Гл. 14. На чужой территории. Записки летчика

   А Димку мы потом долго и подробно расспрашивали: как там жизнь - в Италии, как они там себя чувствовали? Ведь Италия это, по нашим понятиям, была уже настоящая заграница. Не то, что поверженная Румыния или Венгрия, где мы были хозяевами положения, -  в Италии наши ребята были гостями. Рассказывал он много, но в памяти остались только два его рассказа. Один - о том, как его пытались приучить правильно пользоваться столовыми приборами. Переводчик за столом вежливо  напоминал, что вилку надо держать в левой руке. Попробовал он раз, попробовал два - очень уж неудобно есть левой рукой. А когда в следующий раз ему напомнили об этом опять, он и говорит переводчику: " А, иди ты подальше! Меня мама в детстве наказывала за то, что ел левой рукой, а ты теперь, в 30 лет, хочешь меня к этому приучить. Не выйдет." Так он и продолжал есть, как ему было удобно. А второй случай скорее похож на анекдот. В офицерском клубе ходил молодой итальянец и продавал с лотка мелочь:сигареты, сувениры, прохладительные напитки и т.д. Но жаловался на то, что мало покупают. А Дима Езерский (потом за Югославию ему дали Героя) и говорит:"Хочешь, научу, что надо говорить, чтобы у тебя все раскупали?" Тот, конечно, хотел. Тогда Езерский ему сказал такую похабную фразу, что и для русских ушей она была слишком неприятна. И вот, ходит итальянец по офицерскому клубу и громким голосом по-русски выкрикивает эту фразу, где сплошной мат и только одно приличное слово - "лимонад". Итальянца итальянские дамы и господа спрашивают, что это он выкрикивает? А он им объясняет, что русский офицер научил его, как лучше распродать товар. Естественно, они русский язык не знали, однако из-за интереса торговля оживилась. Но тут нашелся кто-то из итальянцев, понимающий по-русски, и шепнул на ухо продавцу перевод. И хохот разразился невероятный. А у Езерского был неприятный разговор в нашем консульстве.

   В феврале 1945 года наш экипаж в полном составе улетел на точку, где работала группа нашего полка. Аэродром и место не помню, да и работали мы там недолго. А вскоре перелетели в польский городок Цеханов. Это недалеко от границы с Пруссией. Работало экипажей десять. Работы было много, но на выброс парашютов не летали. В основном перебазировали авиачасти и вывозили раненых. Это было знаменательное время, когда наши войска пересекли границу и вступили на территорию  противника, а точнее, на привилегированную часть Германии - Пруссию. Иногда мы привозили техсостав и обслуживающий персонал штурмового или истребительного полка на аэродром, который был занят нашими войсками буквально несколько часов назад. Немцы бросали все и так поспешно удирали, что на плите оставался недоваренный суп и теплые котлеты. Попробую описать подробнее первый такой прилет.
   Мы испытывали гордость за свою Родину, за мощь нашей армии, ну, и конечно за себя. Вот и настало время вступить нам, русским, на территорию врага, который много лет топтал нашу землю. Так вот, прилетели мы первый раз на аэродром возле небольшого городка. Занят он был день или два назад. Разгрузили имущество и стали осматриваться. Рядом стояли аккуратные и красивые коттеджи, абсолютно целые. Вообще, здесь, в Пруссии, немцы упорно сражались только за основные крупные узлы и города, а остальное сдавали без боя, видимо, чтобы не причинять ущерб своему населению и не разрушать свою территорию. Так вот, решили мы посмотреть, как жили наши враги. Зашли в первый коттедж и поразились тому, с каким комфортом жили немцы. Мы понимали, что жил здесь привилегированный класс - летчики, но все равно не предполагали, что так богато. Коттеджи были двухэтажные, из 4-5 комнат, с отличной планировкой. Обставлены красивой мебелью. Конечно, мы были не первые, до нас здесь уже кто-то побывал, беспорядок был налицо:вещи разбросаны, стулья и столы перевернуты... На стенах и на полу-красивые ковры. В буфетах из черного дерева сверкал хрусталь и фарфор. В платяных шкафах висели мужские и женские вещи. Стояли пианино и радиоприемники. Одним словом, все было на месте. Тот, кто был до нас, видимо, искал маленькие, но ценные вещи, поэтому и был такой беспорядок. Походили и мы, повыдвигали ящики, заглянули в укромные уголки, но ничего стоящего не нашли. Правда, мы пришли не мародерствовать, а посмотреть, но попадись что-то, представляющее для нас ценность, обязательно бы взяли. Видимо, чтобы отомстить, мы всем экипажем навалились на буфет и повалили его на пол. Раздался мелодичный звон разбивающегося хрусталя и саксонского фарфора. Этим мы мстили немцам...Только потом, позже, я понял, каким глупым ребячеством это было. А уходя, мы все взяли по пуховой перине и подушке. А я прихватил две перины и подушку. У немцев было принято спать на перине и периной укрываться. А мы за три года войны намяли бока на соломенных матрацах, а то и на голых нарах. Ничего другого на это раз мы не взяли. Да...Еще я прихватил большие карманные часы, но они не ходили. И еще...Когда тащили узлы с перинами на самолет, я чувствовал себя неуютно. Почему-то в голове, как гвоздь, сидело слово "мародер". Успокаивало только то, что нас никто не видел за этим делом... И еще запомнилось одно - обилие велосипедов. Техники гоняли на них по аэродрому, ломали один, садились на другой. Повсюду валялись и целые, и поломанные. Валялись в кюветах и стояли у домов. Вот так я впервые побывал в Пруссии. Потом еще много раз приходилось бывать в таких местах, но картина оставалась такой же. Хочу только добавить, что в первое время ни одного местного жителя не было видно. Почти все бежали на запад, а те, кто по какой-то причине остался, попрятались и на глаза нам не попадались - боялись мести. И уже позже, когда дальше бежать уже было некуда, да и не успевали - оставались на месте, в своих домах.
   Кстати, о мести. Был однажды у меня разговор с нашим замполитом на эту тему. Всему миру было известно о варварстве и чудовищной жестокости фашистов. И теперь, когда наша армия оказалась на их территории, стоял вопрос - как относиться к поверженному врагу? Считать врагами только военных немцев или всех немцев? 

Продолжение следует...