О книге Марины Архиповой Все очень рядом

   Марина Архипова незадолго до того, как ей уйти из жизни, посоветовала мне в периоды, когда стихи оставляют, писать о тех книгах стихов, которых накопилось у меня дома великое множество при том, что после и моего ухода судьба этих книг под вопросом – для них не будет вместилища.
  Вот с книги моего друга Марины Архиповой обстоятельства и подсказали начать.

1. Марина Архипова. ВСЁ ОЧЕНЬ РЯДОМ. М., 2009

   Сразу предупредим, что эта книга – до известной степени авторизованный перевод: она не была написана на русском языке, хотя по-русски была замыслена, наговорена, напета (часть стихов книги стали текстами бардовских песен, превосходно исполнявшихся автором). Написана она по брайлю. Перенесена на лист друзьями-стихотворцами. Марина Архипова училась в школе для слепых - не видела с младенческого возраста. Друзей можно похвалить за внимание, но творческой их заслуги в переложении нет: книга была в чистом виде работой с голоса. Стихи Марины Архиповой хотят быть запомненными, и им это удается благодаря экспрессивной интонации и системы, или, если кому так больше нравится, асистемности рифм. Факт соседства, скажем, точной составной рифмы с тем, что почти не является рифмой, создает экспрессию:

Ты из мук моих вылеплен,
Как зимой снеговик.
Оба взяты мы были в плен
Безрассудством любви.
Вместе к горькому берегу
Устремились с тобой.
А причалив – поверили
В то, что свет – это боль.

   Первая книга Марины Архиповой «Поезд на кольце» оркестрована шумом колес – трамваи, электрички, гитарные переборы, уличный гомон. Вторая книга посвящена дому. В тишине тикают настенные часы, и вот чем это представляется автору:

Ты слышишь: Кронос каждый миг
Из древней чаши воду пьет.

  Для обычного зрячего человека дом – это на поверхностном и необходимом уровне предметы в их расположении и соотнесенности. Здесь, как мы знаем, случай иной, и отношение к предмету очень примечательно в своей амбивалентности. С одной стороны резкая констатация:

А в доме живут предметы –
Вместилища пустоты.

  Но в дом приходят друзья, много среди них школьных товарищей, как и Марина, не познающих мира зрением, а много и зрячих. И от того, что как настоящий поэт и человек, чувствующий миры других людей, она в поэзии умет влезать в чужие оболочки. Она не писала сама, а накалывала иголочкой на картоне буквенные знаки. Но она понимала по разговорам, как работают зрячие друзья, и вот абсолютно зримый образ нашего ремесла:

И в жилах карандашного огрызка,
Который с хрустом надвое сломав,
Ты ощущаешь: вот оно, так близко –
Знакомое предчувствие строки…

  К тому же в доме верующей женщины присутствуют и предметы особенные:

Икона, молитва, четки,
И крест обозначен чёткий…

  Замечу: мы дарили Марины иконы с выпуклым изображением.

  И обычные предметы – не только они «вместилища пустоты», а источники уюта и тепла, в которые стремятся душа и тела из усталости и непогоды, которые обжиты сообща с братьями меньшими – собаками и кошками.

Осенний хор на сотни голосов
Поет тоску, прощая лицедейство.
Но почему в созвездии весов
От пасмурности никуда не деться?
Она в хандру заведомо влечет,
В простуду, в отчуждение и в смуту
И каплями холодными сечет.
Не оттого ль так хочется уюта?


  И сам дом – любимое животное. А, может быть, больше – дитя.

Мой дом знобит – опять температура…

  И, как гласит название книги, все очень рядом.

А голос – не свеча…

  Голос и свет – два полюса, между которыми происходят сложные разряды мыслей и чувств.
  Умирает собака-поводырь, и все труднее выбираться из дома в мир. Тем сильнее впечатления от каждого выхода и посещения.

 А город снежной крошкой
Засыпан от щедрот.
Простуда черной кошкой
Царапает нутро.
Пугаясь снегопада,
К предвиденью не глух,
Ты ищешь звук разлада,
Свой напрягая слух, -
И снова не находишь…
Посланница ночей,
В подземном переходе
Звучит виолончель. 


*
Отброшена сигарета,
И чай двадцать раз остыл…
А в доме живут предметы –
Вместилища пустоты.
Мне вспомнилось, что когда-то
Здесь слушал безлюдный двор,
Как кто-то играл сонату
В тональности ночь-минор.



*
Молчание скрывается в словах
И в жилах карандашного огрызка,
Который с хрустом надвое сломав,
Ты ощущаешь: вот оно, так близко –
Знакомое предчувствие строки,
Которое как сон, как наважденье,
Закрепощенье и освобождение,
Когда по жилам кровь вдоль всей руки.


*
Как в погреб – в холодную комнату,
Где пальцы не греет дыхание.
И вечер становится омутом –
Вдруг лопнет струна ожидания?..
Вернемся в шкатулку бетонную:
А что в ней сегодня отыщется?
Опять от жилища бездонного
Ключей затерявшихся тысяча.


*
Ты на поезд не опоздаешь,
Да и в кассу билет не сдашь.
Завтра вечером уезжаешь,
А сегодняшний вечер – наш.
Наплевать бы на все запреты
И рвануться вслед за тобой,
Только знаю, что не уеду,
И с вокзала вернусь домой.
И дышать мне московской пылью,
И раскручивать телефон.
Видно, путы сильнее крыльев…
Кем же выбор мой предрешен?






***

Хлопнул дверью и шагнул прочь
Из жилища, где и дома-то нет.
И пульсирует в висках ночь,
И не взмыть, а взвыть на весь белый свет.
И выплевывал на снег брань,
Материл полухмельную метель.
Видно, дело уж совсем дрянь.
Но куда из опостылевших стен?












***

Куда тебя влечет?
Постой, ведь ты не глуп.
Пока болит еще,
Не выговоришь вслух.
Но выговаривай,
Вышептывай и пой…
В знобящем вареве
По следу за тобой
По снежным лезвиям
Иду, не глядя вниз,
И - пусть над бездною! –
Я рядом, оглянись.

***

Боль настигла не сразу –
Слишком точен удар.
Все закончилось разом.
Выстрел в цель – это дар.
Что ж, за это спасибо,
Ухожу не кляня.
Знаю: сделаешь выбор.
Но уже без меня.



***

Протрезвев, не окончили пира.
Видно, праздников был перебор.
Нет, не будет фальшивого мира
И смешных до нелепости ссор.
Ничего не поделаешь – данность.
Я бегу, спотыкаясь, скользя.
Благодарна за неблагодарность.
Горше дара придумать нельзя.














***

А город снежной крошкой
Засыпан от щедрот.
Простуда черной кошкой
Царапает нутро.
Пугаясь снегопада,
К предвиденью не глух,
Ты ищешь звук разлада,
Свой напрягая слух, -
И снова не находишь…
Посланница ночей,
В подземном переходе
Звучит виолончель. 


***

Ты из мук моих вылеплен,
Как зимой снеговик.
Оба взяты мы были в плен
Безрассудством любви.
Может, к горькому берегу
Устремились с тобой.
А причалив – поверили
В то, что свет – это боль.

***
Осенний хор на сотни голосов
Поет тоску, прощая лицедейство.
Но почему в созвездии весов
От пасмурности никуда не деться?
Она в хандру заведомо влечет,
В простуду, в отчуждение и в смуту
И каплями холодными сечет.
Не оттого ль так хочется уюта?

***
То ли время нас с тобой обмануло,
То ли сами мы себя наказали, -
Но беда уже наставила дуло,
А вина - от слез сухими глазами,
Беззащитно смотрит в черную точку –
Нашей боли это точка отсчета.
Что же дальше – лишь молчания прочерк?
Что же дождь все вычисляет на счетах?