Пустошь

Как ни странно, девочка была красивой.
Светлые-светлые волосы, длинные к тому же, были заплетены в две косички; белоснежные пушистые крылья за спиной выдергивали из памяти картины да Винчи с пухлыми херувимами и новорожденным Иисусом, всезнающим и мудрым уже в младенческом возрасте.
Красный ее портил, но красного было мало. Губы, яркие, скорее даже алые, были словно нарисованы кровью на кукольном лице, и размазаны по нему ладонью. И основание крыльев – словно тупым ржавым ножом сделали прорези на спине. Странное сочетание мягких маховых перьев, белых, словно припорошенных позднезимним снегом, и жестких пушковых, пропитанных бордовым приковывало взгляд и заставляло завороженного наблюдателя невольно морщиться, желать отвести глаза, но все-таки смотреть на ребенка.
Девочка была одета в легкое бежево-золотистое платье, которое легким облаком колыхалось вокруг тонких ног, невесомо ступающих по земле, пропитанной потом и кровью павших в неведомой войне без победителей и побежденных.
Взгляд девочки блуждал по пустоши, изредка останавливаясь на копьях, с силой воткнутой в землю в знак чей-то видимой победы.
Она остановилась возле хрипящего мужчины, чья грудь была залита кровью из-за проткнувшей тело стрелы.
Его глаза расширились от ужаса, стоило только ее миловидному личику появиться в пределах его взгляда. Попытка отползти не принесла достойных плодов – мужчина оперся на локоть и тут же бессильно упал, застонав от отчаяния и боли.
Эхо разнесло над пустошью тихий голос девочки.
- Не бойся меня, я просто хочу помочь… - она протянула руку к груди мужчины, и тот застонал еще громче.
- Уйди, дьявольское отродье! Мне не нужна твоя помощь!
Светло-ореховые глаза ребенка, чуть отливающие золотым в лучах садящегося за горизонт солнца, наполнились слезами.
- Почему? Почему ты ее отвергаешь?!
Мужчина волевым усилием заставил себя поднять руку и перекрестился, не отводя испуганного взгляда от ребенка.
- Ты… ты сама знаешь, дитя Сатаны!.. – выплюнул он с искаженным гримасой лицом. – Ты убиваешь, думая, что помогаешь нам! Ты ходишь по деревням и селам, неся мор, ты появляешься на поле боя – и вместо битвы начинается резня! Ты не несешь помощь, ты несешь смерть!
Девочка поднялась с колен. Даже не отряхнулась и заговорила.
- Я несу успокоение… Вы не понимаете! – голос стал громче, и в нем послышалась сиплость, несвойственная звонким детским голосам. – Вы уже мертвые! – она развела руками и вновь посмотрела на мужчину. – Вы не верите ни во что, кроме власти! А ваша алчность!
Мужчина крикнул, перебивая ее:
- Ты рушишь храмы, не оставляя на их местах ни камня! Ты, та, которая не чтит ни Церковь, ни Бога, которая без сомнений убивает младенцев в их колыбелях и беременных, задремавших в креслах?! О какой вере ты говоришь… Майланна?
Имя было произнесено. Над пустошью собрались свинцовые тучи, вот-вот готовые пролиться на землю дождем, не дающим успокоения, но режущим израненную кожу.
Девочка вздрогнула, но через несколько бесконечных мгновений ее взгляд опустел и она опустила руки.
- Мне дано видеть слишком многое… Я говорю о вере… - тихо начала она, - Вере во что-то… Но вы не верите ни во что… - ее голос окреп. Так воздастся же вам за ваше неверие!
Она развела руки и вскинула голову, подставляя лицо начавшемуся дождю.
Он обжигал, и по пустоши раздались умирающие стоны людей, которые еще не оставляли надежду вернуться живыми. У многих из них с шеи свисали крестики, которые плавились под ударами острых капель и впечатывались в кровоточащую кожу.
Та, которую назвали дочерью смерти, не слушала эти стоны. Она молча шептала, разговаривая с дождем.
- Вера… что для вас Вера, люди… Что для них Бог? Что для них Дьявол? Что для них Ад и Рай?
Дождь вторил ей мягким шепотом, не трогая светлую кожу ребенка.
- Научись верить в людей, Майланна… Надеюсь, кто-нибудь все же убедит тебя, что ты не… - в агонии прохрипел мужчина, у которого по вискам стекала жидкость из расплавленных глаз. Он дернулся и замолчал.
Девочка не слушала. Она улыбалась в небо, которое поддерживало ее всегда, которому было плевать на истину, плевать на Владык. Оно шептало девочке о ее правоте, правоте тысячу лет назад и правоте на тысячу лет вперед.