Сын умер

1. Последний разговор

– Губ не разжать, да и горло стянуло,
но говорю: я люблю тебя, мама.
Слёзы и дождь по щекам и по скулам.
Стало так ясно, а был неприкаян.
С доченькой я попрощался, ты помнишь?
В парке гуляли, искал незабудок,
пела, болтала, – мой голубёныш, –
не отпускала... А я...  Не могу так...

– Знаю, не слышишь, сынок, тихо плачу,
сил больше нет, и зачем – непонятно,
глажу волос непокорную ржавчину,
видеть мешают цветочные пятна.
Вот и жена твоя... Верил? Вернулась. –
Рядом любовь, – с нею тихо смирилась.
Двадцать – и смерть... Я – напрасность, ненужность,
я – безнадёжность, непоправимость...

2. Черешня созрела

Мимо опрокинутых скамеек
пробегает чёрный ручеёк.
Янтарём усыпан крупным, клейким
черешнёвый драный армячок.

Где-то за сырой и серой высью
солнце, космос, и среди орбит
Бог устал, закрыл глаза, забылся,
может, только дремлет, может, спит.

Ягода сгорит, созрев, и сгинет
у корней вселенской муравы,
и бежит в часовной горловине
не песок судьбы, а муравьи.

Наследят на альфе и омеге,
понатопчут светлых тонких троп...
Люди опрокинули скамейки, –
понесли по переулку гроб.

Май - июнь 2012