Лохматый ужас
Собственно говоря, экспедиции в традиционном смысле слова, как таковой, не было. А были лишь её начальник, научный сотрудник, да я – студент-третьекурсник, специализирующийся в археологии, на должности лаборанта, чем весьма гордившийся. Рабочими-землекопами были любознательные местные школьники, которых нам на несколько часов привозили из упомянутых выше населённых пунктов. Местом же моего с Виталием Александровичем обитания служила выгоревшая на солнце, надёжная армейская десятиместная палатка, натянутая на лёгкий металлический каркас.
Начало нашего летнего полевого сезона было связано с раскопками поселения эпохи бронзы. Его остатки в виде разрушенных каменных кладок домов, проступавших на поверхность сквозь жестковатую степную траву, битой керамической посуды и костей животных, вымытых дождями, встречались буквально на каждом шагу на одном из пологих склонов широкой предгорной долины, поросшей кустарником и небольшими деревьями. Долина плавно поднималась к горному массиву с довольно густым смешанным лесом. Замечательно тёплое Чёрное море и курортный посёлок Коктебель (в то время именовавшийся – Планерское) располагались в 5-6 километрах к востоку. Преодолеть это небольшое расстояние к вожделенным волнам, не имея средств передвижения, и главное – после «ударных» трудовых будней, сподобиться нам так и не пришлось.
Пополудни, после отъезда не в меру шумных школьников, устанавливалась благословенная тишина, нарушаемая разве что пением птиц, стрекотанием кузнечиков да отдалённым тявканьем лисиц, среди которых в это чрезвычайно жаркое лето случилось бешенство.
В один из дней мой начальник сказал: – Послушай, мне тут нужно на пару дней «смотаться» по делам в Симферополь. Побудешь один, заодно отдохнёшь душою.
Как помнится, перспектива индивидуального «душевного отдыха» в предгорной долине, достаточно удалённой от людского присутствия, меня вовсе не восхитила, но делать было нечего.
Надо признать, что на первых порах я действительно наслаждался одиночеством: бродил в окрестностях поселения, вспугивая ящериц, беззаботно греющихся на разогретой земле, загорал, валялся с книжкой в руках в тени палатки, вдыхая настоянный на травах и облагороженный влажными бризами воздух. Было хорошо!
Завечерело, потянуло лёгкой прохладой, и вскоре, солнце, ярко окрасив нижний край небосклона, скатилось за горизонт. Почти одновременно прекратились мелодии дня, исполняемые кузнечиками и птицами. Замолкли даже лисицы, по-видимому, вдоволь натявкавшиеся за день. И, как это бывает только на юге, на землю лавиной навалилась чернильная тьма, да такая, о которой в народе принято говорить «ночь, хоть выколи глаза»…
Осветительными приборами нам служили обычные свечи (которые я не стал зажигать) и карманный фонарик. Освещая им палатку, я устроился на ночлег, вплотную к одному из парусиновых бортов. Спали мы на полу, на так называемых сенниках, т.е. чехлах, набитых высушенной травой. В спальник залезать не стал, лёг на него сверху и накрылся видавшим виды байковым одеялом. Однако перед этим зачехлил вход палатку, а возле себя положил фонарик и – чего уж там скрывать – топор.
Проснулся от странного ощущения, что в палатке – не один. Вернее – не так! Я очнулся из-за какой-то невероятной теплоты, разливавшейся по всему телу, со спины… И, тут же услышал дыхание, которое явно было не моим…. Всей спиной отчётливо ощутил что-то большое и тёплое, прижатое ко мне с той стороны, через парусину палатки… Волосы на голове встали дыбом!!! Липкий противный страх, а точнее – невообразимый ужас охватил меня настолько, что я почти лишился способности не только двигаться, но и нормально соображать… На ручных часах с подсветкой высветилось время: 2 часа… Я был уверен, что здесь, в долине, ночью, я – один, а люди – где-то там, за несколько километров… И вдруг такое…
Господи! Чего только не промелькнуло у меня в голове за эти несколько минут, пока я лежал в состоянии почти полной прострации. «Что-то» тоже лежало, дышало и не шевелилось… Наконец, придя в себя, собрав в кулак остатки воли и затаив дыхание, я стал тихонько ползти ко входу палатки, прихватив с собой фонарик и топор. Никаких звуков или шагов не слышалось. Небо было звёздным и луна, как божий фонарь, неярко освещала местность. Доползши до угла, я осторожно выглянул. Что-то большое, плохо различимое в лунном свете, темнело прямо у палатки. И, тут я не выдержал: вскочил на ноги и с колотящимся сердцем, сжимая в руке ручку топора, включил фонарик… Огромная лохматая собака, приподняв голову, вовсе не с испугом, а – как мне показалось тогда – даже с некоторым изумлением смотрела на меня… Господи! У меня по-прежнему продолжало вовсю колотиться сердце, но, поверьте, уже от радости… Было даже какое-то странное желание обнять этого, невесть откуда взявшегося пса.
Впрочем, вскоре всё стало вполне понятным. Одним из важнейших продуктов нашего питания была мясная тушёнка. Пустые банки из-под неё, как и другие пищевые отходы, выбрасывались в специально вырытую мусорную яму, расположенную в 50-ти метрах от палатки. Туда, на дармовое питание, и повадилась разная живность, в том числе собаки, вероятно, из близлежащих околиц Коктебеля.
Да, всё оказалось объяснимым, кроме, пожалуй, одного: почему это лохматое создание, навестив место временного кормления, устроилось на ночлег именно у палатки, прижавшись к теплу незнакомого ей человека… А ведь это было…
26.01.2012
Опубликовано: Журнал "ИСКАТЕЛЬ. УКРАИНА". - 2012. - № 3 (май-июнь). - С.88-90.
Свидетельство о публикации №112060406730
Чей покой ты тревожишь - неизвестно. А если даже и известно...
Замечательная быль)
Людмила Шарга 30.06.2012 19:38 Заявить о нарушении
Удачи Вам! )))
Сергей Скорый 16.07.2012 21:19 Заявить о нарушении