Детство без отца

(С дополнением).

Моя формула:
«Любовь ребенка к матери – заслуга природы, любовь ребенка к отцу – заслуга отца».
То, что я скажу сейчас о своем отце, мне важно не для того, чтобы рассказать о моем детстве, не для того, чтобы открыть что-то о себе.
Но для того, чтобы понять, как такое может быть? И почему?

Папа был дирижер, композитор, погиб, когда мне не было полутора лет.
Мое отношение не связано с его образом.
Детство без отца. И вот что страшно.
Можно сделать тест, провести соцопрос: «Что означает детство без отца»?
Могу состояние положить на карту, что ни один пункт ответов не совпадет с тем, что я сейчас скажу.

Мне приходилось учиться во многих школах, видеть немало разных семей, бывать в разных домах. Случались крепкие дружбы, обсуждалось с детьми то, что происходило их семьях.
Диапазон и динамика такова: за 10 лет у меня сменилось 8 общеобразовательных школ, что говорит о разных коллективах, разных знакомствах.
Плюс спортивные школы (почти все виды спорта, какие были доступны) и несколько музыкальных школ, и каждое лето – три месяца пионерлагеря – широкий круг людей, семей, детей и их родителей.
Характер у меня был открытый, дружбы велись взапой: с доверием, откровениями, как у всех активных, развитых детей.

Об отцах

Теперь о главном:  никогда, ни при каких обстоятельствах, ни разу за все детство мне не пришлось пожалеть о том, что у меня нет отца.
Никогда – ни в детстве, ни в юности мне ни разу не пришло в голову, что отсутствие в семье отца – это потеря.

Видя другие семьи, их нормальные взаимоотношения, вот что мне приходило в голову: отсутствие отца – это преимущество.
Всякий раз, всякий! Когда  приходилось бывать в гостях у  одноклассников, мы вместе играли, и все было хорошо, пока не появлялся чей-нибудь папа, и нас, детей, тотчас гнали.
– Пришел с работы папа, пора убираться!
Не обязательно этот папа был драчуном, алкашом или дебоширом, просто с его глаз следовало исчезнуть!
Ведь домой он приходил отдыхать, а дети – помеха для всего, что ищет расслабления.
Почти в любой семье сохранялся определённый уют и свобода, пока в доме не появлялся их папа.
От друзей и просто знакомых ребят часто приходилось слышать:
– Ой, скоро папа придет, пора сматываться!
Или:
– Привет! Папаши дома нет, заваливай!

Чей-то папа пил.
Мои мысли: как хорошо, что у меня этого нет!
Кто-то, нашкодив, боялся папы, кто-то, получив двойку, был бит папой.
Чья-то мама ссорилась с папой, были скандалы.
Чей-то папа гулял, уходил, приходил. (Ребенок стыдился, страдал.)
Чей-то папа бил маму, и во мне рычал волк: если б это случилось в моей жизни, какой выход? – сжечь дом, город, себя, его…
Чей-то папа не выносил чью-то бабушку (теща), а она хорошая.
Другой папа был военный и крыл свой дом матом.
Третий папа…

В общем, бесконечный список, в каждом пункте которого одна мысль: папа – это бедствие.

Заиграешься с кем-то в доме, чья-то мама улыбнется, накормит, а то и стоит в дверях,
чувствую – любуется нами: играйте, дети!
А то вдруг зайдет – чужая, озабоченная – и скажет:
– Сейчас папа придет! Ну-ка быстро собирайтесь и марш отсюда!
Бывало, что и выскользнуть не успеешь, а он заходит, этот чей-то папа. Неповоротливо снимает обувь в тесной прихожей, и ноги воняют нестерпимо, и думаешь: ужасный, как хорошо, что у меня нет этого.
Помню, как чьи-то мамы разговаривали о наших школьных делах, вникали в них.
Но никогда ничей папа не сказал мне, за все мое детство, ни одного живого слова, ничем не угостил, ничем не поинтересовался, даже просто не погладил по голове.

Можно подумать, что у меня был страх перед родителями, боязнь пап?
Нет, не было комплексов, скорее, папы моих товарищей боялись побеспокоить себя об мою природную живость.

Чьи-то папы

В присутствии чьего-то папы, если нас и не прогоняли, то все равно жизни не было. Чувствовалось, что он терпит (это были лучшие папы, способные терпеть нас) через отношение к нам, как к помехам. Как к чему-то, что мельтешит на экране, когда ты смотришь футбол.
Две страшные вещи моих детских и юношеских ощущений, в которых отсвечивалась жизнь вокруг:
Первое – чувство большей свободы без папы.
Второе и главное чувство: жизнь более безопасна без папы.
Потому что от пап в целом исходила какая-то угрюмая беда, с перегаром, тревогой и равнодушием.
Это мои искренние и истинные впечатления, вынесенные из обычного окружения моего детства.
Мне, конечно, не приходилось связывать их с моим родным папой.
У меня не было о нем ни малейших воспоминаний.
При упоминании о нем у мамы вздрагивали губы, она любила его, он погиб.
Но это другая история.

Наверно, он был прекрасным, мой папа, писал музыку, любил…
Все мои чувства не к нему, не о нём, это просто отражение жизни.
Безотчетное, отражение, отсвет.
Не говорю, что отцы плохие, у каждого свои примеры, но в детстве у меня не было возможности анализировать, понимать, любить умом за, то и ценить за это.
У меня просто были не замутненные нужными понятиями чувства, рефлексия, если хотите.
Это впечатления не наученные, как надо относиться, что ценить, как и за что.
Это просто реакции на окружающую жизнь.
И самое... мгм... странное – то, что с возрастом переоценки этих ценностей не произошло.
Сама картина, конечно, изменилась. Теперь я понимаю иначе, чем тогда, и могу оценить, и знаю хороших пап, глазами их взрослых детей, но в общем, это сути не меняет.
То, что папа хороший, понимаешь с каким-то усилием, с объяснениями.
И примеры других ситуаций – они, конечно, есть, но на стандартную картину не влияют.

Если мое взрослое отношение к отцам проскальзывало в общении, то в ответ мне приводились довольно банальные примеры, в которых выпирали два факта.
Первое – видно, что хочется противоречить. Чесотка спора и бытовые  пересказы своих детств, (интересные только рассказчику.)
Второе – желание выделиться: а вот у меня!… И все приукрасить, и как-то беспомощно прихвастнуть, замыленной чужими внушениями памятью.

Поэт Шаламов говорил, что на Колыму приезжали за мужьями женщины, но никогда за женами мужья.
Ахматова говорила, что плохо стала относиться к мужчинам, потому что в очередях в тюрьмы стояли, чтобы сделать передачу, одни женщины.
Чуковская думала, это оттого, что сидит больше мужчин.
Но Гинзбург (мать Аксёнова) в «Крутом маршруте» писала о том, сколько женщин сидело, и как.
Будучи человеком взрослым, могу понять и чувствую себя вполне нормально с другими родителями, но стоит взглянуть на них через чувство ребенка, их ребенка, и снова – мгм…

«Бывший» ребёнок

Сплошь и рядом отцы бросают детей.
Не считаю правильным связывать этот факт с фактом развода.
Жена и ребенок – разные категории.
Жена может стать бывшей.
Этот термин применим к понятию жена.
Но ребенок бывшим стать не может!
Можно сказать: познакомьтесь,  моя бывшая жена…
Но нельзя сказать: познакомьтесь – это мой бывший сын, сейчас и я сам с ним познакомлюсь.
По какому праву отцы присвоили себе подлость, как норму: бросать детей?
Мать остается  с  ребенком,  тянет на себе груз, предназначенный  двоим.
Еще  и вынуждена создавать  из отца-предателя образ «летчика испытателя», то есть отца-героя. Потому что сознание – отец погиб, легче переносимо, чем понимание: отец бросил.
 Смерть – горе,  но ею можно гордиться, а брошенность – хуже смерти: она унижает.
 Ты такое ничто, что не нужен, даже тому, кто тебя родил, кому ты тогда вообще нужен?
 
Сыновья, выращенные при живых отцах, без отцов – дети предателей, а не героев – это факт, нравится он вам или нет.
А мать, после всех жертв,  вместо награды несет жертву вины.
Ребенок рано или поздно узнает правду.
– Ты лгала мне всю жизнь!
А каково узнать, что ты сын не героя, а труса?
Потому что сбросить с себя ответственность за ребенка, под любым предлогом – это прежде всего трусость. (Страх взвалить на себя: то есть меньше, спать, гулять и так далее.)
Как разрубишь этот узел фарса, лжи и страданий?
Ответ отцов: «Она не дает ребенка», – не принимается.
Это оправдание себе, своей лени, безразличию, жадности и тупости.
 
Вы взрослый человек – вы сами строите свои отношения – вы отвечаете за них. Но – не ваш ребенок.
Предательство и подлость – тоже всегда имеют причины. Чтобы не совершать таких вещей, требуется стойкость, воля, мужество.
Вот и проявляйте по отношению к своим детям эти качества! Тем более что они имеют прерогативу считаться мужскими.

Принципы наоборот

Пишу всё это только для того, чтобы подумать об этом.
Практически каждому мужчине предстоит быть отцом. И это не спонтанный ход жизни, к нему надо умом готовиться, умом в первую очередь, потом уж все материальное.
Родители часто руководствуются таким принципом: я так рос, и он пусть знает! Или: меня лупили, и я!
У меня другой принцип: сделать моим детям, в каждом моменте их детства, лучше того, что выпало мне.
И если у меня было что-то неладно, то не допустить, чтоб с ними происходило так же. Для этого нужны всего две вещи.

Первое – любить их  превыше своих удобств.
Второе – не загаживать свой мозг общими понятиями, живо чувствовать то, что чувствует ребенок, исходить из его особенностей, его ощущений, а не общих правил на этот счет.

Результат равнозначен вкладу.

Вырастив своих детей и отражаясь теперь в них, и в их любящем отношении, могу твердо сказать: мы получаем то, что воспитали.
Эти выводы уже не на уровне рефлексий, но на уровне опыта.
Проанализировав самые мощные несовпадения в теме: «Путь  наших детей  и наши пожелания», – вижу: все то, что мы получаем, есть результат наших вкладов –
осмысленных или непроизвольных.
Многие получили не то, что думали, мечтали или воображали.

Но ты не можешь дать того, что не имеешь сам!
Поэтому – приобретай смолоду, копи, чтобы было чем делиться и что отдавать.
Счастье, когда мои детские восприятия пап получают отпор. Чем грандиозней отпор – тем больше счастье.
Отношение к моему эссе «Детство без отца» необыкновенно тем переворотом, что его автору  согласие с ним читателя – в горечь, а противостояние – в радость.
Милый, милый папа, жаль, что многое мы не можем понимать в детстве, а можем только рефлексировать, не осознавая  причинно-следственных связей.
Кто поспорит со мной, защищая, свою любовь к отцу – слава Богу.
Я пишу глазами ребенка того времени (70-80-е годы) – может быть, теперь что-то изменилось.
Главное – чтобы каждый в своем отрезке жизни и судьбы оставался честен.