Дом над озером

Сегодня, когда спрос не успевает за предложением, а предложение за спросом, когда есть товар (в том числе и поэтический) на любой, самый изысканный и даже извращённый вкус, особенно хочется чего-то чистого и не вредящего здоровью. Условно говоря, перед прилавком с батареей винных и коньячных бутылок хочется простой чистой воды. Кто пил воду из деревенского колодца, хорошо меня поймёт.

                Тишина и простор… Отражаются в озере горы.
                Мимо окон орлы пролетают, неспешно паря.
                Дом стоит на горе. Под горой – кипарисовый город
                Зажигает огни, лишь вечерняя меркнет заря.

                Этот вид – ненагляден. Пейзаж – величав и спокоен.
                Горный воздух хранит ароматы некошеных трав.
                Здесь – два шага до рая, здесь воля – в союзе с покоем.
                Цепи гор – в ожерелье огней, да роса по утрам.

       Эти бесхитростные строки отсылают нас прямиком к лучшим образцам русской классической поэзии, к тем временам, когда глаза не сравнивались ещё с тормозами, а висящие на дереве груши не напоминали (другому стихотворцу) мужские гениталии.

       Необходимо сказать несколько слов об авторе приведенных двух катренов. Михаил Резницкий родился в 1937 году в Петербурге (у меня язык отказывается выговаривать позорное наименование Ленинград). Будучи пятидесяти пяти лет от роду, Михаил эмигрировал в США, где его судьба сложилась весьма удачно: он разбогател и построил дом на горе в двухстах километрах от того самого Сан-Франциско, в притонах которого «лиловый негр» всё ещё подаёт манто прекрасной незнакомке из песни Александра Вертинского. Следует заметить, что вышеозначенный дом Михаил построил практически своими руками, и так же собственноручно насадил сад, урожай от которого он раздаёт друзьям. Стихи Михаил начал писать в таком возрасте, до которого русские люди редко доживают: в без малого семьдесят лет. И, как в предыдущих своих начинаниях, в стихосложении Михаил добился завидных успехов, чему свидетельство – лежащая передо мной книга «Дом над озером», изданная почему-то в Киеве.

       Можно предположить, что в книге будут изобиловать минорные мотивы, продиктованные ностальгией по далёкой утраченной родине. Ничуть не бывало! Этой широко распространённой квасной тоской Михаил совершенно не болен. Вообще, он как будто воспринял в качестве первой и единственной заповеди афоризм Козьмы Пруткова: «Если хочешь быть счастливым – будь им». Но и восторженного оскала блаженного идиота вы в книге также не найдёте. Михаил зорко видит и тонко чувствует. Он прочно стоит на земле, но не забывает и о небе. Да и как о нём забыть, когда оно переливается всеми красками радуги прямо в окнах твоего дома:

                Небесный свод вуалью голубой
                Закрыл от нас далёкие светила.
                Но вот приходит срок, и час ночной
                Вступает в право обладаньем мира.

                И звёздный свет охватывает нас…
                И мы, об этом не подозревая,
                Шагнув с порога дома, всякий раз
                В открытый космос выход совершаем.

                Земля, Кассиопея, Волопас…
                В словах ли суть? Едино мирозданье.
                Мы видим звёзды. Звёзды видят нас.
                И в этом – ночи чудное призванье.

       Вот он, пример поэтической зоркости: не только мы видим звёзды, но и звёзды нас видят. А если видят, то, может быть, и слышат и даже испытывают к нам какие-то чувства… Казалось бы, такая близость к небу, хотя бы в физическом смысле, должна была бы настраивать поэта на мистический лад, тем более, помятуя о его (поэта) национальной принадлежности. Но Михаил не беспокоит Господа по пустякам, не поминает имя его всуе, как делают, к сожалению, многие современные стихотворцы, из коммунистов-атеистов внезапно переделавшись в истовых христиан или иудеев. Свои отношения с Богом Михаил сформулировал в одноименном стихотворении «Мои отношения с Господом», всего в пяти катренах. Эти отношения очень просты: не связанный ни с одной конфессией, Михаил верит в Бога, чувствует свою невидимую с ним связь и благодарен Богу за всё:

                … Живу. Мой дом на миром вознесён.
                Иду своим путём, своей дорогой.
                Пусть не обрезан я, и не воцерковлён,
                Но верую. И благодарен Богу.

       Не нужно думать, что Михаил живёт отшельником на своей горе. Он много путешествует: то по Австралии, то по Южной Америке, и в Израиле пристраивает свою записочку меж камней Стены Плача. Путешествиям посвящено множество ярких, сочных по слогу и зрительному ряду стихов. Не забывает он и Россию: каждые три года прилетает в родной Петербург навестить друзей, а также заглядывает в Москву, где друзей у него тоже немало. И всех добросердечно приглашает в гости. Но где мы, и где Сан-Франциско…
       Вот какой представляется Михаилу, урождённому петербуржанину, его «малая родина» в стихотворении «Ожидание встречи с Приладожьем»:

                Лишь промчит расцветающий май,
                Прогремит долгожданными грозами,
                Я приду в можжевеловый край,
                Где живёт серебристое озеро.

                Где плотины возводят бобры,
                Где звенящих ручьёв междометия,
                Там, где люди спокойно добры,
                Где берёзы считают столетия,

                Где теряется ель в небесах,
                Зреет россыпь куста голубичного,
                Где поныне траншеи в лесах
                Восполняют людскую забывчивость.

       Серебристое озеро в можжевеловом краю срифмовалось с озером в окрестностях Сан-Франциско, и покой и воля, которыми дышит пейзаж, не хуже, чем в доме на горе. Даже люди «спокойно добры». Идиллическая картина, если бы не траншеи. Под «забывчивостью» здесь имеется в виду не то, что мы забыли войну. Нет, мы не забыли ни войну, ни победу. Но, увы, мы не помним (или не хотим помнить), какой ценой эта победа досталась. А досталась она ценой жизней миллионов наших сограждан, и мы даже эти миллионы сосчитать не можем: то ли двадцать, то ли сорок, Бог его знает… Как с горечью писал Юрий Лорес: «Да бабы есть. Ещё народят». Вот и дождались: в Сибири бабы от русских уже не рожают, выходят замуж за китайцев.

       Протестанты верят: кто процветает, тот угоден Богу. В России за такую веру могут и побить. А вот Америка процветает, и вместе с ней в доме над озером процветает поэт Михаил Резницкий. Любит вкусно поесть и выпить, не обделяет своим вниманием женский пол. И даже в синагогу не ходит. И тем не менее, Бог ему явно симпатизирует. За что? Возможно, уже за одно то, что Михаилу совершенно чужд грех уныния, привычный для России. И поэзия Михаила Резницкого, полная горного воздуха, цветочных ароматов и благодарного приятия мира вызывает не зависть к благополучному янки, а желание так же не впадать в грех уныния, возделывать свой огород и благодарно принимать то, что тебя окружает, потому что поэзия Михаила располагает к себе своей неподдельной искренностью – тем самым незабываемым вкусом колодезной воды.

                Мимо окон моих чередою проносятся годы:
                Сколько лиц, голосов, сколько чувств я припомнить бы мог.
                Здесь – особое место. Здесь напрочь забыты невзгоды.
                Дом стоит на горе. Выше – небо. Да солнце. Да Бог.

       Мир этому дому.

17 мая 2012