Словоблудие номер 2

Медленно.

Нужно делать отсчет. Неторопливо считать… щелкать время числом, так:

ноль…

один…

два…

три…

четыре…

…уходить от ноля в бесконечность, разрубая черноту улыбающейся облачной ночи и давая ей сходиться за каждым словом. Они - эти счеты - будут поначалу неравномерны, заражены твоей суетой. А потом будут слетать с губ легко, тихо, верно. Деревья примут каждый звук, каждую секунду. А потом… скользнут из своих тел и воздушной невидимой лаской подхватят время, змеистое и непокорное, и, нашептав что-то ему на черную дыру уха, заставят идти в такт твоим словам.

Ты скоро, устав от мнимой тщетности, исчезнешь средь тихого ветра и сумерка, только тепло повиснет сносимым дымком.

Раздастся пение. Нежное, высокое, - девичий голос, полный невинности, - деревья пустят вдоль земли туман и чуть раздвинут облака над собою, засветят белесые прорехи, хотя там, над ними, - полная крика ледяная пустота, и иглы звезд. Голос исчезнет… затихнет. Ты будешь спать, ощущая сладость, твой рот в безволии разума источит прозрачную влагу, живую росу, похожую на слова.

Наяда повторит свой куплет, зажигая в спящей, мерно вдыхающей груди сполохи теплого пламени ответа; это будет подобно поцелую с давно отпущенной и незабытой любовью, виною, слезой; затем, прекратив, она обернется вдруг человеком, и, скользя шагами танцовщиц меж все тех же берез и елей, запоет для них:

Я несу

вам поклон

до земли,

до непонятой…

Голос наяды поднимется до неба, коснется его пальцами, слетит на кроны нежной вуалью, замрет средь них ветром. А девица и вправду склонится о землю. Побелеет руками, замрет совершенно, и, повеяв ничего не завершающей смертью, окажется… высоким пнем.

Все потемнеет. Твой сон будет крепок до самого утра, когда ты откроешь существование солнца.