Как я стал спасателем

         (из цикла «Общение по Skype»)

    Отец мне с детства, показывал могилы охотников и рыбаков, не далеко от берега,  на Северной косе – не хоронили их на общем кладбище. Он пояснял – они попали, очевидно, в шторм, и там, на берегу, куда их выбросило волной коварной, девятым валом или ещё каким-нибудь другим, нашли они себе покой. Но на Земле, с тех пор, души у них не стало, летят они в пространство, в бесконечность, как души моряков – нет им покоя, поскольку, после смерти тела их были выброшены в море и нет возможности предать земле –  как требует обычай, с времён великих фараонов. А для потомков умершего, детей и внуков, –  нескончаемое горе, поскольку, тени-души приведениями долго мучают в кошмарных снах, напоминая о бренности души. О Господи... прости... помилуй... помоги – нам обрести покой, когда мы перейдем в другой,  нам не известный мир доселе... И помня, обычай этот и завет, я трижды жизнь спасал  других людей.   
    Тот первый случай произошёл в далёком детстве, когда рассохшийся «кулас» (лодка-плоскодонка), я паклей конопатил – готовились к весеннее-летнему сезону. Пришел со школы (учился в первом классе), мама покормила, уроки сделал все, с собакой Рексом поиграл немножко. Достал в кладовке деревянный молоток, чеканку плоскую – подобие отвёртки, только была она из дерева, (правда тупая, но по шире), льняную паклю. Моток бечевки взял, присел на стульчик и потихоньку так, умело затыкаю щели. А если пакля не проходит, то молоточком по оправке – тюк, бывало что и трижды: тюк-тюк-тюк. И ловко получалось так, отец прекрасным был учителем и накануне показал, как надо. Потом и мне вручил все инструменты, и, посмотрев-проверив правильность моей работы, довольный, произнёс: – Бяре келла (что значить молодец), сынок – прекрасным будешь рыболовом. Да, да не рыбаком, а рыболовом.
    Так вот, сижу я потихоньку конопачу, а рядом метров в двадцати, у водоёма пожарного, играют дети: сестра моя (три года было ей тогда), Баллы – соседский мальчик, на год меня моложе, и сестра Баллы – Биби (ей, как и моей сестре, в ту пору тоже было три). А водоём пожарный, был застлан досками, и прикрывался крышкой-лазом. Баллы открыл его, девчонки попросили, и маленькими детскими ведерками, зачерпывали воду и поливали кустики. Это потом нам дети пояснили, когда их допросили, что делали они у водоёма. И всё так шло прекрасно, тихо и нормально. Но вижу краем глаза, Баллы бежит к нам в дом и что-то моей маме, говорит, жестикулируя руками, показывает в сторону, где водоём пожарный. А мама как закричит, и, подбежав к калитки, схватилась за штакетник и вдруг остановилась, как вкопанная – впала в ступор. Она потом нам поясняла – от ужаса и страха, ноги отказали, не может  крикнуть, и только смотрит на меня немыми, странными глазами. Не знаю, толи сам почувствовал тот страх и боль её, а может быть из любопытства ради, я к водоёму побежал тогда. Смотрю в проём, и вижу пузырьки в воде. Мы часто в море, когда нырнёшь, из подводы на волю выпускали воздух. Красивое занятие. Всплывали пузырьки по-разному: те, что поменьше быстро; другие же, что покрупнее, как яйцо куриное, помедленнее, и чем-то были похожи на гриб от атомного взрыва, но только без ножки рванной. Тогда в нашем посёлке часто, в кинотеатре летнем, перед началом сеанса, показывали в Новостях этот фрагмент. А мы, мальчишки и девчонки, бесплатно наблюдали с пригорочка, и содрогались в ужасе увидев это, и часто ночью просыпались, когда во сне нам эти кадры повторялись, а может быть, и в двадцать пятом.   
    Но, только вижу, сквозь толщу мутную воды, как будто детская ручонка тянется на волю, растопырив пальцы, как будто ищет – за что бы ухватиться. Недолго думая, я быстро наклонился, прилёг на доски и, схватив эту ручонку, потянул наверх. И ошарашен был, когда из-под воды, зелёной, мутной – вдруг показалось личико моей сестры. Она как фыркнет на меня струёй воды и воздуха, как маленький китёнок. Но я не испугался. Легко поднял ребенка, поставил на ноги и мы пошли с ней рядом к маме. 
    А мама стоит всё у калитки, и не может сделать даже шага к нам навстречу. Как статуя – не двинуться и ни рукой пошевелить. И только, когда сестрёнка коснулась её руками – так мама сразу ожила. Схватила девочку и положив животиком на свою, в коленке согнутую ногу, а ну давай похлопывать сестрёнку по спине. Затем своих два пальца, зачем-то сунула ей в рот, и девочка срыгнула что-то чёрное. И мама так сильно испугалась – подумала, чего же дочка наглоталась. Но наклонившись, я поднял «жвачку» из гудрона (мы называли её «сакисс»), которым все в посёлке смолили плоскодонки.
     А во второй раз, когда мне было всего двенадцать, спасал парнишку лет примерно двадцати пяти. Но было это в Небит-Даге. Сказать по правде – не люблю я вспоминать, тот случай – чуть не зарезал тогда меня – толи лезгин, толи аварец... Кто их поймет, там, в Дагестане, Расул Гамзатов говорил их около восьмидесяти наций – такая путаница с ними. Но помню, в одной из мизансцен, он говорил мне: – Векере школды... Векере роков... Тогда не понимал его, это сейчас перевожу, примерно, как: – Куда суёшься школьник... Злой рок тебя настигнет... 
     Как хорошо – не претендуют они, наши соседи дагестанцы, на автономии, по языковому признаку. Подумать страшно, сколько было бы, нам не понятных произношений. Да ладно языки, а  сколько князьков удельных – эксплуататоров бы развелось, и не одних. Как трудно было бы народу прокормить, всю свиту князя, его Правительство: по экономике министра, по финансам-казначейству... и по культуре. А как же, кто будет разрабатывать Бюджет, планировать расходы и доходы, встречать и забавлять  гостей из-за границы. К тому же, им самим хотелось бы развлечься, там «За руб – ежом» (газета есть такая): на саммиты там разные поехать, побывать в оффшорах, чтоб опыт перенять, как лучше, тоньше и хитрее, народ свой обокрасть.
     А чем ещё им заниматься – ведь государства были б маленькими, ну скажем, как наши бывшие колхозы: народ-крестьяне сами знали, когда сажать картофель, пшеницу сеять, и вовремя собрать весь урожай... Вот тут-то вовремя Правительству удельного князька и подоспеть, как говориться – к пирогу. Как важно разделить его – себе бы отхватить кусочек по жирней, но так, чтоб всем бы поровну досталось... как акции Газпрома или Роснефти... или Росгидро, где всё ещё чубатые сидят. И развалив и растаскав всё понемногу, под видом реконструкции, затем возглавить что-то вроде Рос-нано-техно-идиото-логию. Или ещё какую-либо, нам не известную доселе, полито-воровскую-технологию по отмыванию и воровству. Судите сами – собрали как-то они смартфон, «отверточная сборка». Поскольку половина запчастей привезено с Европы, другая из Китая, но демонстрируют – как нано-нано, ино-ино и вацияю, то бишь сверхновая идея.  Но только, говорят, пока не конкурентная продукция: способностей тут нет у них по менеджменту, и чтобы продать её (вещь получилась, пока дороже почти в два раза, чем на рынке), будут просить Правительство – чтоб выделили деньги для создания ещё одной структуры: для рекламы, презентаций, подарков-подкупов. А как же, сейчас без них никак нельзя.
     – Алло... Да слушаю... Спасибо Юра. Это сосед мой позвонил. Сейчас он на Кубани, удит рыбу, признался не клюёт – сегодня, что-то  жарко. Но дело тут в другом... Ему звонил другой сосед наш общий, Вова, с известием, о том, что рядом с забором третьего соседа, Николая, на вишню рой пчелиный сел, и так жужжит опасно, грозно, агрессивно, что страшно Вове за женушку свою и внука... Не знает он, сосед Володя и его жена, такая хохотушка, что пчёлы улетая на новоё жильё, свой зобик-брюшко переполняют медом и нет возможности у них – жало вонзить и впрыснуть яд врагу, поскольку заняты другим их мышцы в это время – им надо бы нектар весь сохранить для новоселья. А так, когда ужалят, придётся впрыскивать и яд и мёд в чужое тело. Пчела, она хоть и из класса насекомых, однако, умная, как херувим, что охраняет ворота в рай. А у того, хоть сзади голова орла, но крылья мощные, как у пчелы с двойною тягой...
     Простите, что больше не могут продолжить разговор, нужно пойте помочь, нашим меньшим-малого братьям. Дождь будет к вечеру, и новый улей-домик – заранее я приготовил пчёлам роевым, поскольку на Кубани к концу июня – для старых маток время покидать родимый улей, и вместе с роем совершать обрядный  танец, который может оказаться прощальным и последним. Когда она, царица, вся гвардия ее, и свита и пчелы верные, с которыми все вместе, так дружно, стойко перезимовали, и вывели, подняли, поставив на крыло, потомство новое, теперь должны в последнем танце, в полёте, привлечь вниманье молодых, отбив их у соперниц-претенденток (до двадцати их может быть, и это только в первом рое) на корону. Соперницы-принцессы пока стройнее, тоньше в талии, и легче им в полёте спариваться с трутнями. А ёй, на время потерявшей власть, корону, трудней кружиться в вальсе, делать пируэты, хоть и постилась она последнюю неделю, и не поили её божественно прекрасным Маточкиным молочком, с энергией такой, что позволяло в сутки откладывать до двух тысяч яиц... Но всё-таки, осталась матка крупней и шире в талии и в бёдрах, а потому порхать ей тяжелей...  И может всё закончиться трагедией, как у Марии-Антуанетты.
      Пока, пока, до новой связи в Skype.

 26.05.2012г.