Ливень Письмо Вийону

                Алексею Григориади
               
               



                Из Вийона
               
                ***               
                Это любовь, Франсуа Вийон,
                Прутья решётки режет...
                Не признавайся, не сглазь ее,
                Единственную надежду,

                А песня – побег, и ей подпоют,
                Если ты скроешь радость…
                И самое малое – жизнь свою,
                Ты выменяешь на балладу


Вопрос

                ***               

Не мне судить, кем создан этот мир,
Мой крепок сон, хоть мучаются люди,
За что, конечно,  острые умы
Меня в негодовании разбудят.

Как бритвенное лезвие войдут,
И душу мне, как на запястье вену,
Раскроют… И в не дожитом году
Я с ней расстанусь, вспомнив на мгновенье.

И, словом пролетая сквозь века,
Душа моя твоей души коснётся,
И ты узнаешь, как она легка,
Когда она над временем смеётся.
 
И вслед за ней я громко хохочу,
В харчевню эту вынырнув из Леты,
И только об одном спросить хочу –
Что ты теперь, на этом белом свете?!..

Но, висельным весельем заражен,
Опасно друг ответить призывает,
Зачем я здесь... Пастуший мой рожок
На поясе ножом ещё сверкает.






                Ответ               

              ***    

Мой друг, пишу тебе ответ,
Ты догадаешься по тону,
Письмо отправится Вийону,
Который все-таки поэт.

Пусть это не проходят в вузах,
Где никого не учат жить,
Диктует время мне сроднить
Старушку - виселицу с Музой.

О, это всё ж прекрасный труд!…
Опять частица речи “это”,
Но мне её на этом свете
Да и на том ещё зачтут.

Итак! Прекрасен тщетный труд,
Где, если рифму не намылить,
Не затянуть на горле мысли,
А, значит, вызвать только зуд.

Так я намылю и, давай,
Я расскажу тебе о разном..,
Когда в стихах отсрочка казни
И казнь сама, поди, узнай.
            
              ***
Господь меня испытывал, как мог,
Не раз на дню намыливал веревку,
Заканчивал ножами потасовки
И лишь мою любовь к нему берег
Не веровал в неверие мое,
И в богохульствах видел воздаянье
Тюремному житью и ожиданью.
И, слыша, как строка моя поет,
Он мне до срока многое прощал…

Но у ручья от жажды изнывая,
Я знаю всё, я ничего не знаю,
И всё, что я забыл, не забывал.

              ***

Она гордячкою слыла,
Но мы в её притон
Слетались, хоть и не звала,
Притом – со всех сторон.

Сидели, споря, до утра,
Хмельны напитком звёздным...
Нам с ней бы встретиться пора,
Пока ещё не поздно.

Да вот, всё время недосуг,
Хирург сказал – наверно,
Из всех случившихся подруг
Была нам самой верной.

А он, тела кромсая,  знал,
Где истина, где суть,
Художник рыжий забегал
К ней часто  отдохнуть.

Она гордячкою слыла,
Колдуньей, но не вредной,
И не случайно назвала
Родную дочку – Гердой…

             
             ***

А Гарри наш – большой нахал,
Себе он всё позволит,
Но ангел всё ж поцеловал
Его, и он – на воле.

И вместо левой – правой бьёт,
Негаданно – нежданно,
И вот что странно – он не пьёт,
Что нас, конечно, ранит.

К тому же пишет про театр,
Что уж совсем не греет,
Для нас понятней во сто крат –
Ограбить богатея.

С таким вязаться что за толк,
Он весь в трудах полезных...
Но был бы в стае – Первый Волк,
Когда бы не болезни.

     ***

Я встретил Тому поутру,
Давно не видел Тому,
Скажу тебе, и не совру,
Она тебе знакома.

А, впрочем, кто её не знал,
Окончила Сорбонну,
И тот, кто честно воровал,
Её признал в законе.

Читала лекции она,
И в Англии бывала,
Как лучик солнца от окна,
Порой она сияла.

Я как-то был в неё влюблён
И сердце предложил,
Ответ, понятно, был смешон:
А где мы будем жить? …

И пролетела жизнь плевком,
Который не поднять…
Теперь у Томы есть свой дом
И нет у ней меня.


              ***

Скажу тебе, что я тогда,
В притонах, где добычу делят,
Прекрасно знал, на самом деле,
Лишь неизбежность –  не беда.

Считал, мудрее во сто крат
Любовь купить, но не словами,
Чтоб, как меня не целовали,
А не сумели обокрасть.

              ***

Я, как дышал, стихи писал
И воровал, но только с риском,
Что было тяжелейшим иском
Всем тем, кто по закону крал.

Кто по закону догонял,
Но, догоняя, проворонил
Начало и конец погони
И потому добычей стал.

Я славы в жизни не искал,
Зачем мне эта слава,
Сулит порою мадригал
Короткую расправу.

Но невеликий тот поэт,
Теперь я знаю четко,
Чьих не разослано примет
По дальним околоткам.


              * * *

Тут всех нас превзошёл Барон,
С кем только не якшался
И вытворял такое он,
Разбой в сравненье – шалость.

Он о свободе говорил –
Кому приятно  слушать?! –
Но под топор не угодил,
А угодил в психушку.

А это казнь, скажу я вам,
Не то, что на помосте,
Но ведь плевать хотел и там
На то, что с ним стрясётся.

Услышал Бога он, сполна
Здоровьем расплатившись,
А дальше, что известно нам,
С ним говорил понтифик.

И с ним епископы – в друзьях,
А это – не низы…
Но в помощь нам, так понял я,
Звучит его призыв.

           ***

Сначала славился Поэт,
Что, выпив лишних сто,
Спокойно ел свой винегрет
И не ронял на стол.

Стихи Тапёру он писал,
Отменные вполне,
И как бы сразу пребывал,
Внутри и всё же – вне.

Слова его любил народ,
И песни – распевал,
А он, как раз –наоборот,
Где нужно – он молчал.

В турнирах закалился он,
И нынче – при дворе,
В ночлежке он, как шампиньон,
Не мёрзнет в январе.

Послом в России тоже был –
Сейчас уже не в счёт…
Зато балладу он сложил,
Что обнищал народ.

           ***

Неспешен пьяница – Тапёр,
Хоть скандалист известный,
И, если на кого попёр –
Ищи другое место!

В трактире славно нам играл
И дружен был с Поэтом,
Не просыхал он до утра,
Но бабник был отпетый.

Одна из дам его спасла –
Он разом бросил пить,
И у него пошли дела,
Неплохо начал жить.

Теперь во фрак он наряжен,
Маэстро он известный,
Что говорит о пользе жён
И о вреде болезней.

То там, то тут его портрет –
Его, как прежде, ищут…
Но стала главной из примет
Та музыка, что пишет               


                ***

Посыпан серой солью день,
Чтоб мне не поскользнуться.
Я пребываю там и здесь,
И должен в срок вернуться.

Весна хандрит ещё пока,
Как без любви невеста,
Я на земле и в облаках
С моей братвою вместе.

              ***

А жаль, красавец наш, Эйжен,
Уехал в Палестину,
Увёз с собою в неглиже
Жену и дочку с сыном.

Хоть я не верю в имена,
Его – звучало нежно,
И предрекало как бы нам
В нём – будущую жертву.

Он на попойках был хорош,
И в шутках – дерзко тонок,
Познал он с уличных дворов
Дворовых всех девчонок.

Он не чурался вдов и жён,
Он стольким был полезен,
И не боялся сглаза он,
Как и дурных болезней.

Его любил парижский сброд
За чистый звук строки…
Ну, кто же знал, что он умрёт
На родине… с тоски.             

              ***

Парит над нами Купидон,
А был когда-то с нами,
И, если где какой раздор,
То мог и кулаками.

Он ненавидел суетню
И воровские шашни,
И кто бы смог, скажите – тут
Его заделать в шашки?!

Парит над нами Купидон,
А был когда-то с нами,
Теперь якшаться осуждён
С вельможными ворами.

Не так он весел, как тогда,
Когда мы вместе пили,
Терять любимых навсегда –
Не всякому по силам.

Но Купидон есть Купидон,
Он – родственник богам,
А что опять уже влюблён –
Так понимаешь сам…

           ***

Рукою машет Шахматист –
Таланта не пропьёшь,
Сыграть захочешь, появись
И денежку положь.

Он засмеётся, и – пошёл
Дорогой чёрно-белой.
Что у седого на уме –
Кому какое дело?!

Он голосиной наделён,
И – тренер чемпионов,
И слух о том, что он шпион,
В отместку – от шпионов

И шутку любит и вино,
И воровал, немного,
В квадрате чёрном он давно,
Но он – возлюблен Богом.

И  пешке в дамы путь открыл,
А что ссутулил спину –
Так, он на днях похоронил
Единственного сына.

              ***

Весь  я, как выжатый лимон,
Меня, сжимая в унисон,
Печаль чужая измотала,
И дело, вроде бы, за малым…

Но зря надеются друзья,
Ещё звенит струна моя
И звуков дружная семья
Напоминает мне, кто – я!…

***

Её зовут Весёлой Кэт,
Она, как всякая щипачка,
Была прекрасною скрипачкой,
Но кто ей купит инструмент?…

Она такое напевала,
Что застывавший в горле ком
Не выплюнешь одним плевком!
Она не пела – забывала.

Я позабыл её спросить,
О чём она, на самом деле,
Карманы фраеров пустели…

И снова хочется любить.



              ***

Эй!… Нежность не поможет в горе,
Она, как лезвие ножа,
И, если посильней нажать
То можно перерезать горло.

              ***

Изменим стихотворный лад,
Чист, как душа, измятый лист бумаги,
Он, словно жизнь веселого бродяги,
Которого убьют из-за угла.
Все потому, что ни грустинки в нем,
Ни мысли об опасности и страхе,
Кроме одной, что каждый станет прахом
Что правильно, что для того живем.
Я верю, что его прикончат днем,
Прикончат и при этом не заметят,
Что все-таки его любили дети,
И псы любили. Бережно притом...
Нам остается выяснить теперь,
Кто будет тот, кто нанесет удар
Убить бродягу – это божий дар,
Уменье не простить и не стерпеть,
Не каждому дана такая честь
А, впрочем, я, наверно, ошибаюсь,
Ведь каждый день бродягу убивают
Все те, в ком до поры он есть.

                ***

Куда спешить мне, удавиться
Иль бритвою по горлу – в срок?!
Успеется… Во мне ещё толпится,
Бродягами стучится в сердце кровь.

И, с изумленьем двери отворяя
Гостям случайным, в свете бытия
Я вижу их, и снова понимаю,
Я знаю всё, чего не знаю я.

А, если так, куда мне торопиться,
Ну, разве что, с вопросом – кто и где? –
О тех, с кем не успел я поделиться
От всей души… Но, впрочем, не везде.

               ****

Передо мной –  Высокий Майкл,
Познавший рано баб,
На них расцвёл, на них увял,
И выпить был не слаб

Как он в затылок ловко бил,
Такого поискать,
И, видишь, денег накопил,
Чтоб маму поддержать.

Гляжу на сморщенный кадык
Читаю прежний взгляд –
Благодрить он не привык
За добрые дела.

И, если станут докучать
Заботами друзья,
Он буркнет, чтоб не вспоминать:
Ну, а при чём тут я?

Какой уж есть! … Но я узнал
В одной беседе трезвой,
Что Майкл мастерски стучал,
И я его зарезал.

              * * *

Слыл с детства клюквенником Сэм,
А, значит, церкви грабил,
Продав святыни, между тем,
Сам наступал на грабли.

То там проколется, то тут,
То грабанёт, то сдрейфит,
В картишках мог он подмахнуть
Туза пикей на трефный.

Толпою бит за просто так,
Поскольку был задирой,
Всё говорил, что жизнь – пустяк,
Почти как смерть в сортире.

Но благовония любил,
И, осуждён не раз,
В манжетах белых выходил
На волю, как сейчас.

Теперь он – добрый семьянин,
Не слушаются ноги,
А он смеётся: дни длинны
И коротки дороги.

              ***

Зря
Замочили Глухаря,
Пел для себя
Со смыслом,
Был аферистом,
Чистым,
А, значит, был артистом.
Бесчестный фармазон,
На слабостях играя,
Монетами сверкая,
Крутился и крутился,
И залетал в Нотр-Дам,
Где истово крестился
На брошки пышных дам.
Считая своим долгом
Долги не отдавать,
Он исчезал надолго,
Чтоб новые набрать.
Весёлый и душевный,
Ритмичный свой прононс,
Он завершил в таверне,
Куда брильянт принёс.
Ну, что брильянт фальшивый?!
Фантазии игра,
Цветные переливы
Под отблеск топора....

Зря замочили Глухаря.
Но… хороша была заря.

              ***

Смывает улицы дождём,
Париж пропал вчистую,
И всё, что знаю я о нём,
Не я, а он рифмует.

А мне сквозь эту пелену
От молодости видеть,
Всех, кто на воле, но – в плену,
И мне навстречу выйдет.

               ***

Хохочет громко ребе Марк –
Откуда он такой? –
На нём сиреневый пиджак
И пушка под рукой.

На христианской пасхе  он
Девицу снял с хоров,
И тем уже теперь спасён,
Что только – триперок.

В роду Давидовом герой,
Горит, а не живёт,
Кончая карточной игрой,
Удавшийся налёт.

И, в том имея свой успех,
Что грабил, а не крал,
Уже поёт душевней всех
За то, о чём мечтал.

Стучится ребе Марк в окно –
Откуда он такой?!..

Ведь он повесился давно,
Поссорившись с женой.
       
 ***
Куда торопится Рубэн?!..
Постой, не уходи,
Армянской крови сюзерен
И звуков господин.

Сыграй ещё хотя бы раз
О той дороге серой,
Какой брели мы до утра,
Счастливые безмерно.

Я вижу синие глаза,
И свет, что в них забрезжил,
Когда врагам моим сказал,
Что за меня – зарежешь.

Сам за себя я постоял,
Мне это не впервой,
Но то, как это ты сказал,
Пока ещё со мной.

Давай же, свидимся с тобой,
Не совершай ошибки…
Играешь ты за пеленой,
В Италии, на скрипке.

           ***

Ступает в лужи грузно Слон,
Сейчас он подойдёт,
Сменил бесследно пару жён
И – снова не везёт.

Друзей охотно выручал,
Но ждал любви ответной,
И потому сегодня стал
Разутым и раздетым.

Но всё, чего не принимал,
С рожденья от души,
Всё ж бессловесно избегал,
Хоть мог и сокрушить.

Узнал я как-то от него –
Он в жизни нашей всей
Так не боялся никого,
Как сереньких мышей.

С ним говорить – не западло,
Под чаркою и без…

Но что-то с ним произошло,
И снова он исчез.

              ***

Давай, чуть-чуть передохнём
От участи бродяжей,
Слова – единственный наш дом,
Но и молчанье также.

Выходит, что они равны,
И равно душу греют…
Мне не хватает тишины,
А ливень всё плотнее.

              ***
Но вот – длинноволосый Цвет,
Художник он от Бога,
И молчалив, как арбалет,
Нацеленный в берлогу.

Чума попрёт иль беспредел,
Всегда прикроет спину,
Но друг предать его сумел,
Сломав наполовину.

Он, смерть свою перешагнув
В иконах и картинах,
Сразил навылет тишину,
Она молчит… о сыне.

Его улыбку я люблю
И смех души закрытой,
Себя на мысли я ловлю –
А зря не стал бандитом.

Приветно гривою тряхнул
Длинноволосый Цвет…

Я не успел ему кивнуть,
И гаснет в ливне свет.
            
              ***
Всё ближе, хоть и дальше,  Грек,
Он отсидел немало,
Легко он на душу брал грех,
За что и уважали.

С ним побазарить паханы
О том, о сём любили,
Уж он-то, знали все они,
Считает деньги – пылью.

А, значит, точно – не продаст,
И не спалится даром,
Хоть поражает многих нас
Он солнечным азартом.

К нему никак не липнет грязь,
И мат его – гекзаметр,
Он любит жизнь, как в первый раз,
Как рыцарь свою даму.

И потому не терпит дел
Он мелких – что возиться!..
Но, вот, и он уже успел
Куда-то удалиться.
               
***
Идёт походкой лёгкой Лавр –
И шут, и забулдыга,
Но слава Лавра не нашла,
Он сам в неё запрыгнул.

Он мысли тварей понимал,
Считая их за равных,
И роли многие играл,
От птицы – до титана.

А мне твердил, стихи пиши,
Всё остальное – после,
И, если в жизни не нашли,
Отыщут на погосте.

Тепло и свет текут в меня,
Он твёрдо в меня верит,
За то, что тщусь опять понять,
Огонь, скользящий в сером.

И, вспыхнув – вдруг, как умирал,
С улыбкою счастливой
Мне пожимает руку Лавр…

И затихает ливень.
             
             ***

Дрожит вечерняя заря,
Сменив холодный ливень…
Как видишь, я живу не зря,
Пока я жив, все живы.

Кого бы ты посмел спросить –
Что он, на этом свете?!…
Тебя порвали б на куски,
А я, Вийон, ответил.