Царское Село

«Друзья мои, прекрасен наш союз», -
блестит на постаменте в день погожий.
Волнительно и трепетно: негоже
неприбранной войти в обитель муз.

И двери здесь открыты для гостей.
Безмолвны коридоры, кабинеты,
Хранящие и по сей день секреты
Тех юношей, что воспитал лицей.

Здесь тот же дух, что двести лет назад.
И пульс виска стучит со всею мощью,
Слышно: «Не се ль Элизиум полнощный...»
Едва: «Прекрасный Царскосельский сад...»

И, озираясь, тотчас без затей
Представить полотно, где тот экзамен
лицейский (кисти Репина), здесь, в зале,
И вдруг себя узнать среди гостей...

Вот книги, что в руках  держали те...
Но, тише, - палец на губах. Влюблённо
Страницы мудрых книг, стеклом плененных,
Хранят отметки резкие ногтей.

Как спящая царевна в хрустале –
Все под стеклом, сохранно и навечно,
Оценок табель – мудрых и беспечных
учеников лицея – на столе.

Нам все это в наследие дано:
Рисунки, классы, записи, вопросы...
Из тени нам навстречу выйдут Тося,
Казак, Скиталец, Франт, Большой Жано...

Таланты и философы… Они –
мальчишки. Но увидели богатство
В той крепкой дружбе и лицейском братстве,
Сумев его сквозь годы сохранить.

Мыслителей степенных след простыл
И, соревнуясь в чести и отваге,
Берут вот эти маски, эти шпаги,
Они фехтуют с жаром, что есть сил.

Дурачатся. Румянец на щеках…
И снова обуви музейной шепот
по тем ступеням, не забывшим топот -
Звук и его младого каблука.

В словесности родной начитан он,
Пусть не прилежен, но умом не узок,
Словоохотлив, наречен Французом.
Чувствителен, порывист, одарен.

По лестнице - наверх, и гомон стих.
В уединенье в келье за конторкой
Его рука неровно пишет, тонко
Веселый и нетерпеливый стих.

И, алгебру не жалуя, пером
Скребет бумагу в самом конце класса.
А после «типография Данзаса»
О Кюхле выпустит его экспромт...
 
И так легко здесь на душу легло
добро и радость, счастье... Но не скрою:
По-прежнему вдали больна тоскою:
«Отечество нам Царское Село».