Вмешается ли Бог?

 НА НЕСОКРУШИМЫХ РАЗВАЛИНАХ...112

*   *   *
12 апреля 2004г

День Космонавтики и день рождения сестры Нади. Приглашала – не поехали, сославшись на здоровье.

13 апреля

Умер отчим, писатель Елизар Мальцев

15 апреля

Пятница пасхальной седмицы.
В очереди за молоком соседка принародно опять начинает нас поносить. Глаза белые, в углах рта – пена. Спасаюсь бегством.
Борис увещевает, чтоб хоть в святую седмицу угомонилась, осеняет её крестом:
- Как же бес тебя мучает!

А рогатый её устами, но уже нежЕнским басом грозит нам страшными бедами. За то, что развешиваем у себя на окнах иконы, которые сводят людей с ума.

Ну что тут скажешь? Мороз по коже.
Великие, и те остерегались бесов – Пушкин, Гоголь, Достоевский.
Будут парнокопытные церемониться с какой-то Ивановой!

Спокойно, Бог всё равно сильней.

*   *   *

О БЕСАХ.

Но человек, не различая лики,

Когда-то столь знакомые, и мысля

Себя единственным владыкою стихий,

Не видит, что на рынках и базарах,

За призрачностью биржевой игры,

Меж дУхами стихий и человеком

Не угасает тот же древний спор.

Что человек, освобождая силы

Извечных равновесий вещества,

Сам делается в их руках игрушкой.

  (Максимиллиан Волошин)

*   *   *

16 апреля

Кремация отчима.
Мы на похороны не поехали – оба в лёжку после вчерашнего скандала. Послали представительствовать Вику с зятем Алёшей.

Вика рассказывала, что всё прошло в жуткой нервотрёпке и спешке, батюшка куда-то опаздывал и рвался в темпе отпеть покойника прямо на асфальте или клумбе.
Вика такой перспективе ужаснулась.
В конце концов, отпели известного советского писателя тут же в автобусе.

На кремации народу почти не было, на поминках тоже. Публикаций тоже не было.
А ведь в прошлом - лауреат Сталтнской премии, проживал в своё время в Баковке на нынешней даче Кобзона...

*   *   *

ПОДДЕРЖКА ИЗ-ЗА БУГРА

БЕРНАРД ЛИЕТЕР:
“Для того, чтобы оздоровить общество, мы должны оздоровить денежную систему. Это требует сокращения значения денег в нашей жизни и восстановления их адекватной роли в деле воссоздания и защиты реального богатства.
(Деньги - как мера труда – Юлия)

Деньги необходимо демифологизировать…
Мы должны заново воссоздать социальное измерение в экономике.
Это должно осуществляться через возрождение безденежных форм обмена. Индивидуумы, семьи и общины должны постепенно освободиться от хищнических институтов глобальной экономики.

В обществе, где отношения определяются любовью, великодушием и коммунальной солидарностью, значение денег при помощи личного обмена и привлечения ресурсов значительно снизится.
Произойдёт снижение уровня потребления и ослабление привязки к оплачиваемой работе, повышение значения местного производства для удовлетворения элементарных потребностей и усиление личной включённости в продуктивную семейную и общественную жизнь.

Общая валюта для членов отдельного города или географического района –это одно из средств в движении к данным целям.

*   *   *

Многие лучшие умы нашего времени заняты поисками путей использования финансовой системы в целях ещё большего присвоения реальных богатств нашего мира теми, кто уже сегодня контролирует их большую часть.

Но есть также и те, кто ищет возможности изменения денежной системы в пользу общества, действующего во благо всех людей и защищающего окружающую среду.

Сегодня человечество просто обязано решить главную задачу: заставить деньги работать не на себя самих, не на несправедливое обогащение хищного меньшинства, а на служение такому обществу, которое существует ради народа, ради труда, ради здорового и справедливого мира”.

*   *   *


Не знаю, различает ли мой зарубежный единомышленник бесов “призрачной биржевой игры” и “рыночных стихий и базаров”, вообще не знаю, какую он исповедует веру.

Но я счастлива, что он есть, существует в природе, как и другие наши с ним соратники “по ту и по сю сторону”.
Как и мои читатели, как гости “Июльской беседки”, которых удалось за эти годы “романа в Интернете” хотя бы убедить в главном: мир можно изменить к лучшему без войн и крови.
И мы знаем, как это сделать.
Как обрести Царствие уже здесь, на земле.

*   *   *

Передо мной по-прежнему монитор, клавиатура, за окном – чёрные развалины забора и крыша соседского сарая на заросшем бурьяном участке. К которому рабы Нехорошего Дома рвутся присобачить ещё несколько метров, положив на это остаток жизней.
Своих и наших.

Через несколько дней - уже областной суд, куда передано дело, а потом, наверное, ещё много, много судов…
Тошно.

Разгар весны. В саду отцветают крокусы, набирают бутоны тюльпаны. Кто их будет продавать в этом году? Наверное, так и пропадут.

Перед прогулкой с Джином надо бы посмотреть новости по ящику, но особого желания нет - жизнь “на воле” с каждым днём всё страшней и муторней.
Пропади всё пропадом вместе с непрочитанной грудой газет на диване. Уже много лет чуждый и ненавидимый мною мир.
Земля бета из “Последнего эксперимента”.

*   *   *

ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ

А.МИНКИН:
“Старорежимные люди жалуются на детей: мол, растут потребителями.
Но проедешь с ребёнком полчаса по любому проспекту или на метро – за эти тридцать минут его атакуют тысячи соблазнов: вывески, рекламы, растяжки – купи, купи, купи! съешь! покури! выпей!

И против этого грандиозного хора глупый и слабый дуэт мамы с папой: это вредно, это дорого, это тебе рано. И никакой помощи нигде.
И дом уже не твоя крепость. И дома ящик продолжает эту атаку.
И даже если вы выбрали подходящий фильм, какую-нибудь старую советскую Золушку и Принца, - фильм, в котором вы уверены, как в самом себе…

Вы открываете ребёнку дверь в ваш родной дом…а в подъезде подонок. И не успели вы отшатнуться – прямо перед вашим лицом, перед лицом ребёнка он распахивает пальто: “Спонсор показа!”, а за этим уродом и вся шайка: пиво, презервативы – в самый раз для Золушки.

Двести лет назад вертикаль власти была куда твёрже. Никаких депутатов, никаких европейских судов, никаких прав человека. Подданные Её Величества были абсолютно беззащитны.
Однако появились и были напечатаны стихи, которые и сейчас невозможно читать без страха за судьбу автора:

ВЛАСТИТЕЛЯМ И СУДИЯМ.

Восстал всевышний Бог, да судит земных богов во сонме их;

До коли, рек, до коль вам будет щадить неправедных и злых?

Ваш долг есть: сохранять законы, на лица сильных не взирать,

Без помощи, без обороны сирот и вдов не оставлять.

Ваш долг: спасать от бед невинных, несчастливым подать покров;

От сильных защитить бессильных, исторгнуть бедных из оков.

Не внемлют! Видят и не знают! Покрыты мздою очеса:

Злодейства землю потрясают, неправда зыблет небеса.

Цари! Я мнил, вы боги властны, никто над вами не судья,

Но вы, как я подобно, страстны, и так же смертны, как и я.

И вы подобно так падёте, как с древ увядший лист падёт!

И вы подобно так умрёте, как ваш последний раб умрёт!

Воскресни, Боже! Боже правых! И их молению внемли:

Приди, суди, карай лукавых, и будь един царём земли!


За такой призыв к воскрешению - ни в каземат, ни в сумасшедший дом, ни на каторгу Державина даже не сослали.
А после даже пригласили на выпускные экзамены Царского лицея.

Учат ли это сейчас в школах? Рядом с этими словами современные критические заметки выглядят робко и бледно.

Вмешается ли Бог? Захочет ли Он нас спасти?
Иногда Он это делал (Потоп, Содом и Гоморра…)
После Потопа он обещал больше не делать одного – не уничтожать всех людей.

Но если, в результате упорного, мощного и стремительного расчеловечивания, люди исчезнут (останется лишь внешнее, бездушное сходство) – это снимет обещание.
Животным Он ничего такого не обещал.

Бог считает нас людьми за душу, а не за колесо, порох, компьютер, ТВ. Утратив душу, мы в Его глазах перестанем быть людьми, и Он, скорее всего, устроит зачистку.

В Содоме Он готов был пощадить всех ради (после жуткого торга с Авраамом) десяти праведников. Не нашлось.
На многие тысячи жителей не нашлось и десяти”.
2004-04-26, МК

*   *   *


Борис в очередной раз объявил, что больше в рот не возьмёт ни капли.
Я, само собой, не поверила – такое уже не раз случалось и неизбежно нарушалось – никакие мерцаловки и давление за двести не могли остановить эту будто кем-то запущенную в нём программу самоуничтожения.
Я не то чтоб примирилась - свыклась.

Однако прошёл день, другой, неделя – Борис держался.
Он, привыкший чувствовать себя под опекой то свекрови, то под моим бдительным оком, этакий “анфант терибль”, пребывавший в иллюзии, что “поэтому знаю со мной ничего не случится”, вдруг понял, что может остаться один

Мать ушла (он очень тяжело это пережил), у детей – своя жизнь, теперь вот опасность лишться меня.
И никто не будет запрещать, скандалить, “не пущать”, следить, отбирать – полная свобода самоликвидации и сошествия в ад.

Понял и, видимо, ужаснулся.
То ли кромешной этой свободе, то ли действительно испугавшись меня потерять.
Не странную, спятившую из-за своих мессианских фантазий женщину, с кем прожил, как с инопланетянкой, почти полвека, а саму лодку, в которой он с этой женщиной плыл по морю житейскому, всю дорогу раскачивая.

Шалил от неприкаянности, в дурном отчаянии, списанный с корабля на пенсию практически в расцвете сил - в 91-м.
Мстя всему миру, самому себе и ей, женщине рядом.

А посудина вдруг накренилась, зачерпнула воды и…
Получалась совсем не игра.

Тогда он очухался, схватил недопитый стакан и бросился вычерпывать со дна воду – наверное, всё было так. Или не так?
Но Борис держался.

Тщательно подготовился к областному суду, съездил в Москву. Вернулся, подробно рассказал, как прошло заседание, и…ни в одном глазу.

Давление в норме, гуляет с Джином, делает всё по дому…

Но высвободившаяся энергия не знает, куда себя деть – вот где опасность. Борису срочно требуется достойное его нового статуса дело.
И, к моему ужасу, он его находит. В бредовых нюансах этого самого распроклятого суда о девшихся куда-то двух метрах земли.
О которых ещё Толстой в сказке написал.

Целыми днями, обложившись планами, чертежами и документами, посвежевший, помолодевший и полный сил, мой супруг пишет, изучает, чертит, строчит на машинке.

Возмущается, восторгается, репетирует свои обвинительные судебные речи на очередном, уже почти президентском уровне, а может, и на международном арбитражном…

А я естественно, должна всё внимательно выслушивать, оценивать и вообще активно участвовать в “Процессе века”.
И не дай бог сказать, что думаю по этому поводу – обидится, опять сорвётся…

Иногда захаживают Сеня - сосед и ответчик, который фигурирует в деле как похититель пограничной “сливной канавы”, и дед-козовод, тоже со всеми нами граничащий.
Тогда меня оставляют в покое, часами споря о каком-то “риперном столбе”, который ещё недавно стоял, а потом ёк – видать, хохлы продали на металлолом и пропили.

Бесам, переселившимся к нам из Нехорошего Дома, снова лафа - приплясывают, показывают мне чёрные язычки-жала.
Мол, неизвестно, матушка, что лучше, – сгубить душу за пару бутылок водки или пару метров земли…

*   *   *

БЫЛ МЕСЯЦ МАЙ

9 мая, день Победы

Крестили Ангелину.
Была куча родичей, в том числе приехали из Пензы – родня жениха. Мы опять отсиделись на даче, сославшись на моё нездоровье.
Да и для Бориса семейные и несемейные торжества с возлияниями оставались табу.
Но зато…

Иду на рискованнейший эксперимент и отправляю его накануне дня Победы в Москву с коробкой ранних тюльпанов. Мол, вся выручка в его пользу.
Альтернатива – свернуть им (цветам) головы, потому что больше продавать некому – не мне же с аритмией бегать от ментов!

Разумеется, трясусь, как заячий хвост, но он возвращается победителем.
Трезвый, бодрый, всё реализовавший, с деньгами, гостинцами и хозяйственными приобретениями.
Оживлённо рассказывает, как гоняли менты, что нынче почём… Врос в рынок!
Глаза блестят - понравилось, получилось!
О проклятом суде с тех пор - ни слова, сам встаёт в шесть утра – я только накануне ему букеты вяжу.
Сконструировал коробку и приспособление, чтоб можно было посидеть где-нибудь на ступеньках. Устаёт, конечно, иногда сводит ноги, но – при деле мужик!
И весьма благородном, если разобраться и вспомнить о завете Творца “возделывать и украшать землю”.

А что её украшает лучше цветов? Чем встречают и провожают - в этот мир, в другой город, в последний путь?
Что дарят юным и старым, именинникам, невестам и покойникам?

И дети – “цветы жизни”. То есть самое дорогое и лучшее.

Это всё я, само собой, внушала Борису. Да он и не спорил.

Так моя хворь обернулась добром, сила Божья в немощи совершилась, приобщив мою половину к полезному и нужному делу.
А таскалась бы по-прежнему сама с вёдрами и коробками, оставляя супруга наедине с неприкаянностью и нечистью – быть беде.
Так осуществился в семейном масштабе один из главных принципов Изании - увлечь делом по душе.