16. Домик в деревне. - Личная жизнь клона

15. ЛИЧНАЯ ЖИЗНЬ И ЛИЧНЫЕ ПЛАНЫ ИВАНА ВТОРОГО

           Ваня лежал на диване и отдыхал после трудов праведных. Или неправедных, как ему было сказано? Ерунда, любой нормальный мужик не может пройти мимо гибнущего ребенка. Не прав Сократ. Добро должно порождать добро, а не зло. Какие там еще маятники? Перетягивание каната, вот что происходит на самом деле. Хранители сами запутались в своих изысканиях..
            Так, успокаивая сам себя, Ваня и заснул под монотонный шум начавшегося за окном дождя. А Петрович колдовал в соседней комнате над разобранной видеокамерой, насвистывая потихонечку мелодию «Варяга». Он пинцетом вставлял в корпус какой-то миничип, когда раздался звонок в дверь. Рука его дрогнула и чип, вырвавшись из цепких объятий пинцета, скатился по столу на пол. Петрович ругнулся про себя, и крикнул:
           – Ваня, открой дверь!
           Но Ваня ничего не ответил, он спал.
           Пришлось Петровичу самому вставать и идти открывать дверь. За дверью стояла улыбающаяся Лариса Михайловна. Петрович от неожиданности поперхнулся собственный слюной и, откашлявшись, спросил грубо:
           – Что тебе надо, старая кошелка?
           Видимо, ему некстати вспомнился молодежный сленг. Хотя он думал, что, наоборот, кстати. Ведь он еще не знал о произошедших изменениях в личной жизни Ларисы Михайловны и Вани.
           – Иван Петрович! – всплеснула руками Лариса Михайловна. – Да как Вы можете так с женщиной?!
           – Какая ты женщина? – гнул свое Петрович. – Бизнес-леди не женщины, а сатрапы в юбках!
           – Может Вы пригласите женщину в дом? Я с миром пришла.
           – Проходи на кухню. – буркнул Петрович, пропуская мимо себя не званного гостя.
           Лариса Михайловна непринужденно расселась на не очень чистой табуретке около заставленного грязной посудой стола и спросила, хлопая ресницами:
           – А Ванечка где?
           – Какой он тебе Ванечка?! Тоже мне, соблазнительница! Говори, чего надо, и выметайся!
           – А Вы изменились далеко не в лучшую сторону. – констатировала Лариса Михайловна.
           – Зато тебе никогда не измениться. Абсолютное зло уже ничем не исправишь.
           – Неправда Ваша. Я теперь добрая и пушистая. Мне Ванечка помог измениться. Он дома, кстати?
           – Он дома, кстати. Дрыхнет без задних ног.
           – Можно мне на него посмотреть?
           – Он не картина, чтобы им любоваться. Да и боюсь, что зарежешь его, сонного…Давай, двигай на выход, раз сказать больше нечего!
           – Не двину!
           – Тогда я тебя сам выдвину безо всяких сантиментов!
           – Ваня, спаси! Убивают! – закричала вдруг Лариса Михайловна громким, визгливым голосом.
           И Ваня в тот же миг появился на пороге кухни, не в силах понять спросонья, что происходит. Но вот он вышел из ступора, подошел к Ларисе Михайловне и поцеловал ее в губы.
           – Здравствуй, дорогая! – сказал он.
           – Что за хрень? – выдохнул в изумлении Петрович.
           – Пойдем ко мне в комнату, милая. – предложил Ваня, явно наслаждаясь неожиданной реакцией Петровича.
           – Пойдем, дорогой!
           И они, как два голубка, прошествовали мимо остолбеневшего профессора к Ване на диван. Сели там в обнимку, и стали шептаться о чем-то между собой. Петрович встал рядом, аки фонарный столб, и многозначительно молчал. Хотя ему только казалось, что молчал он многозначительно. Да и чего многозначительного может быть в молчании, тем более, если тебя в упор не видят.
           – Это что?! – выдавил из себя Петрович после десятиминутного созерцания милующейся парочки.
           Но его «это что» было пропущено мимо ушей.
           Еще через десять минут профессор сказал: «Однако!»
           Но и его «однако» канули в пустоту.
           Тогда Петрович разразился таким шестиэтажным матом, которого от него не ожидали не только Лариса Михайловна, но и Ваня, который являлся по сути дела генетическим двойником профессора. Впрочем, и Петрович сам на себя удивился, потом устыдился и скрылся в своей комнате-лаборатории, плотно закрыв за собой дверь.
           – Однако! – произнес в свою очередь Ваня.
           – Бывает. – рассмеялась Лариса Михайловна.
           – Ты на него не обижайся. – сказал Ваня. – Профессор ведь ничего еще не знает.
           – А ты разве знаешь что-нибудь, кроме того, что через девять месяцев станешь папой?
           – Ваня умный, Ваня все знает!
           – И что же умненький Ванечка знает?
           – Что ты уже успела распродать все свои акции, нашла покупателя на свою недвижимость, в том числе и на дом у озера. А еще купила квартиру в нашем доме этажом ниже. И, наконец, хочешь, чтобы я тебя сопровождал завтра в качестве телохранителя, когда ты окончательно подпишешь все бумаги на официальную продажу собственности.
           – Но откуда?...Ах да, ты же ведь провидец.
           – А то! И, как провидец, могу тебе сказать, что все пройдет без эксцессов, даже если с тобой не будет ни меня, ни кого другого. Но я пойду с тобой, не бойся. Ведь я теперь отвечаю не только за тебя, но и за того, кого ты носишь под сердцем.
           – Спасибо, Ванечка! Спасибо, мой дорогой! Ты самый лучший мужчина в этом мире.
           – Ну, это вряд ли. Хотя и не последний. Но, должен сказать, что ты сильно продешевила, поторопившись уйти из бизнеса.  Процентов на сорок.
           – Знаю. Но иначе мне нельзя было быстро покинуть тот мерзкий мирок, в котором я увязла, как в болоте, и из которого ты вчера меня вытащил. А тех денег, что я получу, хватит нам на всю жизнь, да еще пра-правнукам останется.
           – Нет, для себя я сам заработаю. Иначе какой же я мужчина? Да еще самый лучший, как ты говоришь? А тебе девяносто процентов капитала надо конвертировать в золото. Ровно через месяц, когда оно неожиданно упадет в цене. А потом будет только расти, а все валюты мира девальвироваться.
           – Последую твоему совету. А прибыль поделим пополам. И это честно.
           – Ни в коем случае. Но я возьму у тебя взаймы миллиона два долларов. И через год у меня будет уже двести миллионов с учетом инфляции.
           – Каким образом?
           – Буду играть на бирже по интернету. Хоть и не очень честно с моими способностями, но деньги пойдут только на благие дела.
           А профессор Коломийцев нагло подслушивал из своей комнаты, прижав к двери пустой стакан, а к стакану ухо. Подобным он занимался в далекие студенческие годы в общежитии, что, впрочем, простительно в молодые годы. Потом он повзрослел, остепенился, и про подобные шалости напрочь забыл. Но вот вспомнил вдруг. После того, как вспомнил, что человека можно обхамить. И обхамил Ларису Михайловну. Еще пару дней назад он не позволил бы подобного поведения даже по отношению к ней. А сегодня – пожалуйста. Но, осознав, что Лариса Михайловна действительно кардинально изменилась, и причиной этого стал Ваня, он почему-то разозлился еще больше. Уже на обоих. И сам не понимал, за что. До тех пор, пока не вспомнил об Ольге. Да, элементарная, пошлая зависть к людям, которые нашли друг друга в реальной жизни, и которым не нужны никакие матрицы из прошлого, чтобы вновь почувствовать себя счастливым. Тогда профессор распахнул дверь в смежную комнату и нахально заявил:
           – А я подслушивал!
           – А я знаю. – спокойно сказал Ваня.
           – Тогда мои поздравления молодым! – выдавил из себя Петрович и повернулся, чтобы уйти.
           – Погоди. – остановил его Ваня. – Ты не думай плохого, я сниму тебе матрицу. Одну.
           – Да я и не думаю. – ответил Петрович, возвращаясь назад и пододвигая к себе стул. – Лариса Михайловна, извините меня пожалуйста!
           – Да я и не думала обижаться. Понимаю, что у человека случается плохое настроение. А, если учесть, что вы все еще считали меня своим врагом, то и говорить не о чем. Только прошу Вас звать меня просто Ларисой.
           – Что же, я рад, что Вы не держите на меня зла.
           – Зовите меня на ты.
           – Тогда и ты меня тоже.
           – Договорились!