Солнечные пятидесятые

                Солнечные пятидесятые

Для меня пятидесятые и начало шестидесятых годов были солнечными только по одной причине: не было никаких забот, никакой ответственности. Было босоногое счастливое детство в деревне, на природе. Наверное, для моих родителей эти годы были не такими солнечными. Но мне до их забот не было никакого дела. Целыми днями я пропадал на улице с деревенскими друзьями. Это был целый мир, настолько интересный, что домой нас было трудно загнать. Мы стреляли из лука по лягушкам, по деревьям и по низколетящим самолетам – кукурузникам, наконечники для стрел делали из жести от консервных банок. Такие стрелы вонзались в деревья, пробивали насквозь лягушек, но ни одного самолета мы не сбили. Мы ловили рыбешек на протекающей мимо деревни речушке. Тогда эта речушка казалась большой рекой, хотя, насколько я сейчас понимаю, ширина речушки была один –два метра, глубина в самых глубоких местах была не более метра. Во многих местах река журчала по каменным перекатам, там глубина была сантиметров тридцать. Вода была очень чистой и прозрачной, речушка подпитывалась из чистейших родников. Деревня называлась Новый Кинер, находилась она на севере Татарстана, где вообще не было никакой промышленности. Прошло почти пятьдесят лет, когда наша семья переехала в нефтяную столицу Татарстана, а я до сих пор помню каждую тропинку, каждый изгиб речушки, каждое дерево на берегу речушки, помню родник, помню красный яр на спуске к речушке., помню ягодные склоны холмов, помню дом, где жила вдова муллы – абыстай. Конечно, в ближайшие годы я обязательно пройдусь по всем этим местам.
В середине пятидесятых папа, работавший редактором сельской газеты, построил каким-то образом добротный бревенчатый дом с красной жестяной крышей, хотя сам был инвалидом войны. Наверное, он нанимал рабочих. Это был первый собственный дом нашей семьи, до тех пор мои родители снимали комнаты в деревне. Дом был однокомнатным, возле входа стояла большая белая печка, на которой мы, дети, спали зимой. Еще в доме я помню стол, сундук,  черный репродуктор, с потолка свисала электрическая лампочка. Ни одной электрической розетки в доме не было. И когда мы переехали в Альметьевск, я увидел в каждой комнате на стене какие то пластмассовые кругляшки с двумя отверстиями. Поскольку я был очень любознательным, тут же нашел на полу гвоздь и сунул в отверстие, чтобы узнать, что там внутри. Конечно, меня ударило током, свет в квартире погас, родители чертыхались, меняли пробки, хотя даже не все вещи были перетасканы к тому моменту в квартиру. Я так и не сознался тогда, что в этом переполохе виноват я, семилетний мальчишка. А в деревенском доме не было розеток, так как не было бытовых электрических приборов: утюг в доме был угольным, вместо радиоприемника – репродуктор, а первый холодильник и телевизор у нас появились только в 1974 году в Альметьевске, их подарили папе на пятидесятилетний юбилей, который торжественно праздновали в городском Доме Техники, папа к тому времени был известным татарским писателем. Так бедно мы жили. Вспоминаю, как одну зиму с нами в деревенском доме из одной комнаты жили два белых козленка, видимо потому, что не успели построить сарай,  и мы, трое детишек, играли с ними. Вернее, играли только я с младшим братом Мансуром, сестра Фарида только родилась, и играть еще не могла. Помню, как мы, деревенские детишки, набивались в сани, и катились с высокой горы в овраг на бешеной скорости. Было очень страшно и очень весело. А сани были большими, которые таскали лошади, и мы набивались мы туда десятками, и командовали этими забавами совсем взрослые ребята, им было уже по семь – восемь лет. А нам было по четыре – пять лет, мы были еще совсем маленькими. Летом ловили рыбешек в речушке и жарили их на плоских камнях. А рыбешки были с половину детской ладошки, и ловили мы их в марляные самодельные садки. Один ставил их в ниже по течению, другой сильно колотил палкой по воде, рыбешки выскакивали из под камней и попадали в садок.. Иногда удавалось наловить на целую сковороду, и мы несли их домой маме, чтобы она их поджарила на сковороде с маслом. Вкуснотища была необыкновенная. Еще мы ходили на холмы лакомиться ягодами. Жизнь в деревне для нас, детишек, была очень интересная, насыщенная, яркая, солнечная и летом, и зимой. В семь лет я пошел в деревне в татарскую школу, в то время школьная форма для мальчиков была очень красивая, напоминающая военную, с широким ремнем с блестящей бляхой, с фуражкой. И когда я в этой форме с школьным ранцем за спиной гордо шел из школы домой, и деревенские старухи, сидящие на завалинках говорили вслед: смотри-ка, совсем взрослый мальчик, я действительно был на вершине счастья от гордости. Но проучился в деревне я всего два-три месяца. В конце 1959 года мы переехали в Альметьевск, папа был писателем, в Альметьевске создавалась писательская организация, и нам сразу дали трехкомнатную крупногабаритную квартиру. Тогда малогабаритные квартиры еще не строили, их начали строить года через два. Для меня, деревенского мальчика, привыкание к городской жизни далось не очень легко, ведь я ни слова не знал по русски, продолжить учебу в первом классе сразу не мог, поэтому в сентябре снова пошел в первый класс в этой же школьной форме, с этим же ранцем. Но жизнь в городе поначалу не была такой солнечной, такой насыщенной, такой яркой, как в деревне. Поэтому пятидесятые годы я вспоминаю как солнечные. Конечно, потом появились друзья, я научился разговаривать по русски, но прежней беззаботности уже не было. Наверное, я немного повзрослел..