Удальцы

      
Ветрище воет бесом
низвергнутым с небес.
За снежною завесой
таится чёрный лес.
Пролески и опушки
белее молока.
Еловые макушки
сутулые слегка
по случаю одели
крахмальные чепцы.
В лесу под вой метели
собрались молодцы.
На них оленьи куртки,
оленьи сапоги.
Они терпимы к шутке
и гостю не враги.
Они живут безбедно
в нетронутых лесах.
Им отродясь не ведом
законофобный страх.
Им полное раздолье
в обители лесной.
Снега, мороз и воля.
Дороги ни одной.
Ни стёжки, ни тропинки
в заснеженную глушь.
Но это не в новинку
для закалённых душ.

А по весне болота
вспухают на пути.
И с птичьего полёта,
захочешь, не найти,
где удальцы осели,
где их приют и кров.
Не ведали доселе
таких сорвиголов.
Не праздные тетери,
ухватистый народ.
Добыть пушного зверя.
Достать из борти мёд.
Вспахать под рожь полянку.
Грибы собрать в лесу.
И утром спозаранку
в алмазную росу
погнать свою скотину
на пойменный лужок.
А как ледок застынет
да упадёт снежок,
наведаться к ведмеду
с рогатиной в руках.
Был удальцам неведом
в подобном деле страх.

Живут как берендеи.
(Они на том стоят.)
Как знают, как умеют.
Чужого не хотят.
Не то чтобы богаты,
но здравы удальцы.
Не отравили златом
заезжие купцы.
Их зорко охраняют
Дажьбог и Свентовит.
Кикимора лесная
на страже их стоит.
В капищах потаённых
всегда горят костры
за буреломом сонным,
у Ведьминой горы.
Там каменные боги
и старцы- ведуны
в заснеженной берлоге
зимуют до весны.
Опушки, редколесья
укрылись с головой.
Лежи себе да грейся
под шубой снеговой.

Но странное движенье
от полудня грядёт.
В нём нет успокоенья.
Скажу вам наперёд,
там запахи и звуки
враждебные лесам.
Готовьте ваши луки.
Молитесь небесам.
Угроза от полудня
крадётся по степи.
и завтра ли, сегодня
от схватки не уйти.
Рысями, тёмной ночью,
таясь, идет «изгон».
У них повадка волчья.
внезапность – их закон.
Они врастают в спины
испытанных коней.
Неясные картины
всё ближе и ясней.
За снежною завесой
на белом серый лес.
Погода воет бесом,
низвергнутым с небес.
Суров степной обычай.
свиреп над трусом суд.
А храбреца с добычей
в кочевье жёны ждут.
Границы леса целы.
Но это до поры.
Готовьте ваши стрелы,
точите топоры.

Лес дыбится стеною
сугробов и стволов.
Он всякому разбою
противиться готов.
Теперь он много ближе,
темнее и страшней.
Готовьте ваши лыжи.
Глядите веселей.
За вами ваши боги.
Вокруг заступник лес.
В сугробах нет дороги,
и воет снежный бес.

Неясные виденья
скользят среди дубов.
Ни волки, ни олени,
ни стая кабанов.
Идут сторожко, чутко.
Не разглядеть ни зги.
На них оленьи куртки,
оленьи сапоги.
Ясеневые луки
упруги и длинны.
Мозолистые руки
стрельбой закалены.
И под рукою кстати
у каждого топор
искусству ближней рати
обучен с давних пор.
Легки, проворны лыжи,
сноровисто бегут.
Без них никак не выжить
на этаком снегу.

Следы людей простыли.
Метель их замела.
В круженьи снежной пыли
темна и всё ж бела,
хмельна, подслеповата,
но погулять не прочь,
Она глуха как вата
зимой лесная ночь.
И так всегда от века.
Так было. Будет так.
Луна, круженье снега,
мороз и полумрак.
Под свежей белой пудрой
снега лежат, искрясь.
Метель ушла под утро.
Позёмка улеглась.
У края леса где-то
под пологом ветвей
застыли силуэты
решительных людей.

Спалило солнце-Сурья
восточный свой чертог.
Поднялся, торжествуя,
над миром Белобог.
Студёное светило
увидело внизу
то, что происходило
в заснеженном лесу.
У векового бора
зимовище ворон.
Там разослал дозоры
и спешился «изгон».
Коней в гурты согнали,
оставили заслон.
По пояс утопая,
вошли со всех строн
в сугробами обильный,
заиндевелый лес,
где ночью замогильно
шаманил снежный бес.
Кочевники спешили,
но шли без суеты.
Не многие тащили
короткие щиты.
Наизготовку луки.
И в панцирях и без.
Над ними сучья-руки
простёр хозяин лес.
Он строен был и светел
и будто бы готов
по своему приветить
незваных ходоков.

Из-за косматых елей,
разлапистых стволов
удобный выбор цели
для зорких лешаков.
Расслабь в запястье руку,
колени распрями
и дай свободы луку,
тянуть повремени.
Дыши не мелко, ровно
как на охоте зверь.
Без ненависти кровной,
без страха. А теперь…
Щепотью и до уха.
Маленько выжидай,
тяни единым духом
и плавно отпускай.

Из ничего пустого
возрос удалый свист
и разразился снова
пронзителен и чист.
И третий раз свистали,
но ошеломлены
пришельцы не слыхали,
не стало тишины.
Прогнулись разом луки
в поклоне поясном.
Родив иные звуки
на поприще лесном,
ударили тетивы
набором грубых струн.
И в них запели дивы
и взъярился Перун.
И засвистели стрелы
под пологом лесным.
Мир непорочно-белый
стал суетно-живым.

Нечаянные вскрики.
Густой вороний грай.
Призывы. Гомон дикий
и страсти через край.
Кочевники метались,
барахтаясь в снегу.
И многие упали,
запнувшись на бегу,
и боле не поднялись
с проснеженной земли.
Их больше не встречали
степные ковыли.
Пришельцы сбились в группы
кольцом спина к спине.
Что оказалось глупо
и гибельно вдвойне.
Безжалостные стрелы
невидимых стрелков
до смерти то и дело
язвили степняков.

Уж коли вышел биться,
ратись до крайних пор.
Мороз румянил лица,
а может злой задор?
Пришельцы отвечали
на стрелы ливнем стрел,
но вряд ли успевали
взять правильный прицел.
И вряд ли б уцелели,
когда бы против всех
внезапною метелью
не закружило снег.
Густою снежной ряской
заволокло обзор.
столь монотонно вязкой,
что смолк вороний хор.

Кочевники бежали.
На проводах «гостей»
отставших подгоняли
без помощи плетей.
Опять свистели стрелы
разбойникам вдогон.
И те, кого задело,
пополнили урон.
За лесом ждали кони.
За лесом был простор
и не было погони.
Молчал вороний хор.

В далекие кочевья
пришла дурная весть
оттуда, где деревьев
так много, что не счесть.
Где солнце светит хмуро
и нет числа врагам,
немногие батуры
вернулись к очагам.
Пришли пустые кони
к порогам новых вдов.
В зверином вдовьем стоне
нет человечьих слов.
Кочевья присмирели.
Но вряд ли будет впрок
наглядный и на деле
безжалостный урок.

Под звуки зимней ночи
у тлеющих костров
бег времени не точен
и много ярких снов.
Под звуки плавной речи
в сознанье детворы
мир многолик и вечен
является в шатры.
Волшебные преданья
журчат как ручеёк.
В них вьюги завыванье
и конницы бросок
к неведомому лесу,
что на краю степей.
Там дэвы – злые бесы.
Их не бывает злей.
И оборотни – духи
с младенцами в зубах
к мольбам и стонам глухи
там воплощают страх.
У них стальные луки.
Их стрелам нет числа.
Бестрепетны их руки.
И каждая стрела
находит грудь героя
и жалит как змея.
Никто не может сбоем
прорваться в те края.
Там правят злые боги.
Коварней нет богов.
А люди нравов строгих.
Упорней нет врагов.

Вовсю зима лютует.
Ковром лежат снега.
На полночь ветер дует.
В степи метёт пурга.
Усыпан белым пухом
на север долгий путь.
Как ни пойдёшь, по слухам
там леса не минуть.
Дубы стеной а ели
до неба достают.
И там на самом деле
не ангелы живут.

Застрекотала векша,
задёргала хвостом.
Зашевелился леший
под вербовым кустом.
Кряхтел по стариковски,
посапывал во сне,
потрескивал в берёзке,
поскрипывал в сосне.
Качнулась лапа ели,
роняя снежный ком.
Умаялись метели.
Безмолвие кругом.
А что там на отшибе
у векового пня?
Сугробы снежной зыби
и свежая лыжня.

Они идут на лыжах,
подросток и старик.
Один чуток пониже,
другой в плечах велик
и бородою ладен,
и шапкою космат.
Молодший, тот нескладен,
не дюж, не бородат.
Идут бесшумно, чутко.
неспешны их шаги.
На низ оленьи куртки,
оленьи сапоги.
Ясеневые луки
торчат из-за спины.
Ни запахи, ни звуки
сегодня не страшны.
Скользят послушно лыжи
и в вёдро, и в пургу.
Без них никак не выжить
на этаком снегу.