Завод

                Радиоприборовские истории

Сейчас, когда уже прошли десятки лет, вспоминая годы работы на Радиоприборе, я все больше понимаю, что работал на уникальном заводе с очень талантливыми специалистами, руководителями, рабочими.  Радиоприбор являлся крупнейшим заводом на юго-востоке Татарстана, численность работников превышала четыре тысячи человек, завод производил антенно-фидерные системы для всех типов самолетов, выпускавшихся в СССР, как военных, так и гражданских, другими словами – глаза и уши самолетов, а также большую номенклатуру товаров народного потребления. О Радиоприборе и его работниках можно рассказать много интересных историй, порой веселых, вызывающих улыбку, порой трагических, вызывающих слезы, можно слагать легенды.
Для начала я хочу рассказать несколько на мой взгляд интересных историй. Да простят меня мои дорогие заводчане, если я немного напутаю в деталях, ведь прошло много лет, но эмоции тех удивительных, ярких, трудных лет я постараюсь передать точно. И, если заводчане улыбнутся, прочитав мои строки, и с теплотой вспомнят о заводе, значит я писал не зря.
                За грибами
1981 или 1982 год, сейчас точно не помню. Перед нашим заводом была поставлена задача в кратчайшие сроки освоить выпуск антенно-фидерной системы для сверхскоростных истребителей МИГ-31. Ситуация  была такая, что сами самолеты были уже практически готовы, а система навигации и антенно-фидерная система запаздывала. Только сейчас по интернету я читаю, что МИГ-31 является до сих пор непревзойденным истребителем перехватчиком именно по параметрам антенно-фидерной системы. Может одновременно сопровождать 10 целей, из них 4 одновременно уничтожить на расстоянии до 250 км. Все это благодаря фазированной антенной решетке. Система была очень сложной, требовалось в кратчайшие сроки внедрить много новых технологических процессов.  Первые пять комплектов установочной партии проходили испытания по специальной программе в объеме периодических испытаний, то есть каждый блок проходил испытания по полному параду – температурные воздействия от минус 80 градусов Цельсия до плюс 300 градусов Цельсия, вакуум до 5 мм. ртутного столба, вибрационные и ударные нагрузки до 20g, термоудары, воздействия «иней-росы» и дождя.
Я в то время работал начальником лаборатории  типовых испытаний - ЛТИ, поэтому все организационные вопросы легли на мои плечи. Все испытательные термокамеры, термобарокамеры, вибростенды и ударные стенды должны быть исправны и аттестованы, все передатчики, присоединительные разъемы, приспособления для закрепления антенн на стендах должны были своевременно спроектированы, изготовлены и опробованы. И все это в кратчайшие сроки, работали в подготовительный период без выходных. А ведь никто не снимал план серийной продукции, а это антенно фидерные системы для всех выпускаемых в стране самолетов, как военных, так и гражданских, это товары народного потребления- телевизионные антенны, как комнатные, так  и наружные, телевизионные приставки дециметрового диапазона, товары производственно технического назначения, литье по выплавляемым моделям, радиокерамика. Разработчики этой уникальной антенно-фидерной системы «Поток-НКР» из Ленинграда дневали и ночевали на заводе весь период испытаний, как и мы – заводчане. А изготовление и испытания первых пяти комплектов АФС длились больше трех месяцев. Давление сверху было колоссальное, совещания проходили три раза в сутки – в 8 утра, в 5 вечера, в 12 ночи, рассматривались все очень подробно, вплоть до каждого винтика. Не дай бог задержать какую нибудь мелочь, тут же головомойка вплоть до освобождения от должности. И в этой обстановке были отказы на испытаниях, я тут же выписывал извещения об отказе и разносил в необходимые службы - директору, главному инженеру, военпреду, начальнику цеха, техническим службам. Тут же собиралась комиссия по исследованию причины отказа с участием разработчиков из Ленинграда и военпреда, выявлялась причина отказа, намечались меры по устранению причины отказа,  без проволочек вносились необходимые изменения в чертежи, отказавшие блоки восстанавливались, проходили приемо-сдаточные испытания на этапах ОТК и военпреда и поступали на повторные испытания ко мне в испытательную лабораторию. На отгрузку шли изделия, прошедшие с положительным результатом все положенные испытания. Несмотря на колоссальное давление от вышестоящих инстанций, на меня ни разу не оказывалось давление смягчить условия испытаний, например, вместо минус 60;С испытывать при минус 58;С, или вместо ударных нагрузок 20g испытывать при 18g, все блоки прошли положенные испытания, несмотря на то, что все устали за три месяца практически круглосуточной работы. И вот, наконец, ранним туманным осенним утром – где-то в 4 утра, когда машина с  только что сданным на склад последним комплектом изделия уехала в аэропорт, мы с Котиным Анатолием вышли с проходной завода. Город еще спал, а мы почему-то пошли через Зай в лес за грибами. Конечно, ни одного гриба мы не нашли, но это было неважно. Важно было, что мы молоды и ощущали, что сделали что-то хорошее и важное. Когда в прошлом году по одному из центральных каналов телевидения я увидел передачу про истребители перехватчики МИГ-31, что они до сих пор являются лучшими в мире, и что первые пять истребителей поступили на вооружение в 1982 году и до сих пор в строю, я почувствовал гордость за то, что и я принимал в этом участие и не зря мы так РАБОТАЛИ. Сейчас так не работают. Сейчас на первом месте деньги, а на все остальное всем наплевать.

                Бегом на самолет!

Середина восьмидесятых годов. Идет совещание в кабинете директора. Совещание ведет заместитель генерального директора обьединения Радиоприбор Казымов Аркадий Васильевич  из Казани. Высокого роста, весом под 140 кг, с огромными кулачищами, большими навыкате глазами, красным лицом, обладающий громким голосом, умеющий оказать психологическое воздействие на окружающих, он обладал непререкаемым авторитетом, хорошо разбирался в технологических процессах, умел принимать мгновенные правильные решения. От него исходила какая то энергия.
Осталось пять дней до конца месяца. План под угрозой срыва. Идет детальное рассмотрение всех позиций, какие детали отстают, по какой причине, принимаются необходимые решения, подключаются необходимые службы, при необходимости, подключаются Казанские службы.
Наконец, очередь доходит до сложного электронного блока, для полной комплектации блока не хватает одной позиции – небольшой радиодетали – конденсатора из Новосибирска. Вопрос начальнику отдела внешней комплектации:
- В чем дело?
- Только сегодня конденсаторы были изготовлены заводом-поставщиком. Завтра отгрузят.
- Как завтра? – Красное лицо Казымова еще больше покраснело, на несколько секунд в кабинете нависла напряженная тишина, Казымов не мигая смотрит на начальника ОВК, кулачища на столе. Потом он он берет телефонную трубку и дает кому-то резкую команду:
- Заводите самолет! Сейчас летите в Новосибирск. Поворачивается к начальнику отдела внешней комплектации и говорит своим зычным голосом: - Бе-гом на самолет! Чтобы завтра конденсатор был уже смонтирован в изделие!
Команда неукоснительно выполняется, уже через полчаса зам. начальника ОВК с только что отпечатанным и подписанным по ходу совещания командировочным удостоверением,  едет на заводской машине в аэропорт, где в это время уже готовится к вылету самолет ЯК-40, принадлежащий объединению Радиоприбор. К концу совещания самолет уже в воздухе. На следующий день злополучная коробка с конденсаторами доставлена на завод. План выполнен, блоки своевременно отгружены на самолетостроительный завод.
В 90-ые годы, когда его энергия и организаторские способности оказались невостребованными, Аркадий Васильевич сильно сдал. Я его видел в проходной Казанского завода, он тихонько шел понурый, опустив голову. Никакой энергии от него не исходило. Мне было его жалко.

                Вас к телефону приглашает Горбачев!

На заводе существовала засекреченная телефонная связь, возле которого круглосуточно дежурили люди из секретного отдела. Связь по этому каналу осуществлялась достаточно редко, и по очень важным и секретным случаям. Обычно по вызову к телефону приглашались руководители завода и старший военпред. А разговоры велись по темам, которые запрещалось вести разговоры по обычному открытому городскому телефону.
И вот, однажды поздно вечером, в кабинет старшего военпреда вбегает взволнованный запыхавшийся Чернышов Николай Петрович, долгое время проработавший начальником отдела кадров, а на пенсии работающий в секретном отделе, и говорит заикающимся от волнения голосом:
- Олег Васильевич! В-Вас Горбачев приглашает к телефону!
- Как Горбачев?
- Н-не з-знаю, сказал, мне срочно Дедюхина Олега Васильевича, представился как Горбачев.
Надо сказать, что в те дни из-за отказа на периодических испытаниях срывались сроки отгрузки антенно-фидерной системы для сверхскоростных истребителей-перехватчиков МИГ-31, и шло сильнейшее давление сверху.
Олег Васильевич, худой, двухметрового роста, потом рассказывал: «Я бегом бросился на второй этаж к засекреченному телефону. Бегу и думаю: ну не может быть, чтобы генеральный секретарь отслеживал истребители-перехватчики, не может быть, чтобы пригласил к телефону простого майора из провинции! А с другой стороны, черт его знает, ведь перестройка, гласность».
Прибежав, Олег Васильевич четко и громко представился в телефонную трубку: «Майор Дедюхин слушает!». Оказалось, его приглашает лейтенант Корпачев из Казани, по какому-то пустяковому вопросу. Про дальнейшие свои эмоции в адрес Корпачева и Николая Петровича Олег Васильевич не рассказывал.

                Тридцать три К

Середина 80-х годов. Идет ежегодная конференция по качеству на Лениногорском приборном заводе. На трибуне выступает пожилой рабочий из механического цеха и рассказывает о работе цеха по повышению качества изготавливаемых деталей и узлов. Я, как представитель Альметьевского завода Радиоприбор, сижу в большом президиуме, рядом со мной мой Лениногорский коллега – главный контролер завода Сункишев Нариман Галейшевич. Все прекрасно организовано. И вдруг Сункишев начал ерзать, весь покраснел, готов был спрятаться под столом. Что же случилось?
Поясню, что в состав объединения Радиоприбор входили: головной Казанский завод Радиоприбор, Альметьевский завод Радиоприбор, Лениногорский приборный завод, Гродненский завод  Радиоприбор, Жигулевский радиозавод.  Это было мощное объединение с численностью работников 25 тысяч человек, выпускавшее очень широкий спектр как военной, так и гражданской продукции, обладавшее самыми современными на то время технологиями. В начале 90-х годов объединение распалось и каждый завод пустился в самостоятельное плавание. Не все удержались на плаву, позднее Лениногорский приборный завод прекратил свое существование.
Но вернемся на ежегодную конференцию по качеству. Надо сказать, эти конференции проходили на очень высоком уровне, туда приглашались делегации с самолетостроительных заводов-потребителей нашей продукции, представители воинских авиационных частей, эксплуатирующих нашу продукцию, и, конечно, специалисты предприятий, входящих объединение. На конференции делался подробный анализ проделанной заводом за год работы по повышению качества и надежности выпускаемых изделий, по техническому перевооружению, освоению новых изделий, внедрению новых технологий, анализировались все отказы и замечания к нашей продукции, намечались мероприятия по устранению недостатков, по внедрению новых технологий, по закупке более современного оборудования. На конференции присутствовали рабочие, бригадиры, мастера, начальники цехов, инженерно-технические работники. На планшетах вывешивались плакаты, диаграммы, таблицы с анализом состояния дел в области качества и надежности.
В то время широко внедрялась аттестация на «Знак Качества», для чего проверялся весь техпроцесс изготовления изделий, наличие и правильность конструкторской и технологической документации, наличие и надлежащее качество технологической оснастки, отсутствие возвратов продукции от ОТК и потребителей. Прежде чем присвоить «Знак Качества» изделию, должны быть аттестованы все входящие в это изделие детали, и им должен быть присвоен заводской знак качества, сокращенно ЗЗК.
  Но я отвлекся. Так почему так разволновался главный контролер Лениногорского завода? Я прислушался к выступлению на трибуне пожилого рабочего механического цеха. Он монотонно по бумажке зачитывает: «В первом квартале прошлого года столько то деталей были аттестованы на тридцать три К, во втором квартале – столько-то деталей аттестованы на тридцать три К ….». Он раз десять повторил это слово: тридцать три К. Я не сразу понял, о чем он говорит, а когда дошло, чуть не расхохотался. Так и сидели в президиуме рядом: - у меня рот до ушей, а мой коллега, весь красный, чуть ли не под столом. Оказалось, начальник цеха, написал выступление, и, вместо того, чтобы выступить самому,  уговорил выступить рабочего по подготовленной бумажке. А тот, вместо того, чтобы читать «Заводской Знак Качества, сокращенно ЗЗК», читал «тридцать три К, сокращенно 33К». На счастье моего коллеги, многие в зале не заметили оговорку.

                На, поговори!

Года четыре назад я попал в неловкую ситуацию. В то время я работал на заводе «ЛОЗНА» в г. Лениногорске. И вот по телефону секретарь директора вызывает меня срочно к директору. Захожу, директор по телефону с кем-то оживленно разговаривает. Увидев меня, он говорит в трубку: «Вот сейчас Рустам Рафаилович вам все подробно расскажет, он завтра к Вам выезжает», с этими словами протягивает мне трубку и коротко бросает: «На, поговори», а сам поворачивается спиной и начинает разговаривать по другому телефону. Я совершенно не знаю, с кем я должен поговорить, о чем я должен рассказать и куда я завтра должен выехать. Беру трубку и говорю: «Алло!» Там отвечают: «Да, да, я Вас внимательно слушаю». Дальше были какие-то мои заикания. Глупейшая ситуация. Когда я вышел от директора, вспомнил еще более глупейшую ситуацию, которая произошла раньше на Радиоприборе.
Середина 80-х годов. Наш директор, проныра (в хорошем смысле этого слова) Харитонов Марат Васильевич, через какие-то очень высокие московские каналы добился разрешения и поставил у себя в кабинете какой-то сверхзасекреченный телефон, по которому можно было напрямую связываться с очень высокопоставленными чинами в Москве. Он радовался как ребенок, не знал, куда девать свою радость. Решил поделиться этой радостью со старшим военпредом Олегом Васильевичем, майором по званию. Он пригласил его к себе в кабинет и, довольный, широким жестом провел рукой в сторону обшитой деревом стены кабинета и спросил: «Смотри, ничего не видишь?» Олег Васильевич, интеллигент, вежливо ответил: «Ничего не вижу, Марат Васильевич». Марат Васильевич открыл какую то дверку в стене и показал на находящийся в нише телефонный аппарат: «Ни у кого нет, а у меня есть. Могу с кем угодно связаться». С этими словами, Марат Васильевич взял телефонную трубку и сказал громко: «Иванова мне!». Надо сказать, Иванов (фамилия условная) был генерал-майором в управлении Военного Заказчика в Москве, его кабинет находился на втором этаже, а телефонный аппарат – на пятом этаже, и к этому телефону вызывали редко и только очень высокие чины. Конечно, Иванов бегом побежал на пятый этаж, взял трубку и представился «Генерал-майор Иванов слушает!». Марат Васильевич, выслушав представление генерал-майора, очень довольный и счастливый, протянул трубку  Олегу Васильевичу: «На, поговори!». Ситуация, конечно, была комичной – какой-то майор из какого-то Альметьевска заставил бежать на пятый этаж столичного генерала майора, и сейчас должен с ним о чем-то говорить. Надо отдать должное Олегу Васильевичу, он как то выкрутился, а на Марата Васильевича нисколько не обиделся. Он видел его радость.
Надо сказать, Марат Васильевич обладал  неугомонным характером, необыкновенной энергией. Про него Галеев Ринат Гимадельисламович, бывший в то время первым секретарем горкома, сказал: «Его в дверь выставишь, а он уже лезет через окно». Марат Васильевич в свое время положил начало району «Поле чудес», заложив дом в поле, подсоединив его к заводским коммуникациям и котельной, потом заложил второй,   дом, лучший в городе детский садик с бассейном. При Рафисе Фатыховиче эти работы были успешно продолжены, вплоть до 90-х годов. Конечно, новоселам приходилось месить грязь, но зато сколько семей получили улучшенные квартиры, сколько детей родилось в этих квартирах. В их числе и моя семья. Так, постепенно, вырос целый район.

                Звезда героя.

Это было в 1984 году. Я, бывший в то время председателем совета молодых специалистов завода, вместе с комсомольским секретарем завода Хафизовым Хамматом, поехали в Москву на конференцию молодых специалистов министерства радиопромышленности. Надо сказать, Радиоприбор можно с полной уверенностью назвать кузницей кадров города. Где только не работают сейчас заводчане. А Зарипов Равиль Хамматович – министр торговли и промышленности Республики Татарстан, начинал свою трудовую деятельность после окончания КАИ на нашем заводе Радиоприбор с должности инженера-технолога механического цеха.
Начиная с 1976 года защита дипломных проектов студентов КАИ, проходивших здесь преддипломную практику, проходила непосредственно на заводе, комиссию возглавлял или директор, или главный инженер завода. И я был в числе первых десяти студентов, защитившихся на заводе. И ежегодно завод пополнялся новыми КАИстами.
Вернемся в 1984 год. Большой зал, заполненный молодыми специалистами министерства со всех республик нашей страны. Впереди – ярко освещенная сцена, на сцену выходит министр радиопромышленности – легендарный Плешаков Петр Степанович, генерал – полковник. Он был не в военной форме, а в темном костюме. На груди на темном фоне ярко сверкала звезда Героя Социалистического Труда. Блеск был очень яркий, помню до сих пор. Петр Степанович, как специалист, как инженер, руководил созданием средств противоракетной, противовоздушной обороны, систем дальнего обнаружения, средств радиоэлектронной разведки. А это было очень трудной задачей в условиях полной изоляции страны от Западных технологий, западных радиокомпонентов. Приходилось любую мелочь изобретать, создавать, временами копировать с Запада, организовывать производство практически во всех Республиках страны. И выходить из положения можно было только за счет оригинальных изобретений, оригинальной схемотехники.
Запомнилось, как Петр Степанович с трибуны рассказывал о своем участии в Корейской войне в 1950-52гг в качестве китайского добровольца,(хотя он, коренастый русский мужик - совсем не был похож китайца), как он испытывал средства радиоэлектронной разведки и противодействия радиоэлектронной разведки, которые он сам лично разрабатывал, непосредственно в боевых условиях против хваленых американцев.
Надо сказать, что системы дальнего обнаружения, которые были заложены при Плешакове под его руководством, до сих пор являются козырями наших президентов при переговорах с Америкой. Такие уважаемые люди, инженеры, нами руководили.
Вспоминая блеск звезды на груди министра, мне вспомнились другие звезды. Это было в 1980-81 годах. Я тогда был начальником испытательной паборатории и привез в Москву на Госповерку измерительный блок английского вибростенда. И, пока блок поверялся, выдался свободный день. Меня почему-то во всех городах, где я бывал, тянуло в музеи и картинные галереи, хотя ничего в картинах я не понимаю. Вот и сейчас, то ли в Третьяковке, то ли в музее им. А.С. Пушкина, я встретился с нашим заместителем главного инженера Сахаровым Владимиром Михайловичем, который в эти дни учился в Москве на курсах повышения квалификации главных инженеров. Я его разыскал в Москве  и мы пошли в картинную галерею. И в нескольких залах были выставлены картины современных художников, причем почти все они были посвящены членам Политбюро и ЦК, съездам КПСС. Владимир Михайлович ходил по залам и ворчал на этих старых членов Политбюро. Потом он подозвал меня и сказал: « Рустам, посмотри, ни у кого звезды на груди не заслоняются». И, действительно, на всех картинах члены политбюро и ЦК сидели в президиумах в два-три ряда, и никто не заслонял головой или плечом грудь другого. Как художникам это удавалось, непонятно. У всех были по две-три звезды, а у Брежнева – и звезды Героя Советского Союза, и звезды Героя Социалистического труда. Звезд было много, но они не блестели. И дело было не только в том, что они нарисованные. Дело в том, что у Плешакова звезда была действительно заслуженной. И поэтому в моей памяти остался этот яркий блеск.

                Самолет Горбачева.

Был конец 1988года или начало 1989года, сейчас точно не помню. Помню, как не взлетел самолет Горбачева. Дело было так. Я только недавно начал исполнять обязанности заместителя директора по качеству, а мой предшественник, Котин Анатолий Петрович, с которым мы дружили с детства, был назначен главным инженером. Я привыкал к новому кабинету, к множеству телефонов на тумбочке. Каждый телефон обладал своим голосом. Самый громкий и требовательный звонок звучал из прямого директорского телефона. Прямой телефон главного инженера звучал чуть потише. Дальше по порядку шли пультовский телефон, городской телефон, местный внутризаводской телефон. Была еще громкая связь с техбюро ОТК. Одним словом, я был весь в телефонах, зачастую одновременно звонили два или три телефона, приходилось разговаривать коротко и быстро принимать решения. По городскому телефону приходилось связываться со многими городами страны по качеству поставляемых нами изделий и по качеству поставляемых нам изделий. Это многие города Белоруссии, Украины, Ташкент, Новосибирск, Горький и многие многие  другие города. А еще непрекращающийся поток посетителей с документами на согласование. Скучать было абсолютно некогда, только успевай принимать решения, давать указания или советы и т.д. и т.п.
И вот однажды зазвонил телефон главного инженера. «Рафаилыч, у нас неприятность. К нам везут на исследование азимутально-дальномерный приемник, отказавший при предполетной проверке в самолете Горбачева. Горбачев полетел на резервном самолете».
Из белорусского города Борисово к нам приехал начальник отдела надежности, привез под мышкой на исследование наш запломбированный приемник. Срочно собрали комиссию с представителем военного заказчика и начали исследовать блок. Мы с главным инженером уже начали прощаться с должностями, ведь, если выявится производственно-технологический дефект, для нас последствия могли быть печальными. Время было еще суровое, наказания следовали незамедлительно. Ведь в первую очередь мы отвечали за качество и производственно-технологическую дисциплину на заводе.
Комиссия работала, мы тревожно замерли в ожидании. Причина отказа оказалась в дефекте конденсатора производства Новосибирского завода. Обычно в этих случаях составлялся рекламационный акт, и отказавшая радиодеталь отправлялась по почте на исследование поставщику. Но в этот раз белорусский товарищ взял наш рекламационный акт с отказавшим конденсатором и, в тот же день, полетел в Новосибирск. Я думаю, что он там тоже навел шороху, и не исключаю, что он полетел еще дальше, к поставщикам материалов для этого конденсатора. Таким образом, в кратчайшие сроки была установлена истинная причина отказа самолета Горбачева, по всей длинной цепочке был наведен порядок. Больше этот конденсатор не отказывал. Так работала система качества и надежности летательных аппаратов. Раньше работали инженеры. Сейчас работают менеджеры. А там, где встревают менеджеры, добра не жди.

                У меня цикл…

Это было в начале 80-х годов. В кабинете начальника пятого цеха идет совещание. Ведет совещание заместитель министра. Цель его приезда из Москвы – добиться срочной отгрузки на самолетостроительный завод наших изделий - навигационных приемников. Самолеты уже почти готовы, наши приемники отстают. С момента сборки до отгрузки изделия  должны пройти три этапа климатических испытаний при температурах от минус 60 до плюс 60 градусов цельсия: сначала цеховой технологический этап, потом этап ОТК, потом военпредовские испытания. А ведь приемник состоит из множества субблоков, и каждый из субблоков, до их монтажа в приемник,  также должен пройти три этапа климатических испытаний. Кроме этого есть испытания на вибротряску. На самолет должны попасть только абсолютно надежные, прошедшие экстремальные длительные испытания изделия.
Первые несколько лет шел трудный процесс отработки технологического цикла изготовления этого сложного, напичканного электроникой изделия, процесс обучения радиомонтажниц, настройщиков, контролеров, в процессе испытаний случались отказы, выяснялись причины отказов и принимались необходимые меры. Начальники сборочных цехов испытывали колоссальную нервную нагрузку, ведь они отвечали за сроки изготовления, за качество, за возглавляемый коллектив, постоянно получали взбучку от руководства и за количество, и за качество. Забегая вперед, скажу, что,наверное, не случайно, что некоторые начальники  сборочных цехов раньше времени ушли из жизни. Это и Дюсегалеев Ринат, и Бикулов Рафаэль , и Шарипов Ахат. Им, конечно, доставалось, и стрессы даром не прошли.
Но я отвлекся. Вернемся в кабинет начальника пятого цеха, где идет совещание на высоком уровне. За столом начальника цеха сидит замминистра. Наш директор, Харитонов Марат Васильевич, сидит сбоку. Присутствуют все главные специалисты завода, начальники цехов, участков и служб. Вместо начальника пятого цеха Дюсегалеева Рината отдуваться пришлось его заместителю – Халиуллину Габдракипу. Ринат был или в отпуске, или схитрил и отпросился, сейчас не помню. Габдракип, очень спокойный прямолинейный парень, всегда тщательно подбирает слова, эмоции наружу не показывает, хитрить не умеет.  Он докладывает, на каких этапах сборки и испытаний находятся сейчас изделия и входящие в их состав субблоки. Выясняется, что первые три приемника могут быть отгружены через трое суток, если не произойдет никаких отказов на испытаниях. Замминистра ставит задачу отгрузить через сутки. Обстановка накаленная. Начинается обсуждение. Производственники предлагают где-то сократить продолжительность испытаний, где-то совместить цеховой этап испытаний и этап ОТК. Обстановка начинает разряжаться, вроде решение принято, многие начинают облегченно вздыхать. Наконец обсуждение заканчивается, и замминистра, считая, что совещание заканчивается, спрашивает Габдракипа:
- Ну ты понял поставленную задачу?
- Понял.
- когда отгрузишь первые три приемника?
- Через трое суток.
- Как через трое суток? Ты что, ничего не понял?
- У меня цикл. Раньше не могу.
Тут замминистра гневно выговаривает нашему директору:
- Что у тебя за начальник цеха, он у тебя что, ничего не понимает?
Обстановка вновь накаляется до предела. Снова рассматриваются все варианты сокращения и совмещения испытаний. Предлагается несколько другой вариант решения поставленной задачи. Замминистра вновь спрашивает Габдракипа:
- Ну теперь-то ты понял?
- Понял, товарищ замминистра.
Замминистра облегченно вздыхает и спрашивает:
- Ну что, отгрузишь завтра три приемника?
- Нет. У меня цикл.
Несколько секунд висит гробовая тишина. Габдракип стоит спокойно, только немного покраснел. Наш директор  втянул голову в плечи и наклонился вперед. Наконец раздался крик замминистра:
- Это ка-а-ко-ой такой цикл? Ме-енструальный что ли?
Как успокоили заместителя министра, я не знаю, только он уехал обратно в Москву под заверения директора, что все будет сделано для выполнения поставленной задачи, и что он разберется с непонятливым начальником цеха.  Конечно, приемники были отгружены, как и положено, через три дня, а Габдракипа я с того дня зауважал за стойкость.
Этот эпизод показывает, с одной стороны, какие высокие требования были к технологической дисциплине и к качеству, а, с другой стороны, какое неослабное внимание и давление шло на завод сверху.

                Марину хочу!

Конец месяца. Первый цех. Ночь. Идет процесс сдачи изделий ОТК и военному представительству заказчика. Я стою на антресолях на втором этаже возле кабинета начальника цеха, и, облокотившись о перила, смотрю сверху на процесс приемки и сдачи изделий
Для начала поясню, что такое конец месяца. Номенклатура выпускаемых заводом изделий была огромной, и каждое изделие выпускалось мелкими сериями или единичными комплектами. И, конечно, равномерный, планомерный выпуск изделий организовать было невозможно. Весь месяц шло изготовление деталей, комплектование покупными деталями и материалами, сборка субблоков и блоков, сдача их ОТК и военному заказчику. А последние двое-трое суток в сборочном цехе круглосуточно шла работа по комплектованию изделий, их климатическим и механическим испытаниям, сдача ОТК и военному заказчику, упаковка, передача на склад готовой продукции, где правильность упаковки и укладки в деревянные ящики вновь проверялась ОТК и заказчиком. И, пока последний гвоздь на складе не был забит в крышку ящика, никому из специалистов не разрешалось уходить домой. А изготавливалось и отгружалось ежемесячно более сотни комплектов различных антенно-фидерных систем, то есть, в год мы комплектовали более тысячи различных самолетов. Так раньше работало самолетостроение. Это сейчас в год в стране выпускается всего несколько самолетов. Почувствуйте разницу.
Но я отвлекся. Вернемся в первый цех. Я сверху наблюдаю, как Сабиров Рафис, заместитель начальника производственно-диспетчерского отдела, оживленно ходит возле стола ОТК, то спереди зайдет, то сбоку посмотрит, то побежит наверх и сверху с антресолей посмотрит.
- Ну молодец, Рафис! Как переживает за производство – думаю я.
Заместители начальника производства, каждый по своим изделиям, отслеживали и отвечали за весь технологический цикл изготовления изделий, начиная от закупки материалов вплоть до отгрузки изделий. Учитывая огромную номенклатуру изделий, сложность технологических процессов, работа эта была непростой, они каждый день обходили цеха и участки и отслеживали каждую деталь, вплоть до винтика, отмечали в своих блокнотах, и если где-то происходила задержка по чьей-то вине, тут же поднимался шум вплоть до директора, виновные получали по заслугам. Многие их побаивались и старались не допускать срывов. Мы, главные специалисты, за глаза называли их «высококвалифицированными счетчиками» в хорошем смысле этого слова. Гайсин Ядкар Аглямович, Усманов Мидхат Гайнутдинович, Сабиров Рафис Мирсаитович, - все они досконально знали производство, ранее по многу лет проработали начальниками цехов, были уважаемыми людьми. Сабиров Рафис отвечал на тот момент за выпуск антенно фидерных систем для истребителей МИГ-31 и СУ-27, сокращенно эти изделия назывались НКР и НР.
Когда в очередной раз возбужденный Рафис поднялся на антресоли, я его спросил: «Что, Рафис, какие-то вопросы возникли у контролеров?»
Равис, невысокий, худощавый, очень подвижный парень, говорит мне с горящими глазами: «Рустам , НКР не хочу, НР не хочу, Марину хочу!»
Сказал, и вновь побежал к столу контролеров. Надо сказать, в отделе технического контроля, который я возглавлял, работали очень красивые девушки, и среди них выделялась Марина, высокая, румяная, про таких говорят, кровь с молоком. Конечно, она не замечала Рафиса, спокойно выполняла свою работу. Из месяца в месяц Рафис любовался Мариной. В начале 90-х годов он уволился с завода. А Марина давно замужем, у нее прекрасная семья.

                Хвостом зашибут!

Это был 1987 или 88 год. В это время начались трения между директором и главным инженером. Я точно не помню, кто был в то время директором, то ли Харитонов Марат Васильевич, то ли уже был назначен Валеев Рафис Фатыхович. Скорее всего, был Марат Васильевич. А главным инженером был Андреев Владимир Алексеевич, назначенный и присланный из Казани. Он имел свое мнение и не всегда соглашался с директором, зачастую у них разгорались ожесточенные споры на повышенных тонах. А недалеко от приемной находился кабинет заместителя директора по экономике и финансам Хайдарова Насиха Сахаповича. А наш с Котиным кабинеты ОТК находились этажом выше. И, в одно время, к нам зачастил Насих Сахапович. Зайдет, поговорит на разные темы, потом он уходит к себе. На следующий день поднимается к нам снова. Через несколько дней он объяснил причину своих посещений. Он сказал: «Когда киты дерутся, надо держаться подальше. Могут хвостом зашибить» Оказывается, когда из приемной начинали доноситься споры на повышенных тонах, Насих Сахапович поднимался к нам. На всякий случай. Пусть сами разбираются. Надо сказать, Насих Сахапович обладал и сейчас обладает аналитическим умом и умеет предчувствовать события. Еще в середине 80-х годов, когда мы с восхищением заслушивались речами Горбачева, Насих Сахапович говорил, качая головой «Что-то будет, ребята, что-то будет. Уж больно красиво говорит». А ведь и в страшном сне невозможно было представить, что случится  с нами и со страной через пять лет.

                Проклятые москали.

Меня дважды посылали в 80-е годы на курсы повышения квалификации в город Львов, находящийся в Западной Украине. Причем особенно согласия и не спрашивали. Система работала. Можно было один – два раза отлынить, послать вместо себя зама, но в конце – концов все руководители, главные специалисты, их заместители, начальники цехов и бюро цехов и их заместители проходили обучение на курсах повышения квалификации в разных городах страны. Главные инженеры и их заместители учились в Москве, а службы качества – во Львове. Тогда по всей стране внедрялась Львовская система управления качеством продукции, система была конкретной и эффективной. Курсы были продолжительностью два месяца, и у меня было достаточно времени, чтобы составить представление о городе. Надо сказать, когда Западная Украина перед самой войной была вновь присоединена к СССР, там промышленности не было вообще. После войны за очень короткий срок, наряду с восстановлением города, была с нуля создана промышленность, включающая в себя десятки новых заводов, причем без всяких нефтедолларов, при полном отсутствии рабочих и инженерных кадров. Это и ПО имени Ленина, производящее уникальные измерительные комплексы и приборы, и знаменитый Львовский автобусный завод, и телевизионный завод и десятки других заводов, ВУЗы, техникумы, готовящие кадры. Когда в ноябре 1982 года я впервые приехал на курсы, Львов был мощным индустриальным городом, нас возили по многим предприятиям на экскурсии, везде была внедрена система качества, заводы работали. Осталось в памяти, как мы узнали о смерти Л.И. Брежнева. Мы сидели на лекции, вдруг заходит директор института повышения квалификации кадров Заплатинский, сообщил эту новость и пригласил в коридор. Там был установлен телевизор, по которому передавали эту новость. Через час-другой нас посадили в автобус и повезли в Дворец культуры, набитый до отказа, там прошел траурный митинг. И гудели заводские трубы по всему городу. Никаких сепаратистских настроений в то время не было. Помню, у всех было какое-то тревожное ожидание, что же будет дальше. А директор Заплатинский в своей лекции все повторял, что надо повышать эффективность хозяйства, что в сельском хозяйстве собираем рекордные урожаи, а потом значительная часть урожая приходит в негодность, не умеем хранить, не умеем перерабатывать. «Надо что-то делать, так дальше развиваться нельзя» - повторял он. Когда через семь лет я опять приехал на курсы, он повторял эти же слова.
Когда в 1989 году, уже будучи заместителем директора по качеству, я опять приехал во Львов, в стране вовсю шла перестройка, на всех уровнях шло охаивание прошлых достижений, особенно ругали сталинский период. Помню, я жил в одной комнате с бывшим парторгом крупного московского оборонного завода, и он несколько раз повторял: «Не все так просто и однозначно. Надо было в кратчайший срок создать промышленность при отсутствии денег, и не было другого выхода у Сталина, как взять хлеб у крестьян за счет организации колхозов, и провести обучение инженерных и рабочих кадров из детей крестьян». Но несмотря на перестройку, сепаратистских настроений я в тот год не заметил, только несколько раз на улице поздно вечером молодежь выкрикивала слово «москали». В 1991 году на курсах побывали несколько наших работников, они уже застали шествия с выкриками «Проклятые москали, убирайтесь». И когда трое подписали Беловежское соглашение, пошел процесс уничтожения промышленности. Сейчас во Львове опять промышленности нет вообще. Часть заводских цехов заняли торговые комплексы, а большая часть зияет проемами выбитых стекол, как после войны, все оборудование давно сдали на металлолом. Зато есть свобода и суверинитет без «проклятых москалей».
Несколько запомнившихся моментов из 1989 года.
Во Львове есть красивейший театр, по красоте, размерам и репертуару он уступал, наверное, только Большому театру в Москве. И мне с моим московским коллегой удалось несколько раз купить билеты на оперные постановки, на балет. До сих пор осталось ощущение великолепия, блеска позолоченных барельефов. Нам рассказывали, что этот театр был построен в 1916 году, и через год после постройки, в результате усадки, здание  дало небольшую трещину. Архитектор, построивший этот театр, застрелился, так высоко он ценил свою честь. А трещина оказалась в пределах допустимых норм, и до сих пор театр великолепен.
Нас возили по экскурсиям чуть ли не по всей Западной Украине. Так, мы посетили средневековый Олесский замок, расположенный на возвышенности, отреставрированный, находящийся в очень хорошем состоянии. Так же мы осматривали знаменитую Почаевскую лавру, позолоченные купола которой ярко сверкали на солнце и мы заметили их из окон автобуса километров за тридцать – сорок. К нам вышел монах в длинной рясе провел экскурсию. Запомнились проникновенные умные глаза этого монаха, его высокий интеллект, и даже мы, не совсем вроде бы глупые люди, чувствовали какую то робость перед ним. В нишах в подземелье хранились мощи святых, среди них – мощи Ильи Муромца, судя по размерам скелета, он был далеко не богатырского роста. Состояние лавры было замечательным, все сверкало, блестело, было побелено и позолочено.
Во Львове мы посетили все театры, консерваторию с органом, нам были организованы экскурсии по старому городу с посещением многочисленных великолепных католических и православных храмов.
В парке культуры и отдыха мы разыскали книжный рынок, где у нас просто разбежались глаза от обилия красочных книг, ведь в то время книги были большим дефицитом, а здесь было все, что выпускалось в стране, и на ценниках были указаны цены : 80 копеек, рубль двадцать и т.п. От радости я прикинул имеющуюся в кармане сумму денег, быстро выбрал штук 15 книг и, счастливый, протянул продавцу деньги. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами и тихонько прогундосил : «Па-арень, эта книга стоит 8 рублей, а не 80 копеек.» Оказалось, что цену, указанную на ценнике, надо умножать на десять. Это было для меня ударом, но все равно каждое воскресение я шел на этот рынок и покупал по одной красочной детской книге, не мог удержаться. Жалко только, что дети в 90-е годы особенно книги не читали. Может, внукам пригодиться.
Неоднократно посещал я и знаменитый Краковский рынок, где дешево можно было купить западные товары – джинсы, электронные часы, жвачку и т.п. Краковский рынок был в те годы перевалочной базой между Польшей и спекулянтами (по нынешнему – предпринимателями) со всей страны. Помню, толстый красномордый милиционер проходил время от времени мимо торговых рядов, хватал то слева, то справа с прилавков товар, швырял вверх и шел дальше. Наверное, это была видимость борьбы со спекуляцией, наверное, он был хорошо прикормлен. Краковский рынок был прообразом Черкизовского рынка. Я купил модные в то время американские электронные часы себе и жене, а одну штуку купил за пять рублей и сдал в Альметьевске в комиссионный магазин за 25 рублей. Это была первая и последняя моя коммерческая операция.
Также нас возили на Карпаты, где на склонах были уютные деревянные беседки, мангалы, шашлычницы, и мы жарили шашлыки, в то время анталкогольная компания уже была свернута, и нам организовали неплохой стол с водкой и шашлыком.
Насколько я сейчас я понимаю, курсы повышения квалификации выполняли сразу несколько задач. Конечно, в первую очередь, нам давались знания, курсы читали главные специалисты передовых заводов, институтов. Во вторую очередь, шел хороший обмен передовым опытом как за счет экскурсий на передовые заводы, так и за счет неформального общения между нами, слушателями. Нам не давали закиснуть внутри своего завода. И, в третьих, нам давали возможность немного отдохнуть от изнурительного производственного процесса зачастую без выходных со множеством ежедневных вопросов. Помню, на Карпатах один пожилой мой коллега из очень крупного оборонного завода сидит чуть в сторонке, грустный-грустный, хотя кругом красота, шашлыки, солнышко. Мы к нему подходим и спрашиваем: «В чем дело, Михайлыч?» Он тяжело вздыхает и говорит: «Через неделю опять на завод, а там по полной вкатят и по административной, и по партийной линии». И мы его прекрасно понимали. Но что будет через два-три года, мы не представляли.

                Механизм работает.

Начало 90-х годов. Завод работает как часы. Цены стремительно пошли вверх, начались задержки заработной платы. Финансирование оборонных заводов полностью прекратилось. Закупки материалов и комплектующих изделий начались по бартерной схеме. Завод работает стабильно. Техпроцессы отлажены, высококвалифицированные радиомонтажницы, настройщики, токари, фрезеровщики, слесари и слесари сборщики, инженерно-технические работники, руководители добросовестно выполняют работу. Качество покупных радиодеталей тоже на высоком уровне. Отказов на испытаниях практически нет. Если раньше каждый азимутально-дальномерный приемник ждали как из печки пирога и выпускали их всего по несколько штук в месяц, то сейчас ежемесячно изготавливается, упаковывается и сдается на склад по 200 штук. Все отлажено. Только работай. Проблема только в сбыте. Самолетостроительные заводы встали, перестали покупать наши изделия. Работаем на склад, склад забит до отказа. Но заводской механизм работает, все колесики и шестеренки крутятся без скрипа. Изделия некуда складывать. Наконец, на очередном ежемесячном итоговом совещании директор – Рафис Фатыхович дает команду: выпуск приемников остановить, субблоки законсервировать. Но механизм работает. Через месяц вновь 200 приемников сдаются на склад. На следующем совещании по итогам месяца Рафис Фатыхович спрашивает у производства: «Почему не выполнили мой приказ? Остановите производство приемников!» По инерции в следующем месяце опять 200 приемников впихиваются на склад готовой продукции. Маховик производства раскручен, остановить трудно. И только на третий месяц, многоуважаемый заместитель начальника производства Гайсин Ядкар Аглямович, с болью в душе и со слезами на глазах, начал организовывать консервацию узлов и субблоков, каждый субблок в присутствии ОТК и военного представителя заказчика, упаковывался в отдельную коробку, внутрь коробки укладывалась документация на этот субблок, коробка заклеивалась и ставились штаммы ОТК и заказчика. Впоследствии ох как пригодились эти приемники, сданные на склад, и эти законсервированные субблоки!
Сколько сил, энергии, здоровья работников завода, бессонных ночей, порой круглосуточной без выходных работы было затрачено, чтобы отладить техпроцесс, обучить людей, раскрутить маховик производства! Начальник пятого цеха, Дюсегалеев Ринат, красавец парень, руководитель заводского вокально-инструментального ансамбля, скончался совсем молодым, ему, наверное, было лет 40 с небольшим. Гайсин Ядкар Аглямович, всей душой переживавший за производство, тоже скончался рано.
 А на складских запасах завод держался более 10 лет. Потом вновь с огромным трудом понадобилось налаживать производство. А многих людей уже нет, многие уволились, многие подутратили навыки. Да и качество покупных радиодеталей уже не то. Во главе многих предприятий сейчас стоят менеджеры, а не инженеры. Этим все сказано. Но Радиоприбор работает и выпускает продукцию.

                Партия вас не забудет!

Это было в начале 1990-го года. В то время на ответственных постах должны были работать коммунисты. Вот и меня, исполнявшего обязанности заместителя директора по качеству, в прошлом году приняли в кандидаты члена КПСС, и скоро должны были принять членом КПСС. На заводе намечались перевыборы секретаря парткома завода. Надо сказать, это была очень ответственная должность, ведь наша заводская партийная организация была крупнейшей в городе. Наверное, только во всей Татнефти суммарно  было коммунистов больше, чем у нас на заводе. Поэтому на отчетно-выборные собрания всегда приходил первый секретарь горкома, раньше это был Галеев Р.Г., в этом году пришел Фарит Хайруллович Мухаметшин . А перед этим руководством завода были намечены кандидаты в секретари парткома. Одним из них был я, в то время еще кандидат в партию, двое других – это Автандил Каюмович – зам главного технолога, и Азат Хатамтаев, возглавлявший секретную службу завода. Попробуй откажись, ведь на носу было распределение квартир, можно было остаться и без квартиры. А меня моя работа устраивала, и менять ее не хотелось. И вот настал день отчетно-выборного собрания. Вдруг звонок телефона – вы приглашаетесь в партком. Партком находился в другом здании. Иду. Смотрю, остальные два кандидата тоже идут туда. Идем медленно, молча, смотрим под ноги. Навстречу идет Файзуллин Зуфар Хакимович, заместитель директора по общим вопросам. Увидев нас, расхохотался: «Что носы повесили? А ну веселей!» Мы носы приподняли и заходим в партком. Там нас встречает Фарит Мухаметшин. Он живо подошел к нам, пожал каждому руку и сказал: «Молодцы, что согласились на эту работу в столь трудное время. Партия Вас не забудет!» Что он еще говорил, не помню, наверное, какие-то напутственные слова. Дальше было собрание. Оно длилось очень долго, были озвучены наши три фамилии. Когда назвали мою фамилию, зам. начальника ОМТС Мадина Тагировна, спасибо ей, воскликнула из зала: «Так он же еще совсем молодой коммунист!». Наверное, это сыграло свою роль, при тайном голосовании с преимуществом в несколько голосов, победил Азат Хатамтаев. Зато я был избран членом горкома партии, и до самого августовского путча ходил на все заседания горкома и выполнял поручения. А Фарит Хайруллович совсем скоро уехал в Казань. Сейчас он  председатель Госсовета Республики Татарстан. Последним секретарем горкома партии был избран тайным голосованием Никифоркин  Анатолий Павлович. На это собрание из Казани приезжал председатель Совета министров Татарстана Сабиров  Мухамат Галлямович.  Еще тогда я по его выступлению понял, что нашему городу руководством Республики уделяется огромное внимание.

                Китайские пуховики.

В 90-е годы завод выживал за счет продажи и бартерных обменов товаров народного потребления, а так же, в основном, за счет экспортных поставок специзделий в Индию и Китай. Несколько слов об экспортных поставках. Раньше, в 70-е и 80-е годы, процентов 20 выпускаемых изделий отгружались на экспорт. В основном, это были поставки антенно-фидерных систем на довольно старые типы самолетов, таких, как Миг-21, Миг-23 и даже еще более ранние модели Миг-ов. На заводе существовала специальная экспортная комиссия, в состав которой входили главные специалисты завода, а так же специальные работники ОТК. Это – наши уважаемые Нина Михайловна Гарифуллина, Валя Володина. Они прорабатывали до запятой все требования экспортного наряд-заказа, если выявлялись какие-то неясные или спорные вопросы, били заранее  во все колокола, подключали необходимые службы как на заводе, так и в Казани. После их проверки военные представители заказчика проверяли экспортные изделия не так кропотливо, доверяли им. И, надо сказать, за все эти годы, у потребителей не возникло ни одного вопроса по качеству и комплектации экспортных изделий.
В 90-е годы ситуация на экспортном рынке изменилась. Мы уже начали продавать Китаю и Индии не только Антенно-фидерные системы на новейшие типы самолетов, но и всю технологию их производства, включая всю конструкторскую и технологическую документацию, технологическую оснастку, машинокомплекты, испытательную оснастку, материалы и детали вплоть до тюбиков с клеем. Конечно, наши китайские и индийские друзья в короткий срок освоили выпуск самолетов Су-27 и Миг-29. А ведь истребитель Су-27 был назван лучшим истребителем 20-го века в мире. Зачем-то мы вооружили нашего вероятного противника. А что мы получили взамен? Несколько контейнеров с китайским ширпотребом: пуховики, носки, пылесосы и что-то тому подобное. Мы были вынуждены покупать их на заводе в счет зарплаты, к тому времени задержки зарплаты достигли 9 месяцев, причем к тому времени, когда этот ширпотреб поступал на завод, инфляция обесценивала наши и так мизерные зарплаты в разы. И наши работники были вынуждены продавать на рынке этот китайский ширпотреб за копейки, чтобы хоть как то прокормить семью. А китайцы успешно, не затрачивая своих средств, осваивали производство лучшего истребителя 20-го века.
Если раньше работа на заводе Радиоприбор считалась престижнее, чем работа в банке, работа на нефтепроводе «Дружба» или в Татнефти, то в 90-е годы страна  перевернулась и встала с ног на голову. И сейчас так стоит. Долго ли так простоит? Я уважаю труд нефтяников, когда пришлось уволиться с завода, я работал нефтяником, потом разработчиком нефтепромыслового оборудования, приходилось и обливаться нефтью с ног до головы, и верхом на скважине в 33градусный мороз на ветру засученными до локтей голыми руками перебирать в соль-воде насосную установку. И все же считаю, что труд работников высокой квалификации, создающих и выпускающих современную инновационную технику не должен оплачиваться так низко, как сейчас.  В прошлом году план закупки вооружений по стране с треском провалился. Ракеты не летают, корабли и бронетранспортеры закупаются иностранные. Глава государства заявил: «Надо разобраться с оборонными заводами, почему они срывают сроки поставок, почему завышают цены, ведь мы, наконец то, выделили достаточно средств.» Не учитываются следующие факторы:
- оборонку 20 лет душили, ушли кадры, устарели и износились основные фонды, нужны очень большие деньги и время на модернизацию производства, привлечение и обучение талантливых людей, квалифицированных рабочих.
- многие разрабатывающие институты позакрывались
- во главе многих оборонных предприятий вместо талантливых инженеров, главных конструкторов, пришли так называемые топ-менеджеры, если произнести это словосочетание с татарским акцентом, получится дуб-менеджеры, ни черта не смыслящие в производстве. Им кажется, что достаточно выделить деньги, новые изделия тут же появятся. А с каким трудом, нервами, энтузиазмом и здоровьем людей дается освоение новых изделий, они не понимают. Грустно все это.

                Эпилог.

На этом заканчиваю первый цикл моих воспоминаний о заводе. В тяжелейшие 90-ые годы завод  возглавлял директор Валеев Рафис Фатыхович. Несмотря на все невзгоды, завод выстоял, сохранено оборудование, перестроены цеха, ничего не разрушено, все находится в рабочем состоянии, уникальный второй цех частично законсервирован и находится в рабочем состоянии. Сохранился костяк коллектива. В этом большая заслуга Рафиса Фатыховича.
Сейчас завод возглавляет Михайлов Александр  Михайлович. При нем завод успешно работает, развивается, вовремя выплачивается зарплата, на завод приходит молодежь, осваиваются новые изделия.
Желаю успехов родному заводу. Когда нибудь в планах написать второй цикл воспоминаний, посвященных талантливым трудолюбивым людям, работавшим и продолжающим работать на заводе. Это и Кадыр Закирович Фасхутдинов, Владимир Михайлович Сахаров, Ринат Хакимович Файзуллин, Ядкар Аглямович Гайсин, Шарифуллин Рафкат Карамович, Атлас Гарифович Харисов, Гаяз Загидуллович Хабибуллин и многие многие другие. Плохие люди у нас на заводе не задерживались.