Давид, победивший Голиафа

«Все счастливые семьи счастливы одинаково, каждая несчастливая семья несчастна по-своему», – говорит нам граф Толстой.

«Все семьи счастливы одинаково и несчастны по-своему», – вторит ему доктор Чехов.

«Все люди счастливы и несчастны одинаково по-своему»,– говорю я, пишущий эти строки, человек скорее пишущий, чем разумный.

Что движет мной: тщеславие, самовлюблённость? Не только. Я охочусь за яркой фразой, и словно кот, поймавший мышь, ещё чуть живую выношу её на видное место, довольно мурлыча. «Здесь ни одна мышь мимо меня не проскочит», – показываю я всем своим видом и облизываюсь в надежде на сметану. Хозяин, скучая, разрешает мне съесть мышь, и не выгоняет из дому. При случае покажет гостям: «У нас кот». Я прошествую мимо к себе: «Вот я каков».

Сконструировать яркую фразу просто – нужно взять чужую логичную или парадоксальную фразу и сделать её яркой и ещё более логичной или парадоксальной.

Можно пойти другим путём.

По логике вещей в парламенте должны заседать две партии: женщин и мужчин.

Но женщины выбирают политиков, как мужей – умных и красивых.

Мужчины выбирают политиков по принципу: после избрания умный и красивый мне уже не соперник.

Кроме того, самые счастливые и самые несчастные на выборы не ходят.

Отсюда, президент и парламент представляет ту часть народа, которой ещё всё равно или уже всё равно.

А теперь послушаем парикмахера Давида, человека победившего Голиафа.

Проходите, прошу вас. Как вас постричь? У вас виски разные, но я сделаю их одинаково.

Позавчера исполнилось 40 лет, кая я живу в Израиле – ровно день в день, а послезавтра будет 4 года, как мне сделали операцию на сердце. Вы удачно пришли. Посмотрите на мой шрам через всю грудь. Я сейчас подниму футболку. Видите?

Мы приехали в 72-м. Голда, Брежнев и Никсон встретились и договорились, чтобы евреев выпускали сюда. Мы сразу собрались и поехали. Мы ждали разрешения 43 дня.

– ОВИР…

Что вы говорите – ОВИР?

– Отдел виз и регистраций, ОВИР.

Я понял – это сокращение. ОВИР ШМОВИР.

Мы жили в Ташкенте, мы бухарские евреи из Самарканда, но жили в Ташкенте. Вы слышали о таком?

– Нет.

Нас у отца было пятеро детей. Я второй. Мне было 18 лет, когда мы уехали.

Отец шил новую обувь. Нет, это не сапожник. Пусть будет обувщик.

Отец был неграмотный – читать и писать не умел. Мама немного умела читать по-русски.

Вы знаете, какая обувь была в Ташкенте в те годы?

Мало кому удавалось купить обувь в магазине.

Ты приходил, просил 42-й размер. Тебе давали 41-й или 43-й размер и говорили: «Уходи, дома будешь мерять».

Отец был инвалид детства – у него одна рука и одна нога не гнулись, но он научился шить обувь.

Нет, он не читал Тору, я же говорю, неграмотный был, но религиозный.

Старшему брату было 19 лет, младшему 15 лет, а сёстрам-двойняшкам 12 лет.

Сёстры родились в год 90-летия Ленина. Мы всегда отмечали, когда Ленин родился. В тот год двойная радость была.

Когда отец сказал, что мы уезжаем в Израиль, мы решили, что отец сошёл с ума. Но отец сказал, чтобы мы собирались.

Я сказал отцу, чтобы он показал мне Израиль на карте. Где Израиль?

Отец не смог. Такой неграмотный был.

Отец собрал всех соседей у нас во дворе. Всех: узбеков, русских, молдаван, евреев – всей улице накрыл стол во дворе.

Когда все собрались, отец встал и сказал: «Евреи, я безграмотный сапожник, говорю вам – уезжайте. В Израиле вы все будете жить как люди. В Израиле всем дают квартиры с водопроводом, евреи в Израиле в субботу не работают. В субботу евреи в Израиле сидят на берегу моря нога за ногу и ничего не делают – на море смотрят, арабы работают в субботу в Израиле. В Израиле есть арабы. Всем надо уезжать».

Так сказал отец. Все думали, что он сошёл с ума. Я тоже так думал.

Когда мы поехали поездом в Брест, отец говорил нам со старшим братом: «Вы будете нормально жить в Израиле. Все будете иметь квартиру, работу, жену, не будете работать в субботу».

Сегодня пятница. Я вас постригу и закрою лавочку до воскресенья. Вы турист? Вы не похожи на туриста.

Кода мы приехали в Вену, поезд оцепили немецкие солдаты. Мы испугались, но нам сказали, чтобы мы не боялись – это нас охраняют. Мы ничего не понимали. Нас привезли в какой-то замок под веной. Мы были там три дня. Все боялись, только отец говорил, что всё будет хорошо. Неграмотный был.

Сразу нас начали уговаривать ехать в Америку. Русские поехали в Америку, а мы и грузины – в Израиль.

Нас разбудили поздно ночью и сказали собираться. Автобусы подогнали прямо к трапу самолёта.

В те годы, приехав в Израиль, ты просто показывал на карте, где ты хочешь жить и сразу получал там жильё.

Мы очень хотели жить на море. Нас привезли в город на море.

Во дворе стоял грузовик с мебелью и посудой. Мы брали что и сколько хотели.
Каждый день к нам приходили и спрашивали что нам ещё нужно.

Потом мне и брату предложили записаться на курсы фрезеровщиков, стипендия на сегодняшние деньги 2500 шекелей.

Вы можете себе такое представить?

– Нет.

Слушайте дальше. Мне не нужна была специальность – я окончил в Ташкенте курсы парикмахеров, но из-за стипендии я пошёл.

Нас возили на курсы автобусом. Специальный автобус ходил каждый день.

Мы с братом зашли в магазин.

В магазине продавалось всё.

Мы себе такого не представляли.

Всё продаётся – любая обувь продаётся. Любые рубашки, костюмы продаются.

Машины продаются.

А на базаре за 50 шекелей можно было всё купить.

Я брал 50 шекелей и шёл на базар. Покупал: курицу, шмурицу, бананы, апельсины, яблоки, рыбу, мясо любое, курятину, шмурятину, хлеб, всё покупал и у меня оставалось 7 или 8 шекелей.

Семь или восемь шекелей у меня ещё оставалось!

Все удивлялись: как отец это знал заранее, такой безграмотный был.

Все соседи из Ташкента этому удивлялись.

Многие потом к нам переехали.

Отец уже не мог шить новую обувь – кому она здесь нужна!

Но он чинил старую обувь и пенсию получал, как инвалид.

А в Ташкенте отцу не давали пенсию.

Один раз дали, два года платили, а потом сказали, что то ошибка и заставили всю пенсию за два года выплачивать.

Отец выплатил, но очень плакал.

Мы думали, что отец сошёл с ума, а он оказался прав.

Как я вас постриг?

Я вас прекрасно постриг. Вы должны теперь стричься только у меня.

Даже не думайте.

– Я теперь долго не смогу думать, Давид. Но стричься теперь буду только у Вас, хотя за углом дешевле.