он для счастья в этот мир пришёл...

Он для счастья в этот мир пришёл,
Но любви и ласки был лишён.
Он не нужен, он дитя греха.
Жизнь его – такая чепуха

Для неё, которая сейчас
Отрекается, не пряча глаз:
«Да, не нужен. Да хочу отдать.
Что с ним будет, право, наплевать.

Свою жизнь должна устроить я,
И сейчас мне ни к чему семья.
Я не выношу, как он кричит.
Ну, скажите же, пусть замолчит.

Покормить? А вдруг испорчу грудь?
Может быть, покормит кто-нибудь?
И вообще, простите, мне пора,
У меня есть поважней дела».

И ушла, захлопнув с силой двери.
Женщина-кукушка – хуже зверя.
Предала, увы, родная мать,
Что ещё от этой жизни ждать?

Будет ли жестока для тебя,
Или станет баловать любя?
Пощадит птенца в гнезде чужом,
Иль ударит со спины ножом?

А пока мальчишка тихо рос,
Задавал всем женщинам вопрос:
«Ты моя мамуля? Нет? А жаль».
А в глазах смертельная печаль.

По ночам он часто маму звал,
Лишь её, родную, рисовал.
Сядет у окна и тихо ждёт:
«Может быть сейчас она придёт?»

А конфетку, что в подарок получал,
Прятал для неё и так скучал,
Так страдало сердце малыша,
Так металась детская душа!

Даже взрослых удивлял порой
Фанатичной преданностью к той,
Что его так подло предала:
У меня, мол, поважней дела!

А он ждал, он встретиться хотел,
Но с годами, как-то охладел:
«Что ж, не нужен, так тому и быть.
Я попробую о ней забыть».

Эта же, так называемая, мать,
И не думала о сыне вспоминать.
Жизнь разгульная, пиры то там, то тут,
Для чего ей надевать хомут?

Ни к чему ей слёзы детских глаз,
Непонятный лепет «глупых» фраз,
Эти вечные: «зачем и почему».
Ни к чему всё это, ни к чему.

Ведь она свободна, молода,
Независима, уверенна, горда.
В доме вечно музыка звучит,
Только сердце матери молчит…

Время шло, менялось всё вокруг,
Как-то и друзья исчезли, вдруг.
Докатилась медленно до дна,
Оглянулась: «Боже, я одна!»

Одиночество, какой ужасный сон,
Но, ведь, где-то есть на свете ОН.
Разыскать, о милости просить!
Может, сможет сын её простить?

Пощадит, уважит седину,
Не оставит умирать одну.
И впервые, за десятки лет,
Совесть вырвалась на белый свет.

Искренние слёзы, в этот раз,
Хлынули из постаревших глаз.
Поняла никчёмность жизни той.
«Счастье» обернулась пустотой.

Сын простил ей тяжкий, смертный грех,
Удивляя благородством всех:
«Не могу тебя я осуждать.
Ты же, всё-таки моя родная мать.

Нелегка была судьба моя,
Но за это Бог тебе судья.
Я не отрекусь, как ты тогда,
И тебя не брошу никогда»…

Нам, возможно, тяжело понять,
Как он смог простить за это мать,
И насколько благородней и умней
Дети этих блудных матерей.

23.04.2002.