Среди белых равнин припорошенных снегом

Среди белых равнин припорошенных снегом
распластай свое тело, согретое уличным бегом.
Застынь и узри: где-то волки в степях
ошарашено вертят мохнатой главою,
не привыкшие к фразам людским, но лишь к вою,
презирая собратьев на толстых цепях.

Это – чуткость ушей, либо тела в покое
только так начинаешь любить за такое –
однозначное чувство – своих корешей.
И открыв, закрываешь глаза, ибо больно
без защитных стекол, наблюдать, как невольно
опускается сталь, отделяя гол;вы от шей.

Для чего – не пойму, в этом мире цвета
всех оттенков защитных, желают открытого рта
и склоненных к земле силуэтов
среди ночи бредущих к костру,
словно к отчему дому – верста за версту,
или сотню таких. Но желающих лишь справедливых ответов.

Дай им Бог добрести, а дальше – не суть
ибо смысл не в том, чтобы вынудить жуть
обрести очертанье знакомого с плотью лица,
но - когда отступает морозящий страх
и, возможно, в загубленных временем снах
все свернется в себя - это будет началом конца

тех ниспосланных волей чужою, растоптанных дней.
Обернувшись, в попытках зрачка,  хоть огней
увидать! И учуять чеканящий шаг молодца
не привычкою, нет, но подкоркой живой,
не поверив сначала, кудлатой вертя головой
в ожидании своем  именного свинца.

Дай им Бог обрести столь желанный покой,
ведь с доступностью савана,  как не укрой, –
проступают черты человечьего тела.
Пусть волкам невдомек, удивляясь всем песьим лицом
отчего поменялись они с тем лихим молодцом
не окрасом шерсти, но равниною белой.