола, много гуляла, и принимала ледяную ванну ежедневно.
В свои девяносто с лишним лет стройная, высокая, прямая как струна, на высоченных каблуках, с красиво уложенной белоснежной причёской, она кружилась в вальсе со своим,  статным рослым сыном, придавая балу бедняков блеск и тон.

      У юной парочки не было ни своих свадебных нарядов, ни даже золотых колец. По правде сказать, официального заключения брака тоже ещё не было, оно было назначено на весну, которую никто ждать не собирался.
Наряд жениха состоял из выходного костюма старшего двоюродного брата, и выходных туфель старшего родного брата.
А платье невесты взяли напрокат из детского садика. Там работала музыкальным руководителем близкая подруга тёти Ляли. И был это новогодний костюм Снегурочки, с роскошным кокошником и четырёхслойной фатой до полу. Чёрная коса невесты оттенялась нежно-голубым шёлковым русским сарафаном. Костюм этот ведомственный садик Кировского театра заказывал в театральной мастерской. Смотрелся он сказочно, как и полагалось в Новый Год. Тяжёлые, высшей пробы кольца, болтающиеся на почти ещё детских пальцах, новобрачным одолжила тётя Ляля: своё, и рано ушедшего, незабвенно любимого мужа, чтоб у и молодых была такая же счастливая, горячая любовь.
Нарядившись, невеста всё никак не могла решиться выйти к гостям, и жениху пришлось, как и принято, выводить её за руку. В этот миг подружки невесты завели на четыре голоса народную подблюдную песню "Плывёт, плывёт лебёдушка" и дух у неё перехватило. Самый оказался это особый момент, сделавший домашнюю вечеринку настоящей свадьбой.

   Когда все гости сели за стол, то передвигаться по комнате, где разместилось сорок человек, уже было невозможно. В какой-то момент хозяйке комнаты, понадобилось попасть на кухню, и ей пришлось изящно пройти прямо по столу, между тарелками и рюмками, что она и проделала с грацией, вполне неожиданной при её солидной фигуре, под бурные аплодисменты гостей.   
    Влад как бы потерял свою привычную связь с приятельской семьёй. Они с Ланой сидели с тихими улыбками на лице, явно находясь где-то очень далеко от всех остальных. Статус московских гостей чуть отделил их от общей компании, но и притягивал всеобщее внимание.

    Старшие гости, друзья тёти Ляли, создавали привычную для Влада, по своему академическому дому, атмосферу интеллигентности и искромётного остроумия. Эти люди золотого поколения двадцатых годов были украшением домашнего праздника, а их виртуозное умение веселиться его, собственно, и сотворяло.    
    Звёздным номером импровизированного концерта стал танец  маленьких лебедей в неописуемых костюмах,  уже вызывавших у всех гомерический хохот, в исполнении нестареющей "молодёжи" под их же классический  рояльный аккомпанемент.  Юным гостям оставалось только хохотать и аплодировать.
    От смеха у всех сводило животы, есть было некогда, а танцы за стеной, в комнате соседей, шли без перерыва, и составляли "самое желанное блюдо" этого застолья.
Влад с женой то и дело поднимались из-за стола, благо сидели почти  у самой двери, и шли в «бальную залу»,  где пары, потушив яркую люстру,  наслаждались уютным сумерком в объятиях друг друга. 
Эти вольности возмущали двенадцатилетнего пуританина Митю, племянника Ланы, бывшего в числе приглашённых.  Он постоянно заходил с проверкой, и в гневе неизменно каждый раз включал верхний свет, к смеху и досаде танцующих.
    Ничто не могло нарушить веселья и уюта этой очень домашней свадьбы. Она не опустошила кошелёк хозяев, потому что сумма денежных подарков оказалась равна тем же ста рублям на неё затраченным.
    Невеста с женихом развлекали гостей и танцевали с ними, переходя из рук в руки, почти не видя друг друга. Невеста прятала за резиночку широкого белого, кисейного рукава очередную конфетку.  А закончив танец, встряхивала лебединым движением рукой, как Василиса Прекрасная, и дарила появившееся как по волшебству угощение очередному кавалеру. Жениху не досталось ни одной такой конфетки. Он танцевал с многочисленными приглашёнными девушками.
    Разошлись с трудом только под утро. Всем было очень весело.
Старший брат жениха был в это время на гастролях, в его собственной молодёжной компании всё новогоднее веселье заключалось в выпивке с девочками и её одноразовых радостях. Он с завистью слушал потом рассказы об этом вечере.
   
Три молодых дружеских семьи образовались почти в одно время, в один знаменательный для них 1970 год, три семейные лодки отчалили от пристани.  юности с полным грузом счастья и надежды. Конечно, их было невообразимо больше трёх, отплывавших в это же самое время…  Попутного ветра!