Легенда об Обероне, короле эльфов

Первый пролог. Назорей.

Он знает всё. И то, чего никто не знает:
Ни норны, что судьбу из вечности сплетают,
Ни люди, что решают, как жить сегодня им,
Ни маги, что волшбою  мир делают другим.

Повсюду он. И там, где жизнью жизнь играет,
И там, где пустота, где солнце тьма скрывает,
Где прошлое клубится, незримое, как тень,
И где берёт начало ещё грядущий день.

    Он всё, что есть сейчас, и что сейчас быть может,
    Он то, что есть ничто и что всего дороже.
    И нет его жесточе, и нет его добрей.
    Он тот, кто безымянен, чьё имя – Назорей.


Второй пролог. Норны.

У неба нет конца. У неба края нет.
Там время вечно спит и не нужны дороги.
Не меряя часов и не считая лет,
В бескрайности небес живут одни лишь боги.

Они дают нам жизнь. Они дают нам смерть.
И всё, чем дорожим, забрать в мгновенье могут.
Они дают нам тьму. Они дают нам свет,
И испытанья всем отмеривают строго.

И каждому из нас своя стезя дана.
Три норны, три сестры – ваятельницы судеб,
Не ведают того, кому она дана,
Кого дорога та вести до смерти будет.

Закономерность есть случайностей канва.
В то утро норна Урд, прогуливаясь чинно,
Средь облачных холмов вдруг повстречала льва.
Из гривы из его достала волос длинный.

Вплетенный в  жизни нить, тот волос храбрость даст,
Одарит ею он святого судьбоносца,
Который ни чужих, ни близких не предаст,
Ведь с ним небесный конь разделит благородство.

Всё дальше норна Урд идёт, сбирая дань.
И вдруг к её ногам - пропала крыльев сила!-
Небесный аист пал! В протянутую длань
Сиротская судьба печальная парила.

Вздохнула норна Урд, приняв его перо.
И лёгкое, как снег, оно в руке дрожало.
Вот ворон пролетел – чернёным серебром
У ног её тогда премудрость замерцала.

Сегодня небеса щедры, как никогда!
Но их дары – увы! – несут не только благо:
Шакалий резкий вой – нужда и нищета,
Тигриной шерсти клок – безумство и отвага.

Чешуйка от змеи – извилист жизни путь,
А серебро дождя – страдания и слёзы.
Порою страх стеснит у судьбоносца грудь,
Когда шипами вдруг его уколет роза.

И норна Урд, собрав дары небес, скорбит.
Нелёгкая судьба готовится кому-то!
Её сестра спрядет из собранного нить.
Как цепью, нитью той опутан будет кто-то.

Но вот в последний миг луч солнца золотой
Упал в ладони ей, с небес сорвавшись смело!
Как молния, сверкнул, пронзая теплотой!
Воспряла духом Урд, её душа запела!

Свободен будет тот, чья жизнь – благая весть! –
Сегодня началась! Как солнце, будет ярок!
Нелёгкая судьба – то судьбоносцу крест,
А тонкий солнца луч – божественный подарок.

Верданди в утро то была раздражена,
Томили сердце ей небесные заботы.
Но жизненная нить должна быть спрядена!
И принялась она за долгую работу.

Вот рыжий волос льва она переплела
С серебряным дождём… Веретено крутилось.
Но видит норна вдруг – неровно нить пошла:
То узелком взялась, то сильно истончилась.

То пальцы режет ей, то нежная, как пух,
То, как канат, толста, то вкривь и вкось ведётся.
Застынет вдруг струной – и звон уловит слух.
И тут же на ветру, как волосок, качнётся.

Остановится? Нет! Ведь жизнь уж началась!
Начала и конца определились сроки.
Верданди хмурит бровь. Она уж собралась,
Сосредоточив взгляд, откинув все тревоги,

Внимательней она к работе отнеслась.
И постепенно нить выравниваться стала.
И дальше эта нить без узелков вилась.
Неровная – она в глуби клубка пропала.

И быстро рос клубок, и набирал он вес,
Как плод дерев земных дождливым тёплым летом.
И таяли в её руках дары небес,
И превращались в нить, играя ярким цветом!

Когда последний дар вплетётся в эту нить,
Когда веретено крутиться перестанет –
То норны Скульд пора. Чтоб судьбоносцу жить,
Ваять его судьбу её черёд настанет.

Последний штрих судьбы – соткать портрет того,
Чьей жизни срок пришёл, кому на свет родиться
Пришла уже пора по прихоти богов-
И жизнь, и смерть людей на небесах вершится.

Вот норна Скульд взяла клубок из рук сестры.
Задумчиво она на тот клубок взглянула,
Увидела, как нить всерадужьем блестит.
И норна Скульд её тихонько потянула,

Расправила, сплела начальный узелок,
И замелькали вдруг её проворно руки –
Ах, не терпелось ей узнать, кем будет тот,
Кто ими обречён на радости и муки!

Не знают небеса течения минут,
И сколько их прошло – никто не даст ответа.
Не покладая рук трудилась норна Скульд,
Вплетая мастерство в создание портрета.

И вот уж перед ней виднеется она –
Фигура в сапогах, что серебром подбиты,
В одеждах дорогих из тонкого сукна,
В плаще из меха коз, что жемчугом расшитый.

И невозможно глаз отвесть от сильных рук!
На пальце среднем там блестит кольцо витое.
Колчан, что полон стрел, изящный, тонкий лук
Сжимает судьбонос могучею рукою.

Довольна норна Скульд – прекрасен был портрет!
Тот, чью судьбу она иглою тонкой движет,
Тот скоро наяву увидит белый свет!
Конец её труда всё явственней и ближе,

Осталось норне лишь лицо его соткать…
Но пряталась в клубке испорченная нитка!
Как жаль, что ей нельзя работу  прерывать!
Любимый норны труд вдруг превратился в пытку!

Привычно руки Скульд ваяют, но дрожат.
Последний узелок связав, она бледнеет,
На сотканный портрет поднять боится взгляд…
Но всё-таки глядит…И тут же Скульд немеет!

Ужасное лицо! Бескровных губ черта,
И крючковатый нос приплюснут. Очень близко
И глубоко сидят бесцветные глаза.
Высокий белый лоб навис над ними низко.

А посредине лба, как старый, грубый шрам,
Широкой полосой кустистые, густые,
И острые, как нож, чернеют брови там.
А волосы до плеч копной…уже седые.

Застыла норна Скульд, безмолвна и бледна.
Верданди подошла, скорбя, застыла тоже.
Взглянула на портрет и норна Урд. Она
Печальных слёз своих, увы, сдержать не может.

Да, каждому из нас своя стезя дана.
Три норны, три сестры, её определяют.
И каждая из них сполна наделена
Волшебной силой. Но никто из них не знает,

Кому та сила их несёт добро иль зло,
И что есть сила их – то дар иль наказанье?
И небо, где живут, то высота иль дно?
Им многое дано, но Истинное Знанье

Все ж не доступно им. Ах, жители небес!
Увы, на все вопросы ответов не бывает!
Не может ли так быть, что вы беднее тех,
Кто судьбы не вершит, кто судьбы проживает?

У неба нет конца. У неба края нет.
Там время вечно спит и не нужны дороги.
Не меряя часов и не считая лет,
В бескрайности небес живут одни лишь боги.

Они дают нам жизнь. Они дают нам смерть.
Мы видим руку их при выборе дороги.
Они дают нам тьму. Они дают нам свет.
Но для чего, зачем? Того не знают боги.


Но знает тот, кто там, где темнота и свет
Ещё не родились. И в материнском чреве
Скрывает ото всех тот истинный ответ,
Который не найти ни на земле, ни в небе.



Ульвием

Да, полон мир чудес! Среди лесов густых
Прекрасный Ульвием – эльфийская столица,
В объятиях дерев раскинулся, застыл,
Окутанный листвой, он замер гордой птицей!

Казалось, солнце здесь оставило лучи.
Да, вот они – блестят в переплетенье арок!
Луна торИт мосты ажурные в ночи -
Пройдёшь по ним вперёд и королевский замок

Предстанет  пред тобой! Он белизною стен
Затмит снега вершин и ослепит сияньем!
Здесь днём зовётся ночь, а ночью – белый день,
Они здесь родились – вот так гласит преданье.

Хранит эльфийский род звезды Нандины  свет,
И эльфов род богат историей и силой.
Невозмутимость их – основа для легенд,
Навеки красота на лицах их застыла.

Бездонны их глаза, черты лица тонки,
Их песен перелив – чарующие сети.
Быстры они, как свет, как ветерок, легки.
Любимцы всех богов – наделены бессмертьем.

И лишь от вражьих стрел, мечей и копей эльф
С оружием в руках, в бою погибнуть может.
Увы, не вечно всё на грешной сей земле…
Бессмертье, говорят,  само на смерть похоже.

Не любят эльфы войн, но от любых врагов
Сумеют защитить границы Ульвиема.
Не раз случалось так, что смертных и богов,
Кому грозила тьма, спасали эти стены.

Распахнутых небес струится теплый свет -
Он так же нерушим, как Ульвием могучий.
Живет эльфийский мир, безвременьем согрет.
Нет места на земле прекраснее и лучше!


Рождение Оберона

Сегодня Ульвием, как улей, полный пчёл.
Сегодня суждено мечтаньям многих сбыться!
Сегодня каждый эльф себя счастливым счёл –
Наследник Короля вот-вот на свет родится!

Вокруг дворца толпа  нарядная гудит,
А во дворце Король. Ослушаться не смея
Старуху Йони, он в стороночке сидит,
С волненьем чуда ждёт и лишь слегка бледнеет,

Когда увидит вдруг лицо жены своей –
Искажено оно мучительною болью!
И долгий крик её сквозь тысячи дверей
Не ведая преград, уже летит на волю!

Не трогает тот крик лишь бабок – повитух.
Сан королевы им для дела не преграда.
Рожениц крик для них - как песня жизни вслух,
Ребёнка первый крик – как высшая награда.

Тепло умелых рук настойчиво зовёт
Младенца в мир. Его уж достают из  лона…
Ещё чуть-чуть! Сейчас…Почти уже…И вот…
Дитя на руки взяв, на миг застыла Йони…

Но услыхав вокруг тревожный шепоток,
Окинула она подручных острым взглядом,
Прикрикнула на них – и шепоток умолк.
Встревоженный Король вдруг оказался рядом.

Уверенно она младенца подняла –
Здоровый, громкий крик издал наследник трона!
«Ваш сын, о, мой Король!» - и Принца отдала.
А следом поднесла Наследную Корону.

И замер Сизарон с младенцем на руках…
Принц безмятежно спал, не ведая печали,
А в сердце Короля росли и боль, и страх,
Когда глаза его с тревогой изучали

Ужасное лицо! Бескровных губ черта
И крючковатый нос приплюснут. Очень близко
И глубоко сидят бесцветные глаза,
Высокий белый лоб навис над ними низко.

А посредине лба, как старый, грубый шрам,
Широкой полосой, кустистые, густые,
И острые, как нож, чернели брови там.
И волосы копной кудрявятся…седые.

Очнулся Сизарон от тихого: «Сынок!»
Старуха Йони так звала его с рожденья,
С минуты той, когда свой первый крик он смог
Издать в её руках и по её веленью.

Пред Королём она стояла и венец
Наследника в руках уверенно держала.
И слышала она биенье их сердец…
Что делать должен он, старуха Йони знала.

И, благодарен ей, очнулся Сизарон!
На сына возложив Наследную Корону,
Прижал его к груди и вышел на балкон,
Чтоб Принца предъявить народу по закону!

Вокруг дворца толпа танцует и поёт,
А во дворце король с любовью наблюдает
За сыном, что сейчас грудь матери сосёт,
За женщиной, чья грудь наследника питает.

Моргане невдомёк мучения отца -
С восторгом лаской мать одаривает сына,
Не отрывая взгляд от милого лица.
«Скажи, любимый муж, какое выбрал имя

Ты для того, кто так божественно красив?
Кто примет от тебя, Король, твою корону?
Ответил Сизарон, к жене главу склонив:
«А нареку его я Принцем Обероном!»


Нидавеллир

Да, полон мир чудес! В подземной пустоте
Из века в век стоит среди равнин бесплодных
Суровый чёрный мир. Живут в том мире те,
Кто сам себя зовёт потомками Свободных,

Кто родиной своей зовёт Нидавеллир,
Кто, солнца не познав, живут, одно лишь зная,
Что так прекрасен их великолепный мир!
И не сравнится с ним ничья земля иная!

Их род - эльфийский, в том сомнений точно нет:
Движенья их легки, остроконечны уши.
И жизни  их не миг, а бесконечье лет,
Но лики  их черны и непроглядны души.

Среди холодных стен жилища эльфов тех –
Внутри подземных гор обжитые пещеры.
Их испокон веков не оглашает смех,
Там испокон веков растёт среди расщелин

Мохнатый Бледный мох. И бледный его свет,
Чуть разбавляя мглу, нидавеллирцам служит
И солнцем, и луной. Другого света нет,
Как нет здесь и тепла - лишь вечно злая стужа.

Купцы здесь не живут и не ведут здесь торг:
Нидавеллир богат лишь мраком да  камнями.
А от таких богатств совсем ничтожен прок,
Как от сгоревших стен иль пыли под ногами.

Владыка Захха – он боготворит свой мир,
Но сотню сотен лет уже мечту лелеет –
Прекрасным словом тем – святой  Нидавеллир -
И Верхний мир назвать! Но он пока не смеет.

Лишь в мыслях у него коварный зреет план.
Владыка Захха ждать бессмертием научен.
Он под свое крыло зовёт за кланом клан.
Мир чёрных эльфов весь почти уже приручен!

Пусть времени ещё совсем чуть-чуть пройдет…
Владыке всё одно – века или мгновенья.
Пусть мир ещё чуть-чуть Владыку подождёт…
Он сам назначит час и выйдет из забвенья.


Праздник Рождения

Сегодня Ульвием готов встречать гостей!
Съезжаются на пир в честь Принца Оберона
И эльфы всех семейств, и феи всех мастей.
Вот – медленно несёт их воздух – эллилоны.

Полупрозрачны и так хрупки их тела,
И чудные глаза на всех взирают сонно.
Их королева Маб, воздушна и бела,
Средь подданных своих плывёт – танцует томно.

А чуть в сторонке, там, под сенью трёх осин,
Веселье уж кипит – там ореады пляшут.
Все знают наперёд – нет веселее нимф,
Чем нимфы гор. Полны всегда вином их чаши,

На месте не сидят, их видят тут и там.
Искрятся их глаза, улыбки с лиц не сходят.
И сиды – эльфы нор – за ними по пятам,
От солнца пряча взгляд, в кафтанах красных бродят.

Явились Силь и Фа и семь их дочерей –
Пестрели крылья их невиданным узором.
И краше никого в воздушном царстве фей
Не видели ещё! Приковывали взоры

Они эльфидов – тех, кто были рождены
В те времена, когда обычными являлись
Средь Вечных браки их со смертными людьми -
В союзах тех всегда лишь сыновья рождались.

Туреху – духи трав с дриадами дружны.
На праздник во дворец они явились вместе,
И оказались тут они окружены
Вниманием – несли они лесные вести.

Вот арси - эльфы вод. Горды не без причин!
Ведь род их подарил жену для Сизарона!
Моргана родилась среди морских пучин.
Вода морская есть в крови у Оберона!

И счастливы они, такой оставив след!
Танцуют, веселясь, играют, словно дети!
И кажется им, что поляны этой нет
Прекрасней ничего на целом белом свете!

Среди поляны той и в центре суеты,
На троне из корней, ветвей переплетённых,
Коричневой коры и белой бересты,
Зелёных хвойных лап, травин осоки тёмных,

И листьев всех цветов, что дарит листопад –
На троне том сидел правитель Ульвиема.
Своих гостей встречал и каждому был рад,
И лёгким в этот день ему казалось бремя

Владычества его! Он подданных любил
И правил ими так, как требуют законы.
И каждый светлый эльф ему послушен был,
И с радостью они служили Сизарону.

Поздравить Короля – его продлился род! –
Спешат со всех концов эльфийского пространства
Властители небес, земли, лесов и вод,
Правители пустынь и ветряного царства.

Не мог не пригласить Король подземный мир!
Чтоб повода не дать обидам, склокам, злости,
Отправились давно гонцы в Нидавеллир.
И чёрных эльфов ждут собравшиеся гости.

Явился Захха! Он, в накидке золотой,
В высоких сапогах, с улыбкой белозубой,
Стремительно вошёл, и королевский трон
Взгляд приковал его! Серебряные трубы

Приход Владыки Мглы пропели. И тогда
Колено преклонил пред Сизароном Захха.
А за Владыкой – спин согбённых череда,
Укрытых до земли плащами цвета праха.

То свита Захха. Там семейство злобных юд –
При троне состоят и служат палачами.
Вот гвиллионы – их ужасен вид и труд –
С пути сбивают люд безлунными ночами.

И полуэльфы здесь – драмены имя им.
Их кожа чуть светлей, но чёрными глазами
Лишь взглянут на людей – и словно сотню зим
Прожил уж человек. А горькими слезами

Кто плачет там? Их плач на карканье ворон
Похож… Наделены поури страшной властью!
Они ведь души тех, кто в жертву принесён.
Кто плач услышит их – не избежит несчастья.

Вот гости собрались. Под звуки труб и лир
Моргана – Принца мать – его гостям явила,
И объявила всем, что королевский пир
Давно гостей уж ждёт, и в замок пригласила.

И полились рекой нектары и вино!
От радости иль вин бессмертные хмелели.
Кто рядом за столом, уж право, всё равно!
Обнявшись, тёмный эльф и светлый эльф запели.

И песни той слова и музыка лились!
И птицы в небесах ту песню подхватили!
И с шорохом травы слова её сплелись!
В журчанье ручейка те звуки превратились!

И снизошёл на мир божественный покой!
И передумал вор украсть добро чужое,
И воин отступил – недрогнувшей рукой
Он в ножны меч вложил… В глаза друг другу двое

Взглянули, и любовь наполнила сердца!..
И обнял солнца луч старушку на пороге…
Ах, если б песня та звучала без конца!
Но заскучали вдруг в своих чертогах боги…


Переворот

В разгаре праздник был! Кругом и шум, и смех,
И танцев круговерть, весёлых игр и песен!
Великий этот день был праздником для всех!
И каждый гость был пьян! И каждый гость был весел!

Когда Король решил покинуть чудный бал,
Он думал, что его ухода не заметил
Никто. Но Сизарон не думал, не гадал,
Что у него есть враг на этом Белом свете.

В покоях колыбель, в которой крепко спит
Наследник Короля… Над колыбелью двое -
Отец и мать… Но к ним Владыка  Мглы спешит
И, обнаживши меч, врывается в покои!

Вот Захха, окружён приспешников толпой,
Стремительно летит от самого порога!
И, леденящий дух, несётся злобный вой,
И Белых эльфов кровь кропит его дорогу!

Тогда и Сизарон из ножен вынул меч,
Спеша его навстречь врагам своим направить!
Бесстрашен был Король! Понёсся он, как смерч:
За жизнь семьи готов и голову оставить!

Младенца прихватив, прижав его к груди,
Моргана за полог за шёлковый укрылась.
Ах, к мужу не могла на выручку прийти!
Но за него она неистово молилась!

Но как бы ни был смел, бесстрашен Сизарон –
Но в поле, говорят, один – увы! – не воин.
Он может нанести врагу большой урон,
Но будет предрешён исход такого боя!

Никто не ожидал кровавых перемен,
И стража Короля лежит уж бездыханна.
Король, что до сих пор не знал беды измен,
Ослабленный стоит, зажав рукою рану.

В бою жестоком том врагов немало он
К ногам своим сложил. Но силы так неравны!
Лишь несколько минут - и Сизарон пленён.
И подошел к нему Владыка Захха. Плавным

Движением руки он размахнулся и –
Короткое копье пронзило Сизарона.
Знак Короля – кольцо, сорвал с его руки,
Надел на палец свой и снял с него корону.

Послушная кольцу, корона вмиг снялась
С поверженной главы, но вновь пустила корни,
Коснувшись  Захха, и с его главой срослась –
Так воплотил  мечту свою Владыка Чёрный.


Корона и кольцо – их неразрывна связь!
Серебряная нить в кольце сплела узоры,
Узоров дивных тех руническая вязь
Скрывала под собой прозрачность камня Тора.

Корону украшал двойник его – Ала -
Изъяном даже  был  он Тора повтореньем!
Внутри каменьев тех извилина была,
И были камни те одной волшбы твореньем.

Магический закон на них наложен был:
Рукою без кольца нельзя отнять корону.
Об этом Захха знал… Себя провозгласил
Эльфийским Королём он вместо Сизарона.

О, власти страсть! Она сильней, чем страсти власть!
Владыка Захха уж безумных глаз не прячет.
Сбылась его мечта! А то, что прервалась
При этом чья-то жизнь – то ничего не значит.

Повержен Сизарон предательской рукой!..
Но вдруг младенца крик раздался! И очнулся
От грёз Владыка Мглы и вспомнил, что Король,
Наследника имел! Он резко обернулся…

Защитника уж нет! Моргана прочь бежит!
Чтоб Захха не посмел Наследника обидеть,
Укрыться от него она скорей спешит!
Увы, Владыка Мглы успел её увидеть!

И кинулся во след Моргане он! Схватил,
И у неё из рук он рвёт младенца! Только -
Хвала богам! – ему не дали  столько сил,
Чтоб смог он отобрать у матери ребёнка!

Зато коварством он сполна был наделён!
«Убить её!» - вскричал рассерженный Владыка.
И с сыном на руках Моргана на балкон
Вбежала! От её отчаянного крика

Вдруг замер целый мир! Заклятия слова
Кричала, как мольбу, о помощи взывала!
Моргана – Принца мать и Короля вдова,
Чтоб жизнь свою спасти, стихию призывала!

Услышан был её отчаянный призыв!
И горизонт исчез, и потемнели дали!
Вода морская к ней, объятия раскрыв,
Спешит! И волны вдруг стеной сплошною встали!

И из воды уже к Моргане сотни рук
Протянуты – зовут сестру морские девы!..
Но выстрелить готов в руках умелых лук…
О, ангелы, вы где?! Хранители, о, где вы?!

Летит стрела! А цель замешкалась на миг.
Зачем Моргана вдруг решила оглянуться?
И лучника удар в тот миг её настиг.
Ей пеною морской пришлось домой вернуться.

Безумный Захха вслед проклятия кричал!
Так радостно ему виденье смерти было!
Восторг его объял! Он кулаки сжимал
И ими потрясал!.. Но вдруг его застыло

Лицо, холодных глаз остановился взгляд,
И черной кожи цвет от бледности стал серым.
Недаром и не зря в народе говорят:
«Несчастьям нет конца, а неудачам меры».

Увидел Захха вдруг – на пальце у него,
Где должен был сиять волшебный Тор в оправе –
Знак власти, там - увы! – не видно ничего,
Ни камня, ни кольца… Теперь любой был вправе

Чего добился он – всего его лишить,
Всего того, за что так безрассудно дрался!
Не мог Владыка Мглы такое допустить…
И вот уже мертвы все те, кто с ним сражался

Бок о бок. Сотворив иллюзию кольца,
Приняв надменный вид, он на поляну вышел.
Он не склонил главу под тяжестью венца,
Не опустил её, а поднял еще выше,

И оглядел толпу огромную пред ним,
И подданных своих, держащих под прицелом
Безмолвных Светлых. Он, как рок, неумолим,
Прошествовал вперёд, своё устроил тело

На троне и сказал: «Я – Захха, ваш Король,
Приказываю всем плясать и веселиться!»
Вновь музыка  звучит. Играют эльфы роль –
Ала в короне их заставил подчиниться.

До самого утра тот грустный праздник был…
А в море, далеко, обласканный волною,
Младенец  Оберон, покачиваясь, плыл,
Хранимый Морем и Сверкающей Луною.



Оркады

Да, полон мир чудес! Среди морской воды
Семь Серых островов – Скалистые Оркады.
Туман гнездится тут, и не цветут сады.
Лишь тонкий след в пыли здесь оставляют гады,

Лишь чахлую траву копытит горный тур,
И воет по ночам в кустарнике колючем
Пятнистый мышелов – уродливый ягур.
Лишь, оставляя шерсть на искривленных сучьях,

Охотится медведь, огромный, как скала.
И водопадов шум сливается с грозою.
Услышать можно здесь ритмичный плеск весла
В тот час, когда земля питается росою.

Живет на островах Оркадов древний род.
Когда-то предки их, ценя свою свободу,
От мира отделясь, здесь обрели оплот -
Средь этих серых скал. И скудная природа

Так радовала их наивные сердца,
Так было хорошо им в этом отдаленье,
Что уж никто не шлёт к ним своего гонца.
ПредАл Оркадов род мир полному забвенью.

В пещерах Серых гор они нашли приют,
Глубины моря им еду и соль давали.
А стрелы, топоры, кинжалы, копья тут
Лишь для охоты им их кузнецы ковали.

Шесть крупных островов, омытые водой.
И малый остров есть – он в центре между ними.
И каждый из шести подводною тропой
С срединным связан. Там оркадские святыни

Свой доживают век – старейшины. Их шесть,
И мудростью они одаривают щедро
Любого, кто придёт, за ритуала лесть,
За мяса шмат большой и плод лесного кедра.

Так в мире островном ведётся с давних пор –
Старейшин этих чтут, им имя – Кугураки.
Преступникам они выносят приговор,
И, как велит закон, решают споры, драки.

И прост, как их душа, островитян закон.
Вернее, есть у них всего лишь два закона…
Хоть с голоду умри, хоть с холоду – не тронь,
Спасая даже жизнь! - не тронь добра чужого!

Здесь каждый сам себе товарищ, друг и брат-
Второй закон гласит – лишь за себя в ответе
Любой оркадец. Нет, никто из них не рад,
Когда случится вдруг несчастье у соседей,

Когда нагрянет вдруг к кому-нибудь беда –
Над той бедой они злорадствовать не станут!
Не посмеются, нет… Но только никогда
На помощь не придут, не перевяжут раны.

Голодному они куска не подадут,
И не протянут ковш, чтоб жаждущий напился.
Из века в века они в согласии живут
Здесь каждый сам с собой… И надо же случится

Вдруг было на одном из этих островов
Ужасному по их законам преступленью!
И к Кугуракам вновь на суд, не тратя слов,
Отправились гурьбой все жители селенья.


Преступник Троу


Жила-была семья – с женою муж и сын.
В пещерке небольшой, уютной мирно жили.
Случалось, что малыш бывал совсем один
В пещере той, когда на промысел ходили

Родители его. И Троу, хоть был мал,
(Всего лишь пять камней отец сложил у стенки)
У очага сидел и терпеливо ждал,
В тепло медвежьих шкур укутывал коленки.

Он знал, что принесут ему туес большой
Тех ягод, что растут среди болотных кочек,
Орехов в скорлупе, пропитанных смолой,
И несколько горстей пахучих, сладких почек.

А если повезёт – придут в их скромный дом
Божественных щедрот нечастые порывы –
Отец добудет дичь. Отстанутся при том
Родители его целы, здоровы…живы.

И в этот вечер Троу ждал отца и мать.
Но в этот раз они надолго задержались…
У очага малыш пристроился поспать,
А утром снова ждал… В котле ещё остались

Варёные грибы – их Троу скоро съел,
Допил холодный чай, настоянный на почках.
Вторую ночь не спал, закутавшись, сидел.
В дверной проём ему светили звезды – точки.

Очаг давно погас. Разжечь его – увы –
Мальчишка не сумел. Голодный и замёрзший,
Он третью ночь уже под уханье совы
Дрожал и плакал. Слёз сиротских нету горше!

Очередной рассвет его чуть - чуть взбодрил,
И Троу за порог своей пещеры вышел.
Он долго между скал, потерянный, бродил.
Он есть просил и пить – его никто не слышал.

Согреться он мечтал у очага – ему
Никто не отворил гостеприимно двери.
Закон не позволял поблажек никому
Давать, а в тот закон оркадец каждый верил.

И что с того, что он ещё так глуп и мал?
Захочет жить – найдёт среди невзгод лазейку!
И жалости, увы, никто не испытал
Ни к плачущим глазам, ни к исхудалой шейке.

И к маленьким рукам не протянулись вдруг
Ни с хлебом, ни с добром ничьи большие руки.
Не облегчил никто его голодных мук,
Никто его не спас и от холодной муки.

Бродил среди пещер, ненужный никому,
Мальчишка. Привыкал к своей сиротской доле.
И было невдомёк несчастному ему –
Судьба его была в чьей непреклонной воле?

А, между тем, судьба последние штрихи
Проставила на им положенное место,
И Троу за свои грядущие грехи
Уж начал отвечать – его кончалось детство.

Увидел Троу вдруг - у входа в чей то дом
Огромная гора разделанного мяса!
Удачлив, молод был охотник в доме том.
Свою добычу он оставил без опаса.

Мальчишке невдомёк – что можно, что нельзя.
И не подумал он, что это преступленье,
Когда один кусок сырого мяса взял
Дрожащею рукой и съел с голодным рвеньем.

Он это мясо ел с рычанием зверька,
И, так же, как зверёк, он рвал его зубами!
О, голод! Он всегда, всегда, во все века
И сильных сделать мог послушными рабами!

Мальчишка не успел насытиться, увы!
Был схвачен он тот час, и жители селенья
За правдою пошли и Троу повели,
Чтоб осудить его за это преступленье.


Приговор


Беспомощный малыш перед судом предстал.
Он плакал и дрожал от страха и озноба.
Охотник слово взял и старцам  рассказал,
О том, как этот вор набил свою утробу

Его добычей…Вкруг сидели старцы те –
Нечёсаных, седых волос свисали пряди.
На утренней заре, молясь своей звезде,
Они сбирали их, связав шнурами, сзади.

Святую худобу морщинистых их лиц
И старческих их рук немощное дрожанье
Боготворя, тот час оркадцы пали ниц,
Приписывая им немыслимые знанья.

В решенье их, и в том, что будет правым суд,
Из всех, пришедших к ним, никто не сомневался.
Ведь каждый Кугурак давно съел соли пуд
В делах подобных. Троу совсем один остался.

Поставили его на жертвенный валун.
Стояли справа те, кто требовал закланья,
А слева – старцев круг. Раскинув веер рун,
Подвергли всех они до полдня ожиданью.

Но вот уж приговор написан и скреплён,
И младший Кугурак к гостям из круга вышел.
Да, жребий Троу был судом определён…
Со всеми вместе он его тот час услышал.

И вестник - Кугурак тот приговор читал,
Как будто песню пел, торжественно взирая
На то, как перед ним склонились стар и мал,
Дыханье затаив и не перебивая.

«Закон наш справедлив! Закон для всех един!
Нарушивший его наказан будет строго!
Пусть в море сей же час он уплывёт один,
Взяв в спутницы себе одну лишь веру в Бога!»

Объявлен приговор. Понятен он и прост.
Оркадцы уж спешат тот приговор исполнить.
И  Троу в лодке. Он стоит в свой малый рост.
Бутыль водой ему позволили наполнить,

И бросили на дно медвежий серый мех.
И, лодку оттолкнув от берега баграми,
Не глядя Троу вслед, ушли. У них у всех
Заполнен будет день обычными делами.

И медленно плыла та лодка по волнам,
И уносила вдаль отверженного Троу…
Отчаянья слеза струилась по щекам…
И вёсел в лодке нет, чтобы вернуться к дому…

И глядя в спины тех, кто был к нему жесток,
Мальчишка понял вдруг – не вымолить пощады!
Так пусть же, пусть его уносит на восток
Вода морская! И пускай она преградой

Такою станет, чтоб не смочь преодолеть,
Меж ним и местом тем, что домом звал когда-то!
Одно лишь Троу знал, что с этих пор и впредь
Ответ ни перед кем ему держать не надо.

Принесённый морем


Спокойна Моря гладь. Лишь тёплая волна
Бесшумно и легко рябит её порою.
Никто и никогда его не видел дна.
И даже солнца луч с морскою глубиною

Не в силах совладать! И даже звёздный свет
Теряет в той глуби бездонной отраженье!
Бесстрастный лунный лик плывёт из века в век
По небу, и его привычному движенью

Нарушить не дано покой морских глубин!
И мало властен кто над гордою стихией.
Лишь эльфов арси род. Но есть ещё один,
Которому ещё лишь предстоят лихие

И полные невзгод, жестокие года!
Которого ещё лишь начались мытарства!
Которого уже подстерегла беда,
Лишив его семьи и трона в одночасье.

То юный Оберон. Обласканный волной,
Уснувший под мотив  морских русалок песен,
Нисколько не страшась, он плыл над глубиной
Морской. И сон его был сказочно чудесен!

Там мамины глаза глядели на него –
С улыбкой на устах она к нему склонилась.
Тепло от рук отца там нежило его.
Любовью лица их и радостью светились.

Качаясь на волнах, ребёнок мирно спал.
Несла его вода всю ночь, оберегая.
Проснулось утро. Вслед и белый день настал,
Обрезав горизонт крутыми берегами.

И вынесла вода на белый на песок
Уснувшее дитя, и тихо откатила…
Виднелся вдалеке берёзовый лесок,
Пятнистая коза среди берёз бродила.

Высоких крыш углы и жердевый забор.
Из труб печных дымок легко струился к небу.
Скрипело колесо, постукивал  топор,
И воздух наполнял дурманный запах хлеба.

То запах жизни! Там, среди дерев, была
Деревня рыбаков с названием Окшина.
Вот с краю ветхий дом. Элиша в нём жила.
А муж её давно погиб в морской пучине.

И думала она, что выпить ей до дна
Боль одиноких лет безропотно придётся.
Ведь так давно она уже  совсем одна…
Лишь старый рыжий кот, что греется на солнце,

Да козочка, та, что даёт ей молоко –
Вот вся её семья. Элиша знать не знает,
Что море, как судьба – темно и глубоко,
Судьба, как бездна вод – не только отбирает.

И именно она пришла на берег тот,
Где Оберон лежал в просоленных пелёнках.
Проснулся Оберон, открыл голодный рот -
Услышала тогда Элиша крик ребёнка.

И охнула она, младенца разглядев…
«О, бедное дитя!» - к груди его прижала.
Чтоб успокоить – песнь запела нараспев
Элиша и скорей к жилищу побежала.

А там, распеленав мальца, она кольцо
Богатое нашла под тонким покрывалом –
Сиял в её руке волшебный камень Тор…
И на душе её тревожно как-то стало.

«Пусть до поры лежит припрятано оно!» -
Элиша, так решив, находку затолкала
В окованный сундук на самое на дно.
Придёт его черёд, Элиша точно знала.

И память о кольце Элиша сберегла…
Но не кольцо, а сын ей был богов наградой!
И именем Эшмун младенца нарекла.
На долгие года он стал её  отрадой.


Отверженный Эшмун


И вскоре разнеслась стогласая молва –
Чудные существа рождаются под солнцем! –
О том, что обрела рыбацкая вдова
Не злато-серебро – подкидыша-уродца.

Чтоб на него взглянуть, к Элише каждый день,
Придумавши предлог, а то и без предлога,
Односельчане шли – толкались возле стен,
Глазели сквозь стекло, толпились на пороге.

Крестились мужики и, уходя домой,
В смятении они плечами пожимали.
А бабы –ох! и ах! – качали головой
И над младенцем тем стонали – причитали.

Недолго им пришлось глазеть на чудо то.
Их скоро со двора всех прогнала Элиша!
Прибавилось вдове заботушки…Зато
Теперь по вечерам она могла чуть слышно,

Качая колыбель рукою, напевать.
Зато она теперь была не одинока!
И было ей теперь кому свои отдать
И нежность, и любовь, забытые до срока.

Подкидыш быстро рос, здоров и крепок был.
В деревне – вот беда! – его не полюбили.
Казался странным он – молчал и слёз не лил,
Когда, загнав в овраг, его мальчишки били,

Когда, ему во след спустив цепных собак,
Они смеялись и уродом обзывали.
Прошло немало лет, но именем – чужак
По - прежнему его окшинцы называли.

Он убегал от них… Когда чуть-чуть подрос,
Он уходил в леса с кормилицей козою.
Там сладко спал в траве под шум весенних гроз,
И пил цветов нектар, разбавленный росою.

В полях свободы дух всей грудью он вдыхал
И с ветром наравне до горизонта мчался,
И эхо приручил, когда его средь скал
Заснеженных нашёл. То было время счастья,

Когда природных сил источник он открыл
И черпал из него, и утолял там жажду!
И прибавлял ему тогда эльфийских сил
И блеск звезды любой, и сок травинки каждой.

И каждый раз домой то сладких ягод горсть,
Орехов туесок или цветов букетик
Для матери своей он собирал и нёс.
Ведь у него она одна на этом свете…

Когда Эшмун подрос – он стал сильнее всех
В округе. И в стрельбе из лука и в метанье
Копья он побеждал неоднократно тех,
Кто в детстве доставлял ему одни страданья.

Но в сердце у него для злобы места нет,
И ненависти нет. А есть любовь и нежность.
Ведь названная мать с ним разделила свет
Большой своей души и мудрости безбрежность.



Король Захха

Владыка Захха горд, ведь Королём он стал!
И Ульвиемский трон уверенно им занят.
Из Белых Сидов он женой Унию взял.
Перечить ведь никто ему теперь не станет!

И вскоре родилась у Королевы дочь.
Агундой нарекли малютку. Златокожей
Девчушка родилась. А волосы – как ночь,
И ясные глаза на звёздочки похожи.

Немало Королю приходится решать
Вопросов. В голове немало планов зреет.
Всё обо всём и всех Владыка должен знать…
Но между важных дел он позабыть не смеет

О том, что выжить мог Наследник Оберон!
О том, что может он лишить его короны!
Покоя Заххе нет, тревожен его сон.
Искать не устаёт он Принца Оберона.

И тайный дан приказ. И эльфы рода Йой,
Что славились своим внимательнейшим взором,
Отправились во все концы страны большой.
И рыскали они по городам и сёлам,

Шныряли меж людей, и в холод гномьих нор
Спускались. В гнёзда птиц и в логово зверюги –
Повсюду проникал их острый, цепкий взор.
В трактиры и дворцы, в сараи и лачуги

Они входили и умело разговор
С любым, кто говорить умеет, начинали.
И отвечали им ремесленник и вор,
Богатый и бедняк им душу открывали.

И вот летучий мышь принёс для Заххи весть,
Что много лет назад с волной морской прибился
К деревне мальчуган. И с этих пор он здесь,
Вдовою рыбака воспитанный, прижился.

Подробностей вполне хватило, чтоб понять:
Не зря тревожен был все эти годы Захха!
И отправляет он в Окшину юдов рать.
Готовы для врага уже топор и плаха.



Певец

Сегодня рыбаки не тянут в море сеть,
Сегодня суета в деревне и волненье –
Певец явился к ним! Он будет Песню петь!
Окшинцы уж с утра в событья предвкушенье.

Пораньше все дела сегодня завершат
Хозяйки. Детвора притихла на заборах.
Певец явился к ним! До вечера мешать
Нельзя ему! Он спит, но чутко ловит шорох

Любой. Он отдохнёт с дороги, а потом
Священный Ритуал исполнен будет строго,
И в темноте ночной на берегу морском
Он светом станет им, что ниспослали Боги.

И вот настал тот миг, когда за край земли
Уплыло Солнце и Луна в перине неба
Раскинув телеса холодные свои,
Готовилась внимать. И как за коркой хлеба

Голодный, шёл народ к Поющему Костру.
Рассаживались вкруг, томимы нетерпеньем.
А искры от Костра не гасли на ветру,
Но, возвратясь в Костёр, поддерживали тленье

Беззвучное его. Певец же молча ждал,
Когда настанет миг их славы и величья.
И замер тут народ – Священный Ритуал
Не любит суеты, не терпит безразличья.

Не глядя на людей, Певец услышал, как
Умолкли шум и смех, застыла неподвижно
Вокруг него толпа. Тогда он, словно маг,
Готовясь к волшебству, вдруг зашептал чуть слышно

Мудрёные слова. Подбросил в пламя дров,
(Дрова он сам собрал за час до Ритуала).
Задумчив был Певец, спокоен и суров –
Костровых Песен спел за жизнь свою немало.

Но никогда не знал Певец - что будет петь,
Не помнил никогда ни строчки, ни полслова…
Откуда родом он и сколько ему лет
Не ведал,  и не знал тепла родного крова.

Ходил он по земле и людям Песни пел,
И гномам Песни пел, и эльфам пел он тоже.
Обидеть же Певца – того никто не смел,
Но каждый хлеба даст или уступит ложе,

Подарит тёплый плащ, починит ли сапог,
Или поклон отдаст Певцу благоговейно,
А вечером спешит и мчится со всех ног –
Услышать Песнь Костра он жаждет непременно!

И совершал Певец несложный Ритуал.
И было для него важнейшим действо это.
А песни, что Костёр его душе шептал –
Душою он и пел, не ведая сюжета.


Поющий Костёр


Певец достал туес – в нём пепел он хранил
От прошлых от Костров. Отпетых Песен звуки,
Пылинками застыв, Костру давали сил.
Певец туес открыл и утопил в нём руки,

И пригоршню достал он пепла, и в огонь
Швырнул его. Костёр с невиданною силой
Взметнулся, полыхнул! И огнегривый конь
Восстал среди огня! С натянутою жилой

На мощной шее, он копытом бил оземь…
Но вот уж средь огня – Серебряная птица –
Бездонные глаза и крыльев ровно семь,
И много лиц у ней, и всё чужие лица…

И перьев серебро не плавится… Но нет
Уж птицы там! В огне, на углях раскалённых,
Расправил лепестки волшебный Огнецвет –
Невиданный цветок на теле обнажённом!

Взметнул руками он, и в небо тот же час
Безудержный огонь – Костра игра-причуда –
Столбом поднялся вдруг и медленно угас.
Видения ушли, оставив запах чуда.

Раздался тонкий звук. Закрыв глаза, Певец
Прислушался к Костру, к мелодии чудесной –
Мелодия плыла средь замерших сердец –
И, душу распахнув, пустил на волю Песню.


Песня Костра

Он начало и конец любой дороги.
И куда бы ни вели вас ваши ноги –
По натоптанной тропинке,
  через лес и по ложбинке,
    где цветут поля,
      где мертва земля,
        по воде морей –
          это Назорей.

Он начало и конец любого слова.
Он спасение и смерть всего живого.
Вечность, годы и минуты,
  дух свободы, духа путы,
    он и явь, и сон,
      он и тишь, и звон,
        счастье матерей –
          это Назорей.

Он начало и конец и тьмы и света.
Он тепло больших снегов, прохлада лета.
Пустотой до края полный,
  властелин, как раб, покорный,
    сам он тьма и свет,
      есть он, его нет,
        царства без царей –
          это Назорей.

Мелодия ушла. Огонь в Костре погас.
Умолк Певец, застыл с закрытыми глазами.
Устал Певец…Ему б вздремнуть часок сейчас…
Но щёки его жгло бегущими слезами,

Но в горле ком стоял, как будто слов орда
Рвалась наружу! И безжалостно терзала,
Идя издалека, могучая беда…
И Песня на углях тихонько догорала…

Безмолвно люди, те, что слушали, застыв,
Вставали, чтоб уйти, Певца не потревожив.
Но вдруг остановил их ветреный порыв,
В такую тишь и штиль на волшебство похожий!

И вновь запел Костёр! Тревожно Песнь плыла,
Набатом разбудив полночные просторы!
А голос у Певца звучал, как крик орла,
Пронизывая степь, леса, моря и горы…

Крылья Чёрных Птиц отбрасывают тень.
Тень от крыльев тех заслоняет день.
Кожа Чёрных Змей прожжёт земной покров.
Змеи те придут из других миров.
Чуют Змеи пот, а Птицы видят след.
Не беги от тьмы, но беги на свет.
Долети до Птиц и дотянись до Змей.
Впредь держать судьбу взаперти не смей!

Последний звук Костра – и стих огонь его.
И отпустил Певец окшинцев взмахом длани.
Расплавилось в ночи туманом колдовство
И съёжилась Луна от призрачных желаний.

Предчувствие беды коснулось, но слегка
Сознанья всех. Одна встревожилась Элиша.
Вонзилась в сердце ей бессильная тоска –
Всё поняла она, вторую Песнь услышав.

И в эту ночь, когда не встал ещё рассвет,
Поведала она Эшмуну про былое.
Как жаль, что не на все вопросы есть ответ!
Как жаль, что нет у них желанного покоя!

В дорогу собрала мать сына в тот же час.
В котомку – хлеб да соль, добротный плащ на плечи.
Эшмун взял нож и лук и прочных стрел запас…
Проститься им сейчас, или сказать – «до встречи»?

И мать, в последний раз взглянув на сына, вдруг
Рыданья не сдержав, беречь себя просила,
И, пересилив боль своих душевных мук,
На долгий путь его, обняв, благословила.

Оставил позади родимое крыльцо
Эшмун. Ушёл он вдаль, как груз, неся секреты.
Висело на груди из серебра кольцо…
Лишь камень в том кольце мог дать ему ответы.


Лангаи

Да, полон мир чудес! Средь моря вырос лес!
Не просто лес – покрыл он сплошь кусочек суши!
Вечнозелёный лес, деревья до небес…
Уж несколько веков покой здесь не нарушен.

Пусть лес тот не богат ни дичью, ни зверьём,
Но ягод разных здесь немерено родится,
И заросли грибов под каждым под кустом,
Источник чистых вод из-под земли струится.

То остров Ланга. Здесь нашёл себе приют
Измученный душой и телом, Троу бедный.
Он долго ждал, когда его к брегам прибьют
Морские волны. И, осунувшийся, бледный,

Бездвижно он лежал на лодки дне, когда
Заметили его лангаи. Осторожно
Под сень дерев снесли. И чистая вода
Вернула жизнь ему…Но Троу было сложно

Поверить в доброту… Лишь только встать сумел,
Как кинулся он прочь и скрылся в дебрях леса!
И много дней потом украдкой он смотрел
На жизнь лесных людей через ветвей завесу.

Он видел – платья шьют лангаи из листвы,
Едят плоды дерев сырьём, огня не зная.
И в хижинах простых из веток и травы
Живут они одни, семей не создавая.

И в хижине такой, но поодаль от всех,
И Троу начал жить. Лангаи в дар носили
Кто – яблоко, кто – гриб, а кто – большой орех…
И долго так они  добычу с ним делили.

Мальчишка дикий брал, но не благодарил,
А мало было - крал у них еду ночами.
В ответ на их дары подарков не носил,
А лишь сверкал на них пугливыми очами

И сторонился всех…Прошло немало лет,
Но так и жил один несчастный Троу. Людям,
Что жизнь ему спасли, принёс он много бед.
Но не вели его лангаи к строгим судьям,

Ведь не было у них мудрейшего суда.
Но было им дано великое терпенье…
Терпенье то, увы, исчезло без следа
В одно, для Троу не прекрасное мгновенье…

Устали уж терпеть лангаи воровство!
Зачем же красть, когда они готовы сами
Последнее отдать?! Когда же божество,
(В которое они безгрешными сердцами

Так верили!) - То был Старейший Дуб и он
Являлся сердцем их святого дома-леса –
Когда же этот Дуб был нагло осквернён –
Святых ветвей срубил для своего навеса

Бездумно Троу! - тут настал ужасный миг -
Пришлось бежать ему в своей лодчонке старой!
И долго нёсся вслед лангаев гневный крик…
НаказанТроу был за грех всё той же карой.


Набег.

Сегодня рыбаки не тянут в море сеть,
Сегодня суета в деревне и волненье!
Явилась и грозит окшинцам злая смерть -
Сегодня юды здесь устроили гоненья!

Пришли они с утра, как Захха им велел,
Влетели на конях, перебудив деревню!
Как утренний туман, была завеса стрел…
Рубили всех подряд и подожгли харчевню,

Разбили жернова на мельнице, снесли
Колодезный остов и в каждый дом входили
С оружием в руках, хозяев там секли,
Грозили смертью им и всё вокруг громили!

Им нужно было знать – приблудный где урод,
В каком дому пригрет и вскормлен чьей рукою …
И многие тогда, чтоб свой сберечь живот -
Кто в страхе, кто со зла, кто с болью и тоскою –

Указывали вдаль, на край деревни. Там,
Среди берёз белел Элиши домик малый.
И вот уж дома нет…И с дымом пополам
Взлетает до небес пожара всполох алый.

Уходит юдов рать, оставив за собой
Смертельный страх и боль, разруху, пепелища…
Уходит, и ведёт пленённую с собой –
Пред Заххою ответ держать идёт Элиша.


Элиша и Захха

Поляна, где стоит трон Короля, увы,
Совсем уже не та – поблёкли её краски:
Нет роскоши цветов, нет зелени травы,
Лишь мёртвая земля, подёрнутая ряской.

Среди поляны той, где чахлые кусты,
На троне из корней, ветвей переплетённых,
Коричневой коры и сгнившей бересты,
Цветов засохших  и травин осоки тёмных,

Там Захха восседал, который власть украл,
Который кровь пролил, чтобы надеть корону.
Он кулаки сжимал и с нетерпеньем ждал,
Когда же подведут Элишу к его трону.

И вот пред Королём склоняется она –
До  самой до земли заставили склониться! –
Ах, как болит её уставшая спина!
Но ради сына ей приходится смириться

И раболепно ждать, когда заговорит
Владыка Чёрный с ней…Он ждать её заставил…
И вот Элишу он так ласково корит:
«Ну что ж тебя твой сын одну совсем оставил?

Скажи нам, где Эшмун? Хотя зовут не так
Его скорей всего…» - «Не знаю, мой Владыка!
А прятаться мой сын, ох, с детства был мастак!
Как убежит порой – пойди его найди-ка!..» -

«Ну-ну… А расскажи  о том, как ты нашла
Сынишку своего. Ведь он приплыл по морю?» -
«По морю, мой Король! На берег я пришла,
Чтоб, значит, своему опять предаться горю…

Ведь, знаешь, мой Король, кормилец мой и муж –
Ох, бедная же я вдова и сиротинка! –
Уж много лет тому в морскую канул глушь…»
И катится уже притворная слезинка.

Элиша говорит, болтает невпопад,
О том, как сватал муж и как козу купили.
И долго б длился тот словесный маскарад,
Коль боги Короля терпеньем  наделили.

Но злится уж Король! Не терпится узнать,
Оправданы ль его плохие опасенья?
Он задал вновь вопрос, чтобы вернулась мать
К рассказу своему, к чудесному спасенью.

«Ты что-нибудь нашла в пелёнках у него?» –
Спросил он напрямик, сверля её глазами.
«Младенец в них лежал и больше ничего» -
И собралась она опять истечь слезами,

Но Захха вдруг вскочил, его ярится взгляд!
Он в бешенстве вскричал: «Ты лжёшь! Тебе не верю!!!
Признайся, где Эшмун!!!» - глаза огнём горят,
И был его оскал подобен злому зверю!

Но усмехнулась мать – не страшен ей ни зверь,
Ни человек лихой, ни в гневе эльф безумный…
И вот уже за ней закрыта плотно дверь,
И свет не светит ей ни солнечный, ни лунный…

Не просто так Король в темницу посадил
Элишу – он в силки поймал её, как птаху.
Был план у Заххи. Он подумал, и решил,
Что сын за ней придёт и попадёт на плаху.


Агунда

Темница та в глуби земной коры. Она
Среди корней дерев – огромны корни эти!
Они переплелись, и стали, как стена.
Прочней любых оков те корневые сети!


И нет просвета в них! И не дают тепла…
Надежды не дают… Тоскливо в этих стенах…
И только память здесь блаженна и светла,
Покуда кровь жива и не застыла в венах…

В кромешной тьме сидит Элиша под землёй.
От холода она дрожит, или от страха?
Не чает уж она увидеться с зарёй,
Промокла у неё от сырости рубаха.

«Ах, где же ты, сынок? В какой дали сейчас?
Ах, кто же ты, сынок?!» - беззвучно вопрошает
Элиша темноту. Но уж в который раз
Ответ на свой вопрос она не получает…

Но вдруг раздался звук…Ах, в этой тишине,
Безмолвной и глухой, бездонной и угрюмой,
Как гром…нет, как набат, был этот звук извне!
Но издан был тот звук прелестной девой юной!

К Элише вдруг вошла, держа свечу в руках,
Агунда – Короля единственная дочка!
Блестящие глаза, румянец на щеках,
Изящна и тонка, и малого росточка.

Красивее дитя не видел белый свет –
Любой, кто знал её, за это поручится.
Добрее нет души, честнее сердца нет.
Непостижимо, как могла она родиться

От семени того, кто есть слепое зло?!
Но абсолюта нет ни в чём, что существует.
Так безнадёжно всё? Темно и тяжело?
Неправда! Посмотри – Добро уж торжествует!

Вошла Агунда. Нет, Принцессе не дано
Затворнице помочь, вернув её свободу.
Но тёплый, мягкий плащ и сладкое вино,
Но туесок с едой и дождевую воду

С собою принесла. От всех она тайком
Пришла сюда – помочь Элише ей хотелось
Заботою своей! И каждый день потом
Агунда, приходя, свою являла смелость.

И, наконец, тогда Элиша поняла,
Узнала мать, зачем Эшмуна ищет Захха!
Был Принцем её сын…Она его спасла,
Начало положив Владыки Заххи краха.


Двое отверженных

Бегут дороги вдаль. И вдаль они ведут…
И кто по ним идёт, считая повороты,
Тот помнить будет те дороги, как в бреду,
Как помнит музыкант не сыгранные ноты.

А тем, кто прелесть троп и гладкость мостовых,
Кто трактов и мостов красоты воспевают,
Тем путь прямой  лежит – и нет дорог иных,
И повернуть куда от перекрёстка – знают.

Эшмун давно в пути. Вынослив и силён,
Он даль дорог легко и просто переносит.
И по пути себя охотой кормит он –
Своим трудом он сыт и милости не просит.

Бывало, что его ужасного лица
Пугались люди, но его глаза лучились,
И этот тёплый свет людские грел сердца,
И верили ему, и больше не дичились.

Свободен был Эшмун! Он мог встречать рассвет,
И мог он подпевать пичугам вечерами.
Он счастлив был…почти. И лишь костра отсвет
Зализывал его болезненные раны.

Один лишь на душе тяжёлый груз лежит,
И есть ещё тоска в душе его упрямой.
Кто он? И от кого, и почему бежит?
И как там без него его Элиша – мама?

То ночь сменяет день, то день сменяет ночь…
То зорька, то закат…То дождь, то зной, то ветры…
И думает Эшмун, что он уходит прочь
От бед своих…Порой дороги километры

Сбивали ноги в кровь. Но чаще на пути
Попутчики ему встречались на повозках.
Просил тогда Эшмун немного подвезти,
Устраиваясь на покрытых сеном досках.

Деревни, города, что на пути встречал,
Давали ему хлеб, пристанище давали -
Порой попутчик сам Эшмуна привечал,
А дичь, что он добыл, хозяйки покупали.

Но вот ушло тепло, зимы приходит срок,
Покроет скоро снег поля, леса и горы…
И как-то раз Эшмун в приятный городок
Забрёл. Он покорять устал земли просторы.

Остаться зимовать в том городке решил,
И присмотрел уже себе жильё, работу…
С решеньем тем Эшмун, однако, поспешил…
Однажды, в полдня час, в торговую субботу,

Бродил он вдоль лотков с посудой, выбирал
Себе горшок большой для варева печного,
Как вдруг услышал крик! И тут же увидал –
Набросилась толпа на парня молодого!

Не думая о том, в чём парень виноват,
К нему Эшмун спешит не медля ни минуты!
Ведь тем, кто одинок, помочь всегда он рад
И заслонить готов несчастного от смуты.

Но и когда узнал Эшмун вину его -
Украл хлебец и сыр виновник потасовки! –
Не честным посчитал – толпой на одного!-
И на защиту встал, ввязавшись в драку ловко.

Но им вдвоём, увы, не справиться с толпой…
И вот уж от неё они бегут за город…
Бежали до тех пор, пока за их спиной
Не смолкли голоса, и не настиг их холод.

У яркого костра присев, Эшмун спросил:
«Скажи мне, как зовут тебя?». Из серой шерсти
Накидки меховой спасённый пробасил:
«Мне имя – Троу. О, ты спас меня от смерти!

Теперь навеки я слуга тебе и раб!
Клянусь тебе я быть до дней последних верным».
«Слуга не нужен мне, но другу буду рад!» -
Сказал Эшмун тогда и обнял друга первым.

Вот так свела судьба тропинки тех двоих…
И в эту ночь они поведали друг другу
Истории свои…Когда Эшмун затих,
То Троу начал свой рассказ…Костровым кругом

Связало их навек. Сплело сердец тепло
Тонюсенькую нить, прочнее нет которой.
У каждого из них от сердца отлегло,
Когда решили – быть друг другу им опорой.

Друг познаётся в беде

Зима бушует! Снег засыпал всё вокруг:
Тропинок не видать, замётаны дороги.
«Но вьюга нипочём, коль рядом верный друг!» -
Так думает Эшмун, передвигая ноги

С трудом. Который день идут они вдвоём,
Им ветер бьёт в лицо, слепит метель и воет…
«Не выйдем на жильё – так оба пропадём -
(То мысли Троу) – снег нас саваном укроет…»

Беда случилась вдруг…Упал Эшмун и встать
Не мог уже – его горячка с ног свалила.
Нужны ему сейчас лишь тёплая кровать
Да травяной настой, чтобы вернулась сила.

Но только снег кругом...С усилием взвалил
Эшмуна Троу на свою большую спину.
И шёл он сквозь снега, и об одном молил –
Чтоб только жизни дух Эшмуна не покинул!

Он долго друга нёс. И сил его предел
Уж близко подступал…Но в снежной круговерти,
Усталый Троу вдруг домишко разглядел:
Тонул забор в снегу – берёзовые жерди,

Дымок печной трубы терялся в снежной мгле,
И в маленьком окне лучины свет искрился…
О, как мечтал сейчас бродяга о тепле!
И из последних сил вперёд он устремился!

Успел он постучать в незапертую дверь –
Покинуло его уставшее сознанье…
Лежал он на крыльце, как полумёртвый зверь,
И рядом с ним Эшмун с прерывистым дыханьем.


               
Очнулся Троу от блаженного тепла!               
Огонь в печи трещал, смолистым духом вился.
«И в теле  боль почти совсем уже прошла!» -
Подумал Троу и немало удивился,

Когда, над ним склонясь, старушка поднесла
К губам его питьё – она дряхлее века!
Морщин не счесть у ней! И как она смогла
Втащить и уложить большого человека?!

Двоих…! И вспомнил вдруг Эшмуна Троу! «Где
Мой друг?! Его я нёс…» - «Лежит он без сознанья.
Но не горюй, смогу помочь твоей беде -
С рождения даны мне знахарские знанья.

А ты, смельчак, поди, с Оркадских островов?
Такой вот серый мех оркадские медведи
Имеют только, и понятно здесь без слов –
Спасли тебя вчера от смерти шкуры эти».

Вот день за днём идёт…И Троу полон сил –
Знахаркино питьё так быстро исцелило!
Но всё лежал Эшмун, по-прежнему он был
В горячечном бреду. Старушка ворожила,

Шептала по ночам, готовила отвар.
И, камни раскалив, согреть его пыталась…
Уже ушёл озноб, затух телесный жар,
Спасти от забытья больного ей осталось.

«Скажите мне, кто я?!» - Эшмун в бреду кричал.
А после: «Назорей!»… Затихнув на мгновенье,
Он кулаки сжимал и снова вопрошал,
И снова имя то летело дуновеньем

Слепого ветерка….Прошло немало дней,
Утихла уж давно шальная непогода.
Знахарка по дрова пошла, и Троу с ней.
Когда вернулся он с охапкой дров, у входа

В избушку он застыл…и тут же в дом вбежал –
С лежанки встал Эшмун – осунувшийся, тонкий,
Где оказался он – не помнил и не знал…
Но голос Троу был такой родной и звонкий!

И вот уже Эшмун в объятьях друга! Так
Надёжны и крепки его объятья  были,
Что сделать смог Эшмун свой новый первый шаг…
На миг тогда друзья о бедах позабыли…


Вечерний разговор

Ослабленный Эшмун, закутавшись, сидел,
Знахарка в уголке дремала с полной трубкой.
А Троу на огонь задумчиво глядел…
И эта тишина такой казалась хрупкой…

Но Троу дум своих в себе сдержать не смог.
Молчал он до сих пор, заботясь и жалея
Больного. Но теперь спросить у друга  мог,
Кого в бреду он звал? Какого Назорея?

И Троу удивлён безмерно был, когда
Услышал он  в ответ: «Увы, я сам не знаю.
Я ведаю одно – за мной идёт беда.
И в прятки с той бедой я до сих пор играю.

Но песню пел Певец под музыку Костра,
Как будто Назорей всё знает и умеет,
Как будто мысль его свободна и быстра,
И эти мысли он, как злаки в поле, сеет!

Ах, если бы к нему найти дорогу мне!
Быть может, Назорей и имя моё знает?
Но где дорога та? В горах? Или на дне?
А может под землёй дорога та петляет?»

Вздохнул Эшмун и смолк. Пылал огонь в печи,
И сердце его вдруг от дум лихих заныло…
Знахарка, затушив огарочек свечи,
Тихонько подошла и у печи застыла.

Сказала им: «Найти дорогу ту легко,
Секрет дороги той не может быть утрачен.
Найдёт её любой, кто сбросит вес оков
С души своей. Тот путь любому предназначен.

Идущий – и дойдёт. Но есть один секрет,
Для многих он, увы, извечным будет горем.
Всё дело в том, друзья, что той дороги … нет -
Нет в небе, под землёй, нет на земле и в море.

И Назорей не тот, кто знает твой ответ.
Он сам и есть ответ на все твои вопросы.
И кто его найдёт - познает Вечный Свет,
И кто его поймёт - вкусит Святые Росы.»
               
Настал тот день, когда друзья решили – путь
Продолжить им пора. Весна уж на пороге.
И только за окном оттеплило чуть-чуть -
Котомки их полны, тепло обуты ноги.

Знахарка мази им и снадобья суёт…
И никакою с ней не расплатиться мерой…
Идти уж им пора. И Троу подаёт
Эшмуну куртку из медвежьей шкуры серой.

Себе и другу он такие куртки сшил,
Когда больной Эшмун прогнать пытался морок.
Хотелось Троу чтоб впредь защищённым был
От лютых холодов тот, кто ему так дорог.


Разлука


Пришла весна! Она прекрасна и свежа!
Капель вокруг поёт стогласым перезвоном,
И расправляют стан деревья не спеша,
И травы рвутся вверх, и птиц уж слышен гомон.

И Солнце греет всех – его щедры лучи!
И воздух так духмян, что впору им напиться!
И плещут через край задорные ручьи,
Торопится земля от снега обнажиться.

На взгорке небольшом устроили привал
Эшмун и Троу. Им трава периной служит.
Был ярок костерок, он весело трещал.
На нём друзья себе готовят сытный ужин,

И меж собой ведут негромкий разговор.
И говорит Эшмун: «Был долог путь и сложен.
И я не знаю, кто мне вынес приговор,
Не знаю, почему, куда бежать я должен?!

Быть может, всё не так? И нет угрозы мне?
Ну, право же, ведь я не сотворил дурного!»
А Троу отвечал: «Не нужно быть вине,
Чтоб даже для родных  стать чУждее чужого».

«И всё ж, – сказал Эшмун, – я думаю, пора
Вернуться мне домой – своей я маме нужен!
Пойду в обратный путь я с раннего утра.
Пойдёшь ли ты со мной?» Ответил Троу тут же:

«С тобой на край земли бестрепетно пойду!
Не сдамся ни снегам, ни зною, ни распутью!»
Спустилась ночь. Эшмун разглядывал звезду,
И аромат ночи вдыхал он полной грудью.

И радостно ему решенье было то –
Устал он убегать, не знал – кого бояться.
Он думал, что за ним не гонится никто…
И поскорей хотел восхода он дождаться…

И, наконец, уснул…Давно уж Троу спал –
Не мучили его душевные сомненья,
Во сне он был – герой…Эшмун во сне – мечтал…
Но вдруг ворвался стук копыт в их сновиденья!

Вот всадников толпа кружит, кружит вокруг!
И плётками они кострище разметали!
То юды – палачи! Они застали вдруг
Того, кого давно и тщательно искали!

Должно же было им когда-то повезти!
О, справедливость есть на этом белом свете!
И именно  его Король велел найти,
Сомнений в этом нет - уж больно он приметен:

Ужасное лицо! Бескровных губ черта
И крючковатый нос приплюснут. Очень близко
И глубоко сидят бесцветные глаза,
Высокий белый лоб навис над ними низко.

А посредине лба, как старый, грубый шрам,
Широкой полосой, кустистые, густые,
И острые, как нож, чернеют брови там.
И волосы копной кудрявятся…седые.

Но юдам невдомёк, как жажда жить сильна!
За кем пришли враги – того друзья не знали,
Но кинулись они бежать! Тогда Луна
Накрылась тучей и все звёздочки пропали,

Ушли они с небес, чтоб в полной темноте
Сумели беглецы от всадников укрыться!
И злятся юды – им в тревожной суете,
В промозглой этой тьме с коней бы не свалиться!

А Троу всё бежал, куда глаза глядят!
Но темнота и с ним сыграла злую шутку!
Он слышал - за спиной враги его галдят…
Всё дальше звуки те…Чтоб отдохнуть минутку,

Окликнул друга он… Не получил ответ…
И вспомнил, что они, вскочив, вдвоём метнулись
Подальше от костра… Но здесь Эшмуна нет!
В той темноте они друг с другом разминулись!

Вставал рассвет уже в небесной вышине,
И стук копыт исчез за горизонтом где-то.
Прислушался тогда к зловещей тишине…
И вдруг услышал вскрик! Эшмуна голос это!

И Троу, что есть сил, помчался! Этот крик
На помощь звал! Эшмун! Ужель его схватили?!
Взметнулся и застыл на небе красный блик,
И солнышка лучи пространство осветили.

И пустота вокруг… Разбросанный костёр,
Истоптана земля – печать жестокой власти.
И сердце Троу  жёг мучительный укор –
Как мог не защитить он друга от напасти?!

И клятву Троу дал пред Небом и Землёй,
В свидетели он взял траву, змею и птицу -
Что друга он найдёт…И с пятою зарёй
Увидел Ульвием – эльфийскую столицу.


Троу в Ульвиеме


Сегодня Ульвием - волшебный Ульвием,
Прекрасный Ульвием – эльфийская столица  -
Уже совсем не тот: он мрачен, сер и нем,
И замер средь дерев, как раненная птица.

И Солнца не видать сквозь Ульвиемский лес, 
Который был велик, прекрасен был когда-то -
Там кроны без листвы взмывают до небес,
И запахи цветов исчезли вдруг куда-то…

Несчастный Ульвием…По улицам его,
Заросшим серым мхом,  усталый Троу рыщет
Который день уже…  И друга своего
Без устали, без сна, без отдыха он ищет.

И Троу убеждён, что друг его – живой,
Что Заххой он пленён – ему ведь юды служат!
Их серые плащи с нашивкой золотой
Мелькают тут и там… Они бессменно кружат

По городу, вершат неправедный закон,
И Короля они всегда сопровождают,
Охотиться ль спешит иль на прогулку он,
И свет его очей – Принцессу – охраняют.

И вот у Троу уж созрел рисковый план:
Похитить вздумал он Агунду на прогулке,
Чтоб Захху заманить в безвыходный капкан…
В удобном для него широком переулке,

В укромном уголке устроился и ждал,
Когда дорогой той эскорт её поскачет –
Не раз на том пути Принцессу он встречал.
«Оружие» своё в котомке Троу прячет…

Чу!...слышит он – дрожит от топота копыт
Земля! Готов и он свой дерзкий план исполнить!
Нет, Заххе этот день теперь уж не забыть,
Придётся этот день ему навек запомнить!

Продумал Троу план до самых мелочей,
И, следуя ему, он зайцев выпускает
Под ноги лошадей… И юдов-палачей
Весь авангард тот час из сёдел вылетает!

И в суматохе той и в поднятой пыли
К Принцессе Троу тут подкрался незаметно…
Когда осела пыль и поднялись с земли
Охранники её – исчезла уж бесследно

Агунда. Троу с ней до леса доскакал
И лошадь отпустил. Испуганную деву
Увёл в глубинный лес, и там ей рассказал,
Дав волю своему неистовому гневу,

Что хочет он её на друга обменять…
Но был раздавлен он Агунды сообщеньем,
Что нет Эшмуна здесь, а только его мать
Находиться сейчас у Заххи в заточенье.

Поведала ещё Агунда и о том,
Что имя  Оберон дано Эшмуну было,
Что Принцем он рождён… В ту ночь в лесу густом
До самого утра кострище не остыло.

Скреплённая огнём, здесь дружба родилась
Принцессы знатной и бездомного бродяги.
А в небе голубом Нандина вдруг зажглась –
Звезда эльфийских сил, свершений и отваги.

Назорей


Когда бежал Эшмун в кромешной темноте
От юдов – палачей, не видел он дороги,
Несли его вперёд к невидимой черте,
Спасенья жажда и выносливые ноги.

И не заметил он, что впереди обрыв.
И вскрикнул он, когда вдруг в пустоту сорвался…
Летел он вниз, глаза от ужаса закрыв,
Сдирая пальцы в кровь, за камни он цеплялся,

За корни, но не мог паденья прекратить,
Пока не долетел до дна  того оврага…
Когда очнулся он – ему хотелось пить,
И в левое бедро впилась ему коряга…

С трудом привстал Эшмун…Туман уже редел
И скалы обряжал в свет призрачных лоскутьев…
И сквозь седой туман Эшмун вдруг разглядел –
Как вросшая в скалу, там хижина из прутьев.

К той хижине Эшмун поплёлся кое-как..
Откуда ни возьмись, голубка появилась
И вьётся вкруг него! Быть может, это знак?
Вот на его плечо голубка опустилась,

Потом взлетела вновь, крылом своим махнув,
Как будто за собой его позвать хотела,
И серебром крыла на солнышке блеснув,
Стремительно вперёд голубка полетела.

Приблизились они к той хижине…И вдруг
У гостя на глазах голубка обернулась
Девчушкою – перо слетело с её рук,
На землю пав. Тогда Голубка улыбнулась,

И тихим голоском она произнесла:
«Приветствую тебя, о, странник, гость незваный!
Неважно, для чего дорога привела
Тебя сюда, прошу – останься безымянный!

Здесь нет ничьих имён, и лиц ничьих здесь нет,
Один лишь Назорей – источник тьмы и света,
Живёт здесь испокон, не оставляя след…
Но коль пришёл – войди, о, жаждущий ответа!»

Спросил её Эшмун: «А кто же ты, дитя?» -
«Я та, кто поутру росу в ладонь сбирает,
Чтоб напоить Его…Кто, Солнца свет сплетя,
По вечерам Его надёжно укрывает.

И запахи земли умею я собрать
И накормить Его…Ещё я та, кто станет
Вошедшего к Нему здесь терпеливо ждать.
Иди и помни – Он вовеки не обманет!»

И в хижину Эшмун, волнуясь, входит. Там
На земляном полу сидит старик. Закрыты
Его глаза, тверды и сомкнуты уста,
А лоб и щёки сплошь морщинами изрыты.

А волосы его  до самой до земли,
Похожие на мох, волной сплошной спадали.
И в землю ту они так глубоко вросли,
Что стали той землёй, её корнями стали…

Приблизился Эшмун…Не зная, как задать
Вопросы, что его волнуют, прикоснулся
Тихонько к старику. Хотел его позвать,
Но Назорей в тот миг от забытья очнулся,

Открыл глаза…Эшмун в них посмотрел…И свет
Вдруг ослепил его! И тьмой его накрыло!
Узнал Эшмун – он есть! И понял – его нет…
Что будет – пережил, поверил в то, что было…

И непомерный груз на плечи его лёг:
Он жил и умирал стократно за мгновенье!
Сейчас он - на свечу летящий мотылёк…
Но нет, он той свечи горячее забвенье…

И стал любовью он, и ненавистью стал,
И счастья он вдохнул, и горя он отведал…
За правду он погиб, своей душе солгал,
И в полной мере боль безмерную изведал..

И вечность длилась боль…Прошёл один лишь миг –
За этот миг Эшмун исчез и возродился…
Безмолвный и слепой, глаза закрыл старик,
И вновь в глубоком сне мучительном забылся…

И выбежал Эшмун из хижины, упал
В высокую траву… « Вернись, душа, на волю!»
И, зажимая рот руками, он рыдал,
И силился забыть он Назорея долю.

Очнувшийся Эшмун среди травы лежал …
О, что за странный сон сейчас ему приснился?!
Вот по лицу его свет солнца пробежал…
На крыльях птахи вдруг тот свет засеребрился!

Голубка перед ним вспорхнула и крылом
Лицо его задев – как-будто приласкала –
Взлетела вверх она, и в небе голубом,
Средь белых облаков растаяла, пропала…

Встреча

Уже который день Эшмун блуждал в лесу –
Шёл наобум, не знал он здешние тропинки.
Пил по утрам с листвы бодрящую росу
И в ночь ложился спать на мягкие травинки.

И чувствовал Эшмун, как дорог ему лес!
Эльфийская душа с восторгом принимала
Тот мир, что полон был невиданных чудес!
Как будто с глаз его вдруг пелена упала

И по-другому он взглянул вокруг. О, как
Великолепен лес, как воздух его сладок!
Не могут здесь царить, ни боль, ни страх, ни мрак!
Но сколь таится здесь таинственных загадок!

Чем дальше шёл Эшмун, тем больше он мечтал -
Построить дом в лесу и жить, беды не зная!
И только одного тогда  Эшмун не знал,
Что тО не просто лес – земля его родная!

Он не считал, но вот уж пятый день пути…
И никого Эшмун здесь до сих пор не встретил…
Просвет среди дерев забрезжил впереди!
Замедлил шаг Эшмун, когда его заметил,

Неслышно подошёл…Поляна и шалаш,
Костёр горит, над ним в котле кипит похлёбка.
И девушка к нему спиной стоит…Мираж?
Куда же привела его лесная тропка?

Он сделал шаг вперёд…Второй и третий шаг…
Уж близко подошёл… А девушка, дыханье
Почувствовав его, свой вскинула кулак…
Но, обернувшись, вдруг застыла изваяньем…

И вот – глаза в глаза, и вот – дыханье в такт…
Над ними Солнце свет безбрежный распластало…
И Светлая Любовь их окрылила так,
Что в Вечности двоим теперь простора мало…

Вернулся Троу – он за сушняком ходил –
И видит – друг его стоит с Агундой рядом!
Он кинулся к нему! В объятия схватил!
На друга смотрит он от счастья светлым взглядом!

И не было друзей счастливей, чем Эшмун
И Троу в тот момент, когда судьба их снова
Свела! И звучней нет сердец счастливых струн…
Любовь и дружба – вот что для добра основа…

До самого утра горел в лесу костёр –
Поведать обо всём друг другу поспешили!
И непростым в ту ночь случился разговор…
Тот разговор они на зорьке завершили.

Агунда в шалаше уснула, Троу спал,
Свернувшись, у костра… Заря гасила звёзды…
Лишь Оберон не спал… Он молча вспоминал
Всю жизнь, что он прожил, и пройденные вёрсты…

Теперь он знает всё… И то, что его мать
В темнице, под землёй, из-за него страдает,
И что Король его всю жизнь готов искать,
Что Принцем он рождён – и это тоже знает.

Историю своей семьи сегодня он
Узнал…Теперь тоска его снедает душу!
Моргана – мать, отец – Великий Сизарон…
О, Истина всегда  найдёт пути наружу!

И благородный гнев  в груди его кипит!
Обидчик заплатить за смерть и дерзость должен!
Нандина в небесах всё яростней горит,
И свет её в веках безмолвно-непреложен…

План


Когда друзья с тобой – не страшен трудный путь!
Когда верны друзья – все по плечу свершенья!
И главное теперь – с дороги не свернуть…
А Истина – она не терпит пораженья…

Был разработан план друзьями…Сложен он,
Опасен, но других путей они не видят.
За помощью пойдёт в столицу Оберон –
Есть те, кто Короля всем сердцем ненавидят!

Агунда между тем представит ко двору
Того, кто «спас»  её от рук бандитов злобных…
И вот настал тот миг….Принцесса поутру
С бродягою пришла кровей не благородных,

Представила его отцу. И рассказав,
Как честен Троу был и смел, её спаситель,
Расплакалась она, отцу на грудь упав.
И благодарен был ему Король – родитель.

И в замке Троу стал почётный самый гость!
На шёлке спал теперь, вкушал нектар и манну.
И Захха сам ему алмазов белых горсть
И золотых монет рассыпал по карманам.

А Оберон меж тем союзников искал.
И к эльфам – арси он явился для начала.
Волшебный Тор в кольце решенье подсказал -
В нём внука своего Царица вод признала.

Но более чем Тор, его лицо для всех,
На право трон занять, свидетельством служило,
И вновь, пусть и тайком, звучит  весёлый смех -
Звезда Нандина им надежду подарила!

И принял Оберон присягу ореад,
И сиды уж ему на верность присягнули.
И мантию отца Властители дриад
Наследнику тот час и с радостью вернули.

И подданным своим раскрыл свой дерзкий план,
Поведал Оберон, как трон вернуть намерен.
Для Заххи скоро уж захлопнется капкан,
И каждый Светлый эльф в том искренне уверен!

Но вот готово всё! Наследный Принц восстал,
И будет воплощён им план сыновней мести…
Для Заххи-Короля последний день настал,
Ведь Истинный Король пришёл – Поборник Чести.

Король Оберон

Сегодня Ульвием восторженно гудит!
Съезжаются сюда в честь Праздника Спасенья
Эльфы всех родов. Толпа гостей бурлит -
Веселья ждёт она, вина и угощенья!

А Захха во дворце…Он ждёт, когда же дочь
Готова будет и к народу с ней он выйдет.
Сегодня праздник! Пусть все злые мысли-прочь!
Никто и никого сегодня не обидит!

В честь дочери своей, Агунды, по её
Желанию, Король устроил этот праздник.
И от дворца с утра прогнали вороньё…
Он даже отменил назначенные казни!

И сладостен ему шум-гомон за окном…
Возможно ль, что его владычество признали?!
Ведь семьи Светлых здесь! В его приходят дом
Все те, кого вчера на празднество позвали!

И Захха горд собой – сбываются мечты!
И чёрное лицо улыбкой озарилось…
Но онемели вдруг лица его черты,
Тревожно сердце вдруг в груди его забилось…

Умолкли шум и гам… И злая тишина
За окнами стоит…И Захха еле дышит…
Выходит на балкон…Уже не спит луна,
И искорками звёзд  небесный полог вышит…

При свете фонарей поляна, где стоит
Трон Ульвиема, так загадочно прекрасна!
Но видит Захха вдруг – на троне том сидит
Не он!!! Фигура та так призрачно – опасна!

Скрывает тёмный плащ её до самых пят,
А капюшон укрыл лицо того, кто смело
На трон его взошёл!!! И лишь глаза горят…
Оцепененье тут с Владыки вдруг слетело,

И кинулся туда Владыка! Он кричал:
«Кто ты?! Открой лицо! Тебя предам я смерти!»
И никого вокруг тогда не замечал,
Не видел ничего в ужасной круговерти

Безумных чувств своих… Пред троном Захха встал:
«Схватить его скорей! Он здесь сидеть не вправе!»
Откинут капюшон…Пред Заххою предстал
Наследник Оберон. Волшебный Тор в оправе

На пальце у него искрится, как звезда…
Спокоен Оберон, по-королевски статен…
И, кажется, что он на троне был всегда…
А голос Заххи вдруг становится невнятен…

Когда был связан он, и тем совсем пленён,
Когда увидел он, как Светлых Эльфов стрелы
Нацелились в него… он понял – обречён!
И подданных его держали под прицелом…

Недолго он играл им выбранную роль…
Вот Захху подвели вплотную к Оберону,
И руку протянул к его главе Король -
Сверкает камень Тор! – и снял с него корону.

Послушная кольцу, снялась она с главы
Поверженного, но вновь корни распустила,
Лишь только Короля коснулась головы…
Эпоха Светлых Дней вновь в мире наступила!

Вдруг видит Оберон – склонилась перед ним
Элиша! Королю она даёт присягу!
Как вынянченный сын он ею был любим,
За доброту его, за доблесть и отвагу,

За  то, что он – Король, колени преклонить
Спешит! Но места нет в душе его гордыне!
Навек связала их любви святая нить,
И верен Оберон взлелеянной святыне.

Элишу поднял он и тут же перед ней
Сам на колени встал – то Матери покорность!
За чуткость и любовь он благодарен ей,
За тёплый свет души и сердца чудотворность!

Вот Оберон взошёл на трон, взглянул вокруг –
Агунда на него глядит влюблённым взглядом.
Вот рядом мать его, и верный Троу – друг.
И преданный народ эльфийский тоже рядом.

Расправил Оберон плечей лихую стать,
Вдохнул свободы дух и вширь раскинул руки,
Как-будто захотел весь мир сейчас обнять!
И слышал Оберон чудные мира звуки!

Взирал его народ: луной озарена
Фигура в сапогах, что серебром подбиты,
В одеждах дорогих из тонкого сукна,
В плаще из меха коз, что жемчугом расшитый.

И невозможно глаз отвесть от сильных рук –
На пальце среднем там блестит кольцо витое.
Колчан, что полон стрел, изящный, тонкий лук -
Сжимает их Король уверенной рукою.

Прекрасное лицо! Изящных губ черта,
И тонкий профиль, и, посаженные близко,
Прозрачные, как цвет морской воды, глаза,
Высокий белый лоб навис над ними низко.

А посредине лба  - бровей упрямых взлёт.
И затмевает свет Луны его корона!
Уверенно теперь пойдёт вперёд народ-
Нандины свет горит в глазах у Оберона!


Эпилог

У трона Короля, что вновь обрёл весну,
Что вновь цветёт, как встарь, растёт сухое древо.
И кажется порой, что воет на луну
Оно во тьме ночи…И только Королева

Агунда рядом с ним порою посидит,
Погладит чёрный ствол и окропит слезою…
И под её рукой оно тоской звенит,
И плачет ей в ответ прозрачною росою…