4

Она не умела засыпать,
Ворочалась, ворочалась,
притягивая одеяло.
Потом вставала с постели
серьезно так, говоря:
"Давай ты мне поиграешь!"
И сразу становилось легче,
Она усаживалась,
обнимала руками подушку.
Тихо подпевая себе под нос,
она сидела и слушала.
И я до сих пор помню ее лицо,
В разводах фонаря и лунного света.
В ее глазах загоралась
и потухала печаль,
Вот так и встречали рассветы.
Она любила гладить мои пальцы
когда я играл.
"Я не помешаю, я не собью тебя?"
А я грустил о том,
что не мог ее целовать.
Она улыбалась так нежно
и так спокойно.
и я знал, что это улыбка не мне.
Но я был ей всегда,
ей вечно покорный.
Я любил ее молча,
так скромно и больно,
Любил безразлучно,
наедине.
Только мне она рассказала про страхи,
про боязнь темноты,
про бессилие ночей,
и про то, что она научилась не плакать,
и любить тех немногих,
кто стали ей всем.
Говорила, срывая мне сердце рыданием,
пожимала плечами,
"Забудем, мой друг..
Столько жизней у нас
улеглось за плечами.
Сколько разных преград
закрывают нам путь".
Я играл для нее,
моей спящей царевны.
Я по струнам пускал токи нежной любви.
А холодное "друг"
мне всю душу сжимало,
жарким воском ее замороженных рук.