Зачем их тревожить

ВДОГОНКУ

Вновь падают капли отвесно
на мокрый асфальт тишины.
Я, думаю, вам интересно
понять состоянье вины.
А может?.. Зачем же тревожить
вам память заботами лет,
которые надо не множить, –
сводить бесконечно на нет,
впадая в уныние страсти,
впадая в печаль сгоряча.
Всё было, наверно, напрасно.
Рубили канаты сплеча,
отчалив от пристани, вскоре,
мы вновь попадали все в шторм
на вежливо пакостном море
во время жестоких реформ.
И мы, аплодируя, пели
забытые гимны страны.
Срывали казнённые петли,
и шли палачи без вины
по полю абсурда во власти
развенчанных нами вождей,
и рвали святое на части
маньяк, полупьяный ди-джей.
Театр продолжался абсурда –
играли расстрельную роль
еврей одинокий, два курда...
...забыл я мятежный пароль,
звучавший на стыке эпохи
по прихоти злых языков
не взятых по осени в лохи.
А кто, извини, ты таков?
Кричали печали вдогонку
бежавшему фраеру прочь.
Понятно лишь было подонку,
зачем пресловутая ночь
была превосходно преступна
в объёме за здравье речей,
показанный кукиш не крупно,
опять раздражал палачей,
занесших секиры над честью
и совестью страной вины
за горькую в сладостях песню,
звучавшую вновь без струны.


ПОЯВЯТСЯ,  НЕТ  ЛИ?

Безнравственность глупой науки
всегда не находит ответ.
И даже нестранные звуки,
сводящие бездну на нет,
к нулю приближая стремленье –
возвыситься в горькой судьбе
безумного в сути томленья,
сидящего там, на столбе
безумца высоких полётов
на крыльях мечты роковой –
единственный выбор из лотов
забытый в пустыне конвой,
уставших махать топорами
на плахах в ряду палачей...
Виновны, конечно же, сами
любители длинных речей.
Назвавши тирана тираном,
рискуешь попасть под расстрел
сокрытый гуманным туманом.
Ну что ты, мой друг, оробел?
Послушай не сказку, а мысли,
повисшие в воздухе, где
безумие важностью числят.
Слова, что круги на воде
расходятся в поле тревоги
за будущий взлёт торжества
забитых до смерти убогих.
Палач – изувер мастерства
доволен раздачей погонов,
и званиям новым он рад.
Но нету в природе законов.
Появятся, нет ли? Навряд.
И всё устремляется в бездну
покрытую матом любви.
Шагаю по листьям в безлесье,
и мысли мотаю свои
на сук одиночества в этом
печально-суровом краю,
где нету свободы Поэтам.
Свободно лишь я говорю –
изгнанник своей неохоты
идти на поклон в Мавзолей.
Читаю безнравственно ноты
поверенных в деле властей.
И вновь удивляюсь свободе
красивого слога на дне,
упавшего в миг небосвода,
возникшего грустью во мне.


БЕЗВИННО

Идиллия странной печали
дождями висит за окном,
где струи негромко стучали,
струились, как будто вином
пьянили пространство удачи...
но страх надвигался на нас,
решавших простые задачи:
сказать, не сказать без прикрас
о будущей памяти нашей,
уснувшей без совести лет.
На воле безнравственных пашен,
явившихся горечью в Свет,
устроенный новым законом
предательства, зависти, лжи.
Стыдятся и плачут Иконы,
рыдают изгои, бомжи.
Поэты страдают безвинно –
на плаху ведут упыри
под звуки бездарного гимна
чекистской кровавой зари.