Письмо

            - Подарил бы мне завтра стихотворение!
              Только без ёрничанья! Хочу доброе и ласковое...
                Из телефонного разговора с адресатом
                в канун его дня рождения


Нежных виршей ты захотела?!

Я и к вздорным просьбам не глух,
хоть охотней ласкал бы тело,
а не твой сомнительный слух.
Впрочем, с телом не лучше дело –
до поры сильна его власть:
слишком много лет пролетело,
чтоб в былое безумство впасть.

Всё ушло – ни любви, ни злости…
Что ж нас держит стальной скобой?
Ведь ни в жизни, ни на погосте
не лежать мне рядом с тобой;
и похоже на паранойю
(хоть помалу справляюсь с ней),
что в груди, как заноза, ноет
память тех сумасшедших дней…

Мрак гнездился в моей "каморке",
и в душе было сплошь черно.
Ты вошла, раздвинула шторки,
распахнула настежь окно
и губами к моим прижалась.
Бог прислал тебя или бес,
или то была бабья жалость,
только вздрогнул я – и воскрес…

Уж прости, что вспомнил об этом,
несмотря на строгий запрет;
просто знай, тем далёким светом
до остатка дней я согрет,
а любила иль не любила –
не предмет для поздних скорбей.
Ты б хотела забыть, что было;
я ж – не вычеркну, хоть убей.
Кем ни стать тебе, хоть каргою,
вяло шамкающей во сне,
не сегодняшней, – той, другою,
так и будешь ты жить во мне.
А рассориться нам случится
(мы ж с тобою не голубки:
людям свойственно сволочиться –
сдуру, с горя, с жиру, с тоски),
можешь трижды меня ославить
и за что угодно пенять.
Много можешь к тому добавить…
Ничего не выйдет отнять.

P. S.
Вот такая вышла петрушка,
а ведь нужно-то было мне
только спеть в пунцовое ушко
о подснежниках, о весне,
о дорожках лунного сада;
без нажима спеть, без надсада
(не меняя сладкого лада
и не высказав правды всей)…

Нет уж – дудки!
И впредь не надо
скуки ради дразнить гусей.