Есениана

     триптих
   Посвящается 100- летию
   со дня рождения Сергея Есенина

   В Мардакянах - бархатный сезон.
   Штиль на море.Жаркий полдень тает,
   Безупречно ясен горизонт,
   Олеандры пышно расцветают.

   А под вечер, лишь падёт роса
   И неслышно удлинятся тени,
   Сразу, за каких-то полчаса,
   Происходит перевоплощенье.

   Воздух чист, как тонкое стекло,
   Льётся благодатная прохлада,
   До полуночи хранят тепло
   Каменные низкие ограды.

   Известняк блестит, как изразцы, -
   Так он лунным светом приукрашен,
   И отчётливо видны зубцы
   Знаменитых мардакянских башен.

   Под луною, спелой, как инжир,
   Смутно внемля шорохам оливы,
   Здесь Есенин некогда сложил
   Синие персидские мотивы.

   И слова его с тех пор звучат,
   Эхо где-то в трещинах гнездится.
   Или это будят старый сад
   Беспокойные ночные птицы?

   Что он передумал, пережил
   Здесь, под лунным золотом холодным?
   Ощутив избыток буйных сил,
   Вновь себя почувствовав свободным?

   Иль мечтал о северной стране,
   Где под ветром золотятся нивы,
   Где подпасок скачет на коне
   И жалейка плачет сиротливо?

   Иль в отливах лунных серебра,
   В олеандровом благоуханье
   Ощутил он чёрного крыла
   Еле уловимое касанье?

   Оглянулся - пусто за плечом.
   Только вздох прошелестел устало,
   И душа - так просто, ни о чём -
   Среди южных роз затосковала.


                2

   ...Вот он сходит в тихий лунный сад
   По истёртым каменным ступеням,
   Бродит по аллеям, где лежат
   Кипарисов угольные тени.

   Смотрит на огромный Млечный путь
   В чаше, опрокинутой над садом,
   Где дрожит серебряная ртуть
   И вот-вот прольётся звездопадом.

   Это ночь блаженства и надежд,
   Вся она, как жизнь,неповторима,
   Но за нею - горестный рубеж
   В паровозных воплях, клубах дыма.

   Впереди - разъезды, поезда,
   Серые, холодные столицы,
   Скрытая улыбками вражда,
   Хмурые, завистливые лица.

   Темнота к утру ещё черней,
   Словно в ней сгустились все тревоги.
   Близок час - и от бакинских дней
   Нам останутся лишь эти строки.

   Полные тревожным колдовством,
   Голубым, ненастоящим раем,
   И твердить их станет старый дом,
   Лунными ночами повторяя.

   В них Восток, увиденный во сне,
   Как подарок звонкий воплотится,
   Голубой и ласковой стране
   От страны берёзового ситца.



                3



   В Персии он не был - скажем сразу,
   Но Востока суть постигнул он.
   Разве хуже сонного Шираза
   Сказочный, осенний Апшерон?

   В этом нет ни капельки обмана,
   Да и врать поэту не с руки,
   Синими цветами Тегерана
   Никакой не вылечить тоски.

   Он, певец, друживший с небесами,
   Всё равно бы отпереть не смог
   Сказочные двери в Хорасане,
   Где осыпан розами порог.

   И с мечтой об экзотичных странах
   Распростившись, в общем-то шутя,
   Он остановился в Мардакянах,
   Здесь приют на время обретя.

   Обернулась вдруг дорожкой лунной
   Караванная тропа в Багдад,
   И прибоя рокот многострунный
   Заглушил унылый треск цикад.

   От крутых житейских поворотов,
   Пусть ненадолго, укрылся он,
   Ненавязчивых друзей заботой
   И теплом восточным окружён.

   Здесь ему и пелось, и мечталось,
   Отодвинулись вражда и месть.
   Если б только он...Какая жалость!
   Ели б только он остался здесь!

   Если бы...К чему мечты пустые?
   Непреодолим судьбы закон.
   Крестный путь его лежал в Россию,
   Этот путь тогда и выбрал он.

   Но по прихоти судьбы,наверно,
   Напоследок выпали они -
   Эти, чистые от всякой скверны,
   Светлые, наполненные дни.

   И вдохнув их краткую усладу,
   Он ушёл в лазоревую высь,
   Где дорога древняя к Багдаду
   И дорожка лунная слились.