Муму

               
Я ненавижу,
когда меня загоняют в клетку
или берут на поводок,
как домашнее животное,
когда мой возможный
отказ от общения якобы
равносилен смерти страждущего.

Еще я ненавижу,
когда я не могу сказать «нет»
и предаю себя,
соглашаюсь надеть ошейник,
когда я не хочу этого,
а я не хочу этого всегда.

И тогда я еще больше
ненавижу себя за то,
что не умею все вытерпеть,
протечь сквозь террор общения
и остаться свободной.
Я чувствую себя, как Муму,
готовая к утоплению.

Кто бы мог подумать,
что горят такие страсти
только из-за того,
что  кто-то тобой  затыкает
свою аварию канализации.

Кажется, взмыл бы птицей
и улетел далеко-далеко,
на остров в океане,
чтобы найти там
самую высокую голую скалу
и сидеть там
нахохлившись на голом камне,
а потом летать над волнами,
сколько хочешь и
разбрасывать вольные клики
до самого горизонта.

Вряд ли Муму
может отрастить крылья и
превратиться в могучего орла,
этого не смог даже Лев Толстой.
Нужно просто перегрызть ошейник и
убежать, став бродячей собакой.
Вот это-то и сделал Лев Толстой.

Лучше жить впроголодь,
пусть тебя хлещет ветер
с дождем и снегом,
чем быть на привязи у человека,
который тебя не видит и не слышит,
но хочет иметь тебя рядом
в качестве носового платка,
а то и чего похуже.

Я же не Фриц Перлс,
который умел говорить «Ну и что?»
на всякое цыплячье,
собачье и слоновое дерьмо.
16.03.2012.