Подсолнухи

У него были рыжие, почти красные волосы. И веснушки - много веснушек.
Он был игроком.
Не тем, кто ставил на все. Не из тех, кто может убить за последнюю монету, нет. Он давным-давно должен был быть преданным анафеме за одно то уныние, что снедало его с утра до следующего утра в гнетущей цикличности, не отпуская и в тех смутных снах, что виделись ему душными ночами.
Его отец был убит его матерью в жестокой перепалке - он часто пил, семья почти не видела его трезвым, он бил жену и поднимал руку на сына. Он учил ребенка жестокому обращению со всем живым, что его окружало, но, воспитываемый в основном матерью, женщиной забитой, но доброй, малыш все-таки не утратил наивно-невинной любви к природе и ее питомцам. Однако в одну из довольно привычных перебранок женщине под руку попалась раскаленная кочерга, которой она забила своего мужа, вряд ли понимая, что происходит. Через несколько дней она с сыном в спешке покинула деревню, и несколько лет подряд мальчик, который только-только пошел в первый класс, из года в год менял школу.
Мать призвали к ответу через десять лет, и уже юноша остался без семьи, вынужденный обслуживать захудалый дворик и - раз в месяц - высылать скудные посылки и короткие письма матери. Впрочем, от последнего он был избавлен на первом же году ее заключения; мать умерла от тифа в тюремном госпитале.
А ее сын загибался от тяжелого состояния, которое ученые мужи окрестили бы депрессией и синдромом хронической усталости. Он не пил, отец привил ему жесточайшую аллергию на алкоголь, но из сердца не уходила тоска, а в голову не приходило желание жить.
Так или иначе, в конечном итоге он нашел утешение в игре. Сидя за колесом рулетки, он в отупении смотрел на бегущий по борту шарик, оставляя мысли и переживания далеко за пределами игрового клуба.
А она была подсолнухом. Ее волосы были светлыми, светлее, чем натуральный лен. Мало у каких детей бывает такой цвет волос, а она, в неполные двадцать, сохранила его неизменным. У нее были странно тонкие, без выраженных мышц руки и фигура мальчика-подростка - угловатая, и, что греха таить, плоская. Зимой она жила в деревне, у женщины, которую называла своей тетей, а летом уезжала куда-то в город. И всегда, всегда ходила в платье и легком свитере на запахе, и это при морозах, которые в тех краях бывали такие, что без большой нужды дверь из избы на улицу не открывали.
А она все ходила в платьицах и светло-бежевом свитере, да в валенках на босу ногу. И никогда, никогда не болела.
Так видели люди. И даже перестали чураться и обсуждать.
Но никто, даже ее "тетя", не знал, что в конце каждой весны она уходила на поле, облюбованное ею в течение марта, целый день проводила на нем, лежа в его центре и смотря в лениво ползущие по небу облака, а к вечеру раздевалась и, легши на живот, раскидывала руки и выдыхала. Медленно, долго. А потом ее глаза закрывались, и тело ее принимала земля - за считанные минуты. А на следующий день все поле покрывали яркие, сильные подсолнухи. Земля ей давала убежище от жгучего солнца, а она давала земле свои волосы, вырастающие корневищем под всем полем и прорастающие на нем яркими цветами.
Подсолнухи срывали, но это не было для нее болезненным; вряд ли она вообще это чувствовала.
Так было каждый год. Она не любила жару, он не любил людей. Каждые полгода она отдавалась земле, каждую неделю он предавался игре.
Но в один год все изменилось.
Дорогу, которой он совершал свой обычный рейд "дом-клуб-дом", затопило разлившейся из-за непривычно обильных дождей рекой, и ему пришлось выбрать отличный от обыкновенного путь, который пролегал через ее поле.
Его пронзило от яркого, не запыленного цвета подсолнухов, и от их обилия. Мгновенно пронеслись в голове воспоминания детства, и захотелось просто лечь и уткнуться в согретую солнцем землю, среди этих подсолнухов, и лежать, бездумно... Сразу как-то отступила тоска.
Он несмело ступил на поле и, решившись, рванул вперед. Захлебываясь неясной природы криком, ветром срывая непрошеные слезы с глаз. Добежал до середины, упал на колени и сжал в ладонях мягкий травяной покров, приятно холодящий руки. А потом неловко упал на бок и лежал, лежал... среди невыносимо желтых подсолнухов, под невозможно голубым небом.
И даже казалось, что земля что-то шепчет ему, что-то успокаивающее. Тихое, неразборчивое, но умиротворенное.
Он уснул на поле, и впервые за долгое время он спал спокойно.
Он ушел домой поздним вечером, но, даже когда проезжую дорогу вновь восстановили, он пошел в игровой клуб через подсолнухи, а после - и вовсе просто так. И с каждым приходом его внешний вид становился все лучше, а на сердце - все легче. Но каждую неделю он ходил играть, не в силах отказаться от пагубной привычки.
Ближе к октябрю он снова пришел на поле и лег в его центре. В этот раз подсолнухи (такие же яркие и здоровые к середине осени, как и в начале лета) были странно оживленными и поблекшими. Он не заметил, как они начали шуметь - в безветренную погоду! - и съеживаться. Он лишь почувствовал дуновение холода, так непривычного на этом подсолнечном поле.
Приподнявшись на локтях, он с неприятным удивлением заметил, что подсолнухи один за другим медленно падают на землю, а рядом с ним из земли проявляются очертания девушки.
Она была нагой и красивой, мертвенной красотой. Постепенно ее тело оказалось лежащим на земле, и, когда подсолнухи стали жухлой травой, девушка открыла глаза.
Ему не пришлось объяснять, кто она, как ей не пришлось допытываться, кто он - ведь столько дней подряд она разговаривала с ним, тихим успокаивающим шепотом, дающим стимул жить.
Ее "тетя", женщина добродушная и молчаливая, хоть и догадывающаяся о многом, жила в соседнем поселке, и каждый день он приходил к ним, даже в самые суровые морозы, иногда оставаясь у них на ночь. Они почти не разговаривали, только лежали вдвоем на половицах в ее комнате, и без улыбки смотрели друг другу в глаза. "Малахольные" - твердили одни. "Дьявольщина" - хмурились другие. Но ни те, ни те ничего не могли изменить.
Как она не могла ничего поделать с его потребностью к игре. Когда наступала среда, его с самого утра начинала бить лихорадка, а она как-то сразу грустнела и запиралась в комнате. В такие дни он появлялся только к обеду, наскоро помогал по дому, и убегал, стараясь не пересекаться с девушкой взглядом. Ночевал по средам он у себя.
А потом пришла весна. Она все чаще сидела дома, у погреба, и часто выходила на улицу в ветреные дни. Он, зная, что в начале мая она уйдет, старался как можно больше времени проводить рядом с ней, и титаническим усилием воли продержался весь апрель без походов в игровой клуб.
А потом... была среда. Она уже не могла дольше часа находиться на улице. Весь месяц он уговаривал ее не уходить, и окончательное решение должно было быть принято именно сегодня. Она целый день сидела в прохладной дровнице в ожидании него. А в конце дня, попрощавшись с хозяйкой дома, ушла на поле.
Он, пошатываясь, шел из клуба. В кармане приятно звенели монеты, а в голове не менее приятно гудел сквозняк, напрочь выдувший оттуда воспоминание о важности этого дня. И оно пришло, но слишком поздно - девушка была наполовину в земле, а ее волосы длиной доходили до двух метров.
Все было тщетно - уговоры, признания, попытки разрыть вроде бы податливую землю... Он провел ночь на поле, попал под мелкий дождь, и всю следующую неделю пролежал дома с простудой.
А потом начал ходить к ее тете, помогая по небольшому, но добротному хозяйству, прекратил спускать деньги в клубе, и каждый день приходил на поле. Но оно молчало.
Прошло лето, наступил октябрь. Но подсолнухи отцветали медленно, как и полагается всем нормальным подсолнухам; часть погрызли гусеницы, часть растащила ребятня из соседних деревень... Но девушка не вернулась.
В ту же осень депрессия нахлынула с новой силой. Он был бледен, и люди замечали, что он мог, идя по улице, внезапно остановиться и начать методично качаться из стороны в сторону, напевая какую-то безмелодичную мелодию, аритмичную и немузыкальную. Он много рисовал и помогал по дому ее "тете", удивленной, почему девушка не вернулась, но не поднимающей большого шума.
Весной он умер. Рассказывали, что он утонул в болоте, что его загрызли волки... Но в конце апреля он отправился прогуляться, как сам сказал хозяйке дома, у которой поселился по ее настоянию еще зимой, и пропал.
Его тело так и не было найдено, а той же весной между деревнями появилось огромное поле подсолнечников - с ярко-желтыми и красными цветами.