Подзывает, во сне, Бог меня однажды

Бог, меня во сне, однажды,
         манит жестами руки,
Взор какой-то гордый, важный,
         с хитрецою "От Луки".
На скамью небесной Лавры,
         предлагает мне присесть,
Будто хочет некой правдой,
         словно, прутьями иссечь.

Я присаживаюсь тихо,
         сердце бьётся и дрожит,
Пальцы, в трепе, непослушно,
         норовят пригладить волос
И озноб, как ветер Утра,
         по спине моей, бежит,
И доносится, как эхо,
         из глубин, небесных голос:

"Здравствуй Отрок! Ты ли это!?
         Что за мысли, что за вид!?
Бог не съест, а лишь осудит,
         а возможно и простит!
Только, чур, не притворяйся,
         я всё вижу, краем глаз,
Лучше искренне покайся,
         в этот, мною данный, час!

Я тебя призвал к ответу,
         за грехи твои и ложь...,
Много Вас..., но ты мне, чем-то,
         "в этой своре", приглянулся!"
И достал с одежд духовных,
         толь кинжал, а то ли нож,
Положив на лавку, рядом,
         я притих..., но оглянулся!..

Мысли чёрные, как стая,
         ввысь, рванулись вороньём,
Я не доброе почуял,
         только голос продолжал:
"Все Вы, смертный, отойдёте,
         только знай, я не при чём,
То, что буду ведать, ныне,
         правда, как и сей кинжал!

Он лежит и ждёт момента,
         чтобы больно уколоть,
Если ты перечить станешь,
         если ты посмеешь пикнуть!
Так, что слушай..., пусть немеет,
         где душа, а где и плоть,
Привыкай, тебе придётся,
         в это, сказанное, вникнуть!

Много ль ты, на этом свете,
         душ простил и не простил!?
Много ль ты принёс отрады,
         для других, для их сердец!?
Сколько шансов, что давал я,
         в этой жизни упустил,
Как по жизни нёс и хОлил,
         мною возданный венец!?

Я не требую ответа...,
        всё и так, прекрасно, вижу...,
Потому-то и позвал,
        чтоб услышать с первых уст!
Чтоб сравнить и убедиться,
        в том, что боль и правду слышу,
А не только слюни, слёзы,
        да белесых пальцев хруст!

Кайся, мученик Христовый,
        кайся всем, по существу!..
Почему не смог прижиться,
        в мире том, где был оставлен!?
Почему так мало места,
        Богу уделял - Христу!?
Почему, в мирских поступках,
        был в запас, душой, отправлен!?

Я тебя призвал, служивый,
        честь с достоинством нести,
Веру дал и к ней Надежду...,
        а поистине - Любовь!
Ты же, сучий отрок, право,
        смог лишь тихо отползти,
Не мешая богохульным,
        портить всем и жизнь, и кровь!

Что я влил в тебя, крещёный,
        с ложкой сладкого Кагора,
Что твоим губам поведал,
        прикоснувшимся ко Мне!
Как ты смел не подчиниться,
        моим страстным уговорам
И продался, некой Ведьме,
        кто у нас не во Христе!?

Не себя..., а плоть с душою,
        отпустил без поводов!
Не ослеп ли, ты - охульник,
        одурманенный печалью!?..
Сам виновен, что так поздно,
        хочешь сбросить сеть грехов,
Надо раньше было думать,
        головою, изначально!

В том-то, раб Мой и заноза...,
        время кончилось считать,
Дней осталось слишком мало,
        чтобы, что-то, возродить!
И осталось тебе, стоя,
        с гордым видом умирать,
А хотелось бы, Я знаю,
        лет бы семьдесят прожить!?..

Вот, во сне и вызвал, молвить:
        "Кайся, грешник, кайся, кайся...,
Я помочь тебе, сегодня, не могу,
         как раньше было...,
А кинжал, что рядом с нами -
         жало смерти, попытайся
Уложить обратно в ножны,
         на краю своей могилы!

Чтобы в мире том, усопшем,
         он тебе напоминал,
От чего ты, в этом мире,
         не зацвёл, а лишь завял!
Шанс даю тебе, последний!..
         Видишь я раскинул руки!?
Думай, думай, грешник Божий,
         а не гнись, спиной в испуге!"