1. Пушкинский Дом. Беседа с акад. А. М. Панченко

     Убедившись, что опубликованные на портале «Стихи.ру»  давние беседы с В.В. Кожиновым и В.С. Непомнящим  интересны  современному читателю, решаюсь выставить ещё одну – с академиком Александром Михайловичем Панченко. Она состоялась в декабре 1995 года.
     Беседы я отличаю от интервью. Интервью жёстко ограничено приготовленными вопросами и не столь вольно дышит, нежели беседа, в которой вопросы могут возникать по её ходу, а композиционно выстраиваться и даже дополняться и после беседы. Такое разделение, конечно же, достаточно условно, но необходимо, чтобы указать на дополнительную степень свободы сначала ведущего, а затем «ваяющего» беседу, если хотите, на некое его творчество. Главное в этом деле (и принцип, и святая, так сказать, обязанность автора) представить беседу правдиво, не исказить высказываний собеседника. На мой взгляд, важно также сохранить стилевые особенности его устной речи. Как правило, я отдавал результат ему на прочтение (и на подпись), внося затем его поправки, если таковые появлялись.  Изредка (а точнее - лишь два раза!), если такой возможности не было, зачитывал беседу по телефону. Так или иначе, но без одобрения собеседника о публикации не могло быть и речи.
     И ещё – о давности бесед. Как я убедился, беседы с людьми такого ранга (и критерий здесь – мыслящее сердце, душа, а не учёная степень!)  не устаревают. Более того, время высвечивает всё новые и новые мысли, которые были высказаны глухо и до срока пребывали как бы в тени беседы.
     Договориться о встрече помог петербургский поэт Славко Словенов, с ним вместе и пришли  на Гаврскую улицу. По пути, у метро, Славко купил розу, чтобы вручить жене академика, предложил  также взять с собой бутылку «Екатерины II» – «на всякий случай!». Жены дома не оказалось, и Александр Михайлович с весёлым недоумением принял у порога протянутую ему розу. Затем провёл нас в большую комнату и предложил располагаться за обеденным столом.  Я включил диктофон… Славко томился, слушая нас, иногда вставлял  язвительные  реплики. Я их, конечно, потом изъял из текста, но Панченко нимало ими не смущался и, как говорится, не уклонялся от заданного курса. Когда я  выключил диктофон, Славко  нагнулся под стол (я догадался: к сумке!), затем, пряча руку за спиной, обратился к моему собеседнику:
     – Александр Михайлович, вы уважаете дерзость?
     – Уважаю…
     – В таком случае предлагаю скромно отметить нашу встречу.
     С этими словами Славко поставил на стол бутылку. Я ожидал от академика если не отказа, то политесного сопротивления. Но он, никак не комментируя  «дерзость», снял с застеклённой полки три рюмки, затем столь же скоро спроворил закуску, принеся из кухни  солёные грибки, огурчики... Рюмки со звоном «содвинули разом», закурили, и беседа обрела новое дыхание. Я дерзнул включить диктофон, но Александр Михайлович меня остановил:
     – Не стоит! Всё необходимое для печати я уже сказал.
     Может быть, и надо было, улучив момент, нажать на «запись», но я не нажал, и, честно сказать, потом жалел об этом:  искромётная беседа (Славко блестяще пикировался с хозяином квартиры!), право, этого стоила. Говорили о превратностях тех лет, затем разговор зашёл о поэзии. Славко, по моей просьбе, прочёл (а читает он изумительно!) несколько своих стихотворений. Вспоминали питерских поэтов. За давностью разговора (увы, не записал его и по свежему следу!) он стёрся в памяти. Запало лишь замечание Александра Михайловича о своём друге Глебе Горбовском:
     – Странное дело, когда он «завязал», то стихи его, поумнев,  сильно потеряли в поэзии. Но вот уже пошёл третий год, как Глеб «развязал» – и пошли потрясающие стихи!
     Конечно же, академик  не имел в виду, что именно водка способствует поэзии и что стихи надо писать во хмелю. Вовсе нет! Речь шла, если можно так выразится, о свободе творческого волеизъявления. И когда я вставил есенинские строки:
 
Пускай бываю иногда я пьяным,
Зато в глазах моих
Прозрений дивных свет. –

     Александр Михайлович горячо согласился:
     – Именно так! В подлинных стихах всегда таятся  прозрения, и непременно – дивные!
     Мы со Славко, как принято нынче говорить, расслабились и готовы были продолжить беседу за второй бутылкой. Славко предлагал слетать в магазин. Но Александр Михайлович мягко возразил:
     – Спасибо, ребятки! Скоро должна прийти супруга… Словом, вы сами понимаете.
     Мы тепло распрощались. 
     Лишь только в Москве, заглянув в православный календарь, я обнаружил, что встречались мы в день памяти блгв. вел. кн. Александра Невского. Легко предположить (велика вероятность!), что в этот день у Александра Михайловича именины. Могли бы поздравить р.Б. Александра. Но он об именинах умолчал. Мы же, по незнанию, не сказали праздничного тоста. А жаль!  Утешаюсь тем, что хоть розу подарили.


Продолжение см. 2 http://www.stihi.ru/2012/06/02/2995