С киевского скоса

1

Не надоело ли, скажи,
Тебе по градам-весям
Ходить то солнышком во ржи,
То спать в камнях, как месяц?

А мне?.. О чем я говорю!
Да только бы подольше
Глазеть на светушко-зарю,
На голенастый дождик.

И не Тебе — то клену хоть
Лицо нести в ладони,
Как будто тоже он Господь
И долу ушко клонит.

2

Потом и Ты мне скажешь, может,
Что я из тех, кто принял мир,
А не прошел, духовно сир,
За грань, где мир оружье сложит...

За янычарство посечешь?
Но главы, в рае отрастая,
Возлюбят яд, огонь и ложь —
Вернутся в мир, их изрыгая.

Прости! Иного я хотел.
Ты лучше знаешь, Ты ведь, Ты ведь...
Но что Тебе? Вон снова стрел
Дождь. И на скосе кличет Лыбедь...

3

Я был в хохлах, и потому
Я чую Русь русистей,
Чем та, что прячется в дыму
Кустодиевской кисти.

Я чую Русь — она полна
И зубром, и медведем,
И лётом кречета пьяна,
Что всех кровей отведал.

Прости меня, я чую все
И ничего не вижу:
Куда сей ветер нас несет,
На штырь какой нанижет?

Но что мне штырь и что мне меч —
Зык обожженной глотки?
Я был в хохлах. Я — из предтеч.
Я выпил доброй водки.

Она горилкой там звалась,
Казацки полыхала.
Так что мне царь и что мне князь
И вьюги опахала?

4

Жизнь — таки обманище безбожный!
До конца,
                Столешников ты мой,
До любви, до боли невозможной,
Отгороженной кирпич-стеной.

Я молюсь тебе, стена глухая,
Верую в купцов твоих
И ложь,
Что от края ходит и до края,—
Вот часы, вот шаль, вот крест, вот брошь...

5

Не скоро шабашу шабаш
На киевской горе.
То власть похмелья, то кураж
От лаж в монастыре.

А впрочем, будешь несудим,
Коли не судишь спех,
С которым огнь, а после дым —
Из камышей-застрех.

Гуляй, шинок да битый шлях!
А кто там, за кустом,—
Миндальный турок или лях,
Или Никто с пестом,

А указует, бачишь, путь —
На все четыре нам...
И ведьмы — дорого взглянуть —
По сто на каждый храм.

6

Весело, что грустно и бескрайне,
Что далече от добра и зла.
Что притих и ветер у сарая,
Только смотрит в лужиц зеркала.

Только видит, что линяло, бедно
На высотах — как внизу почти.
Потому серебряных и медных
Он принес в дырявенькой горсти.

Значит, поживем, поколобродим.
На росу под утро поглядим
И нырнем в серпанков половодье,
Каждый — счастлив.
                Каждый — нелюдим.

7

Колодой лежать неподвижной,
Шептать подколодной змее
О том, что сгрызает — не лижет
Накрывшее нас бытие.

Грядет ли с отравой веселье,
Пожары плеснут гопаком?
Уж он выручал-то доселе,
Гвоздил пух и прах каблуком.

Уж он не смыкал свои веки,
Как Вий, а тем боле — Хома,
И видел все то в человеке,
Что было, да нынче — нема...

8

На переправе не хароны —
Днепряне, братья-волгари,
И потому не захолонет
Вагранка ада и зари.

До пепла выжженные были,
Росой размытые следы...
Харон, Харон, мы жили-были,
Хоть тоже выпили беды!

Хоть тоже вторили не Волге
И плыли не вослед Днепру,
А о другой мечтали воле —
Причастной, видишь ли, добру.

А тут, поди ж ты,— переправа
И ты, и целых тыща лет
Лукавой зги. И слева, справа
И впереди —
                один ответ?