Замок Сатаны. Глава 11. Спецрейс 17. Отцы и дети

                Городничий: - Позови-ка сюда, брат, купцов! Вот
                я их, каналий!  
                …Так  вы  жаловаться на меня? Постойте же, голуб-
                чики!  Запиши  всех,  кто только ходил бить на меня
                челом,  и  вот этих больше всего, писак, писак, кото-
                рые закручивали им просьбы.»
                Н.Гоголь. «Ревизор».

                Тут старосту лизнув, Лев, милостиво в грудь,
                Отправился в дальнейший путь.
                И.Крылов. «Лев и мужик».

Вторым же центральным моментом маршрута
«Краса навигацких наук»
Наметил друзьям посещенье редута
Вязанского. Этот их друг
Давно управлял Европейским отделом.
А им же самим управлял
Месье Ленуалло. И много наделал
Делов этот хитрый нахал.
«О цели судите вы по результатам».
Ну а результат у богов,
Как и намечалося тем «тетрархатом»,
Замена друзьями врагов.
И именно чтобы своими руками
Юркольцин очистил отдел
От тех, кто здесь правил давно дураками,
Где раб его верный сидел.
И оздоровление всей атмосферы,
Что в небе Европы была,
И было главнейшей в Спецрейсе том мерой,
Чего эта тройка ждала.

Что Лермочкин Миша ушёл из науки,
Которой Европу вели,
То сделали злые Гозанова руки
И дело то скрылось вдали.
И знал превосходно об этом Геннадий:
Ведь Лермочкин был у него,
Давно завербован был «добреньким дядей»
Виктором, помимо всего.
И так же была у него установка
Совета на Материке,
Которую Руди провёл очень ловко,
Имея все карты в руке,
Чтоб был заменён сей Вязанский на Мишу.
Дилемма была из дилемм:
Своими руками разламывать крышу
Рабам своим преданным всем,
Чтоб верный Вязанский, кулак сей послушный,
С которым давно он «дружил»,
Стал вновь рядовым исполнителем скучным
И место своё уступил
Какому-то «юному там дарованью»,
Которого надо из рук
Своих выпускать и присваивать званье,
А в нём не сидит его «крюк»!
А главное, был этот Лермочкин давний
Быкоцкому преданный друг.
И значит, Европу Инспектор наш славный
Совсем выпускает из рук.
Понятно, что Гению делать ХОТЕЛОСЬ
И что он был ДОЛЖЕН творить.
И чтоб эта «песня» как надобно «спелась»,
Вовсю «тетрархат» должен бдить.

И всё заскользило бы, вроде, по маслу.
М.Горбиков, «штурман», даёт
Намёк на «козла отпущенья» прекрасный –
Гозанов как дело ведёт:
«…И вообрази же, Геннадий… Ты знаешь,
Кого он считает во всём
Виновным? Уверен, ты не угадаешь,
Я сам этим был потрясён…»
Эффектную паузу «штурман» тут сделал.
Геннадий, с обрюзгшим лицом,
Играл желваками на скулах на белых
И думал над дела концом:
«Ну вот и прекрасный «козёл отпущенья»!
И в деле свидетель какой!
И все на него я спишу прегрешенья
Свое справедливой рукой!»
А «штурман» концовкою тут разразился:
«Тебя! – он с надрывом сказал. –
Ушам я не верил! Неужто взбесился?
Ведь это же прямо скандал!
Он мне говорит: «Генеральный Инспектор
Любимцев везде насадил.
Простых же учёных закона протектор
Так на Материк спровадил.
Вязанские эти, мол, да Ленуаллы –
Инспектора это «рабы».
Был Лермочкин умный – так мигом не стало,
«Погиб» под ударом судьбы». –
(И факты такие все место имели.
И дело здесь всё – в именах,
Какими Игнспекторов звали на деле,
Замешанных в этих делах.
Гозанов не знал ведь, что сей Генеральный –
«Без году неделя». А тот,
Что почерк оставил вот этот скандальный,
Покинул свой дальний оплот.)
Однако Инспектор наш был настороже:
– Так. Чем же беседа у вас
Закончилась?
– Был диалог невозможен,
Прервал я его тот же час.
Не мог больше слушать, как вас поливают
Здесь грязью: тебя и Отдел,
Который ведь лучшим не зря называют.
Как он изгаляться посмел?
Язвительно я поклонился задире.
Надеюсь, что стыдно ему,
Что думает так о науке и мире.
Скромней лучше б быть самому. –
Юркольцин на это, вздохнув с облегченьем,
Сидел, опустивши глаза.
Желанное принял Инспектор решенье.
Он «тяжко вздохнул» и сказал:
– Да, видно, Гозанова всё же придётся
Мне выдворить на Материк
(И всё! Всё, как нынче, пускай остаётся,
Спасён мой Вязанский, старик!) –
Поспешно Инспектор свой бланк вынимает,
Гозанова чтобы вписать,
И подпись на бланке свою учиняет,
Пока что не ставя печать.
И бланк забирает начальник КОМКОНа:
«Железо привык он коваьть,
Пока горячо». И к тому есть резоны:
Не надо передоверять.
Ну, правда, Гозанов уж был завербован
И мальчиком был на земле.
И он матриката готовил толково,
Что скроют в таинственной мгле.
И тот разговор, что Геннадий услышал,
Давно между ними прошёл.
И Горбиков точно «язвительно вышел»:
Гозанова знал хорошо.
Так «штурман»-хитрец незаметно добился,
Чтоб Лермочкин, друг-чародей,
Вконец от Гозанова освободился –
Предателя, вора идей.
И сделавши дело, он заторопился
«Исполнить красивый виток»:
Чтоб капитализм на Руси зародился,
Ведь рабству крестьян вышел срок.

Во всём Управлении старшим остался
«Начштаба» у И.О. Кронид.
Вдруг неожиданный звоночек раздался:
«Пропавший» Юркольцин звонит.
И этот «пропавший» ему заявляет,
Что он – инспектирует их,
Андрюхина снял и снимать продолжает,
И может коснуться других.
«…Теперь во-вторых. Вместо снятого И.О.
Директора я вам привёз,
Который займёт кабинет справедливо
И дело наладит всерьёз.
Директор – Быкоцкий Рудольф, по приказу,
Что вам утвердил Материк…»
Услышав такое, Кронид будто сразу
Уменьшился ростом и сник.
Рудольф у пустого же крякнул экрана:
Слова не воротишь назад.
Вот так перестроил Юркольцин все планы,
Что строил втиши «тетрахат».

Услышавши это, Наина сказала:
«Снят И.О. самим Сатаной.
И значит, Урановой силы не стало
И скоро придёт он за мной.
А связи с Ураном никак на добьёшься,
Куда-то исчез мой Уран
И бланком его больше не подопрёшься.
И в будущем – серый туман.
Реально зато мне «карболка» маячит.
Что ж, надо его разыскать,
Поскольку надеяться мне на удачу
Не следует, нечего ждать».
И «Серна Михайловна, эта гадюка,
Что всем не давала дышать,
Любовница И.О.Андрюхина, сука»,
Намылилась было бежать,
Да только куда? Хоть она перебрала
С полсотни каналов, систем,
Но вот результатов дало это мало,
Точнее – осталась ни с чем.
И вдруг – надо ж, чудо! Уран сам ей звонит.
Папаша её основал
Сверхновую базу, где их не догонит
Ни старый, ни новый нахал.
«…И скоро мы сможем все вместе собраться,
Андрюхина ты не забудь,
Не хочется очень мне с ним расставаться.
– Ах, батюшка, не обессудь,
Но только Андрюхин был снят Сатаною,
А позже – бесследно исчез.
Попытки найти были сделаны мною,
Но видно, спровадили в «Лес».
– Запомни в Кольце эти координаты,
Куда тебе надо прибыть.
Вот только с машиною тяжеловато,
Самой её надо добыть. –
И голову стала ломать она скоро:
Ведь очень машина нужна!
Кронид ей помог разыскать «Изохору»,
Но так заявила она:
– Меня с Николя ведь Уран приглашает,
А ты ведь с Ураном…
– Мой свет!
Уран твой давно, хорошо меня знает.
И здесь я уж несколько лет,
Всё так же служил я ему при Николе
И были спокойными дни.
– Что ж, едем – она изрекла свою волю.
Вот так убежали они.

А та экспедиция всё продолжалась.
По «папке», что выдал КОМКОН,
«Домоуправление» дружно снималось
И Гений сажать принуждён.
А Виссарион в Европейском отделе
Из замов остался один.
И замкнуто жить в «Арканаре» умели:
Всегда сам себе господин.
Когда обнаружил он «Серны» пропажу,
С Амвросием держит совет.
И тот говорит: «Генеральный на страже,
Но к нам ничего, вроде, нет.
Так что и Быкоцкий для нас не помеха.
Его постарайся признать
Ты первым. То славная будет потеха:
Не сможет с тобой воевать.
И первыми будем с тобой возле власти.
Ты в ноги ему упади,
Зубами схвати себе краешек счастья.
Да с ним не торгуйся, гляди!
Его в кабинет загони, затащи, ты,
Ори, что достойнее нет,
От гнева толпы попроси ты защиты,
Как друга, проси дать ответ».
И всё так и стало. Рудольф не ломался:
С сего дня Директор стал он
И имя своё зафиксировал сразу
Он в Книге, что держит КОМКОН.
И март восемьсот сорок первого года
Настал, и седьмое число.
И вот стал Директором наш воевода
И новое солнце взошло.
Но он возвратился в КОМКОН и оттуда
На небе стал жизнь наблюдать.
Не стал он форсировать нового чуда,
А Жилина с Максом стал ждать.

Итак, в результате Андрюхина дела,
«Весь партер Управы в дерьме.
И тут появляется Юра – весь в белом»,
Как солнышко в зимнем окне.
И если бы не пассажирчик случайный,
Никем не учтённый стажёр,
То трудно бы было им необычайно
Вязанского скинуть с тех гор.
В тех давних событьях в Спецрейсе всплывает
«Случайностей» длинная цепь,
Которая только тогда и бывает,
Когда под контролем «вся степь».
И цепь привела к появленью, во-первых,
В составе Спецрейса мальца,
Который прошёл, хоть в струну были нервы,
Тот важный спецрейс до конца.
Ну а во-вторых, привела та цепочка
К тому, что мальчишка тот стал
Инструментом тонким, каким очень точно
Задуманный дали финал.
«Случайностей» цепь началась в то мгновенье,
Когда Ю.Гайдалов, стажёр,
Имевший на практику к нам направленье,
Попал на Земле в форсмажор.
Но тот форсмажор так был организован,
Так тонко всё сделал Роман,
Что Юра не думал, что кем-то он скован
И вставлен он в чей-то там план.
И вот в нужном месте, в портовом посёлке
Отдела КОМКОНа Юрка
Встречает Роман, «чтоб пресечь кривотолки»,
К обеду в кафе паренька.
«Случайно» узнав о беде мальчугана,
О страстном желанье догнать
Своих, мальчуган, по совету Романа,
Был должен чуть-чуть подождать,
А вечером в номер войти к «капитану».
«Что будет при встрече с тобой,
Тебя обнадёживать зря я не стану,
Но ты потрудись головой».

Начальнику всей экспедиции этой
Визит был полнейший сюрприз.
Пытается он возражать и при этом
Считает, что это – каприз.
«Рудольф, хочешь ты поступить незаконно.
Зачем нам ещё пассажир?»
Но «цепь» разрывать ту начальник КОМКОНа
Отнюдь не намерен. И мир
Он восстановил, молвив определённо:
«Ах, если б, Геннадий, ты знал,
Без скольких могу обойтись я законов!
Я ж тоже, как ты, генерал.
И в главных: без скольких законов придётся
В пути обойтись нам с тобой!» –
Невесело рыжий Быкоцкий смеётся,
Качая своей головой.
И Юра Гайдалов зачислен приказом…
Вчерашним числом в экипаж!
Пардон! Настораживает это сразу:
Какой-то у них ералаш!
Приказы ведь пронумерованы были
И с датою каждый идёт,
ВЧЕРА же Рудольф и «не мыслил», что Жилин
Мальчишку к нему приведёт!
И значит – ОСТАВЛЕНО МЕСТО в приказе,
И значит – об этом он знал!
И значит – оставлено место для фразы
В ЖУРНАЛЕ, чтоб Жилин вписал!
Какая уж к чёрту (простите!) случайность?
Тут замысла точный расчёт!
И даже регистр задержался на крайность
«У Шарля», куда и внесёт
По просьбе Быкоцкого Юру-стажёра.
И за документами сам
Быкоцкий зайдёт, чтоб пустых разговоров
О «случае» не было там.
И Жилин следил, чтоб он не отлучился
До старта из номера их:
Так важно, чтоб этот стажёр «не светился»
И явным не стал для других. 
Чтоб до Управления не долетела
«Случайная», тайная весть
О том, что у них – «не учтённое тело»,
«Случайный» стажёр у них есть.
А то, чего доброго, там суетливо
Подстроят стажёру капкан –
И бедный Гайдалов «умрёт там красиво»,
Не выполнив заданный план.
Ведь это Быкоцкий. «А он полагает,
Что должен всё знать наперёд.
В предвиденье мозг свой всю жизнь напрягает,
Случайностей не признаёт».
И если для Гения Юрий Гайдалов
Действительно случаем был,
То вот для Рудольфа – ничуть не бывало,
Об этом уж я говорил.
На что ж он ухлопал, «газет не читая
Два месяца» в Центре том, как
Не на подготовку таких вот «случаев»?
Иль, может, читатель, не так?

Юркольцин готовился тоже к «маршруту»
И опытный был интриган.
Поэтому он не терял ни минуты,
Готовил СВОЙ тщательно план.
И вот он к начальнику прибыл отдела
И весело так говорит:
«Что ж, Виссарион, ты – начальник умелый
И факел науки горит.
И неудовольствие это делами
В Европе, скажу напрямик,
Раз это вы здесь отмечаете сами,
Узнает пусть и Материк.
Ну и вообще, наш Портос незабвенный,
Хоть жалуются на тебя,
Но мы-то прошли половину вселенной,
Ту старую дружбу любя.
Поэтому ты подготовь предложенья,
Контржалобы с сотней причин,
Которые и привели к упущеньям –
Мол, мало людей и машин.
Воспользуйся случаем ты непременно,
Поскольку теперь облечён
Я высшею властью, скажу откровенно.
Инспектор я, Виссарион».
Гигант растерялся. Гигант удивился:
«Ах… вот как?...» Но тон говорил,
Чтоб он понапрасну здесь не суетился,
Что милостив Гений к ним был.
И сразу Максимыч наш заулыбался:
«А я-то ломаю мозги…
Так кто ж, интересно, у нас постарался,
Какие вели вас враги?
- Да вы не волнуйтесь, не переживайте.
Никто (то есть – я) ничего
Плохого не думает. Лучше давайте
Подумаем в теме того,
Как ВМЕСТЕ ответить нам на заявленья,
Взаимный блюдя интерес,
Всему объективные дать объясненья
И всё разобрать без чудес».
И этот Инспектор ему раскрывает
Претензии, что ноутбук
Во чреве своём электронном скрывает –
Так действует старый их «друг».
Здесь в паразитизме его обвиняют,
Что вечный соавтор у всех,
Что медленно дело он всё продвигает
И мизерный в деле успех.
Юркольцин же тезис другой предлагает:
Его молодёжь не растёт
Затем, что он «слишком её опекает,
На помочах долго ведёт»,
Максимыч немедленно соображает,
Что дало тот ладит всерьёз –
И он «озабоченность» изображает:
«Ну, что же, законный вопрос…»

Друзья из похода в отдел возвратились –
Юркольцин и Жилин Роман, –
И всё «капитану» они доложили,
Какой там ажур (балаган).
- Ага, вон и Юрик от них возвратился,
Пойду приготовлю обед.
- Нет, нет, – Генинспектор вдруг засуетился, –
Обедать мне времени нет.
У Виссариона меня ждут к обеду,
Мне многое надо сказать…»
Ещё бы! Ведь это – такая победа!
Как «косточки не обсосать»?
А этот четвёртый, никем не учтённый,
Затеял публичный скандал
И вслух он кричал на ребят, разъярённый
За то, что он там увидал.
И вынудил он тех ребят не таиться
И вслух все обиды сказать –
И вот клевета там смогла обнажиться
И автора, вроде, видать.
И он, в результате той сцены тяжёлой,
Когда кровь и слёзы текут,
Инспектору крикнул: «Король-то ваш голый!
А вы рассуждаете тут!»
И тут увидал, что Инспектор наш грозный
Стал жалкий и старый такой,
Что он испугался слов этих серьёзных,
На Жилина глянув с тоской.
Но Жилин опять ему еле заметно,
Для бодрости духа, кивнул:
«Всё правильно, мальчик. Скрывать это – вредно».
И тот с облегченьем вздохнул.
И тут Генеральному, помня о чести,
Пришлося сказать на сей раз:
«Послушай, Вязанский. Да я бы на месте
Твоём застрелился тот час!»
Вязанского с должности зама снимает
И освобождает отдел
Европы от власти их. И отбирает
Ключ к Центру, гигант чем владел.

Теперь мне пора опуститься в пучину,
Извергнувшую «Саркофаг»,
И нашего в нём появленья причину –
Какой нас толкнул к тому враг.
Хот в Евроотделе не я там  сражался,

Не я «Городничего» драл,
Но в силах сказать, как на это поддался
МОЙ бедненький ОРИГИНАЛ.
Ему предоставлю дальнейшее слово,
Чтоб сам о делах рассказал
Гайдалов, как было в «Европе» хреново,
Как каждый там жил и страдал:
«Абитуриенты мы школы Центральной.
«Столичная штучка» про «нас»
Писал ещё Гоголь. И шеф гениальный
В «Стажёрах» то ж прозвище даст.
Поскольку мы вляпались прочно и дружно
В Амвросиев эксперимент,
То нам оправдаться возможность дать нужно,
Хотя бы на этот момент».

Всех ярче про ту атмосферу у «Трона»,
Что многим не вспомнить без слёз,
Сказал Н.В.Гоголь. Большого урона,
Конечно, он им не нанёс,
Но и не остался для них незаметным,
Щелчок очень крепкий был дан
По носу «толпы». И со словом ответным –
Писатель Тургенев Иван.
Он вмиг нигилиста пришпилил к позору.
И чтоб не базарил везде –
«Базаровым» назван творец «Ревизора»
В известном нам с детства труде.
Ведь он – объективно! – «Кравцу»-Ленуалле
В интригах помощником был!
И их Генеральный, в той сцене в финале,
ПОЧТИ справедливо винил:
«…Да как вы могли?!» Эх, Великий Инспектор!
Да что с них? Они ж – молодняк.
А вы-то, Великий закона протектор,
ХОТЕЛИ ЛЬ УЗНАТЬ, что и как?
Вы гневно гремели и грозно ругались
На юность. «Увы вам и ах»!
Не зрите: ребята разочаровались.
И в ком же? Да в вас, стариках!
И этот конфликт, что Отцы, мол, и Дети
Друг друга никак не поймут –
Не в пользу Отцов: всех милее вам в свете
Власть, Слава, Покой и Уют.
Контрастная юность, конечно, сурова,
Ей тонкости не по уму.
А где ж ВАШЕ мудрое, доброе слово,
Учителя нет почему?
Назвал «омерзительным» то, что открылось
«Внезапно»: «Где меч, пистолет?!»
Ах, грозный Инспектор! Да это ведь длилось…
Ведь страшно сказать, сколько лет!
В шестнадцатом веке Вязанский «чудесный»
«Купил» на Европу права.
Но вам вспоминать было не интересно,
КАК правила та «Голова».
Вы с лёгкостью там молодым попеняли,
Мол, В НИХ всё и дело как раз!
Да вы бы хоть «Майскую ночь» почитали,
Как дрались ребята ДО вас!
Но что для начальников сказочки эти,
Намёки туманные где!
Пускай забавляются сказками дети,
Они – не для «взрослых людей».
И в сказках героев вы «не узнавали»
По той по причине простой,
Что в этих героях вы сами бывали,
Во тьме укрываясь густой.
Конечно, Максимыч – хороший знакомый
Старинный, почти что друзья.
Отчёты все – блеск. А что рвутся до дому
С Земли и цари, и князья,
Что Лермочкин-«Мюллер», чудной атмосферник
(А взялся от слов: М.Ю.Лер-
Монтов), хлопнул дверью – так видно, соперник
По славе! Подумаешь, герр!
Увы, это вас и не насторожило,
Дороже вам кресла покой:
«Да мало ли что, где, когда-то там было?
Да мало ли кто где какой?»
И если б не этот, подстроенный точно
Максимом Быкоцким скандал,
Вы и не смогли бы поехать нарочно
Туда, где гнездо основал
Вязанский. Упрёк молодым, что мальчишка
Вмешался и сделал дела –
Возьмите себе. Это, знаете, слишком.
Реакция ваша была
В день первый визите – по Гоголю точно:
Начальник вас обворожил.
И даже Амвросий, как нукер восточный,
Нисколько не насторожил:
«Да что это с ним?... Ну да ладно. Так что там,
Какой там коэффициент
Лучей в экзосфере? По этим работам
Отметим отличный момент
Мы в ваших отчётах…» Кого же им было
Винить в этих бедах за то,
Что в ваших глазах всех людей заслонила
Вязанского слава: «ЗАТО!»
«Зато» – он учёный! Проекты какие!
А что для людей свет не мил –
«Потом разберёмся». И в годы такие
Вязанский всю жизнь задавил
Под натиском мелочного интригана.
И вот, когда вскрылся нарыв,
Злодею предложена пуля нагана,
И вроде утих этот взрыв,
Какую же версию там принимает
Затейливый наш Ревизор?
Он делает вид, что он не понимает,
Чей в самом-то деле позор.
Любуясь на графики, строит «модели»:
«И что ж этот весь молодняк
«Испортился» здесь на пустячном-то деле?
- Постой, а Вязанский?
- Пустяк!
Он НЕ ИНТЕРЕСЕН. МНЕ (!) важно другое:
Вот, скажем, пришёл клеветник –
Про Рому наплёл тебе нечто такое…
Как ты поступил бы, старик»
И САМ ЖЕ сказал: «ТЫ б сказал… удалиться:
Видали мы клеветников.
(ХОЧУ, чтоб сказал!) И не стал бы сердиться:
Ты знаешь, что он не таков…»
И он полагает, что В ЭТОМ – и только! –
ДОЛЖНА БЫТЬ  у взрослого честь:
Раз тени на друга в тебе нет ни сколько –
ПУСТЬ ВСЁ ОСТАЁТСЯ, КАК ЕСТЬ!
«Инструкцию» другу диктует моментом
Инспектор: как ДОЛЖЕН вести
Себя здесь Быкоцкий с ЕГО контингентом
На этом нелёгком пути.
Чтоб тот клеветник у другого удачи
Искал бы? Не дай бог, прибьёт?
А Юрка («пацан, тьфу!») немедленно сдачи
За слово дурное даёт:
«А ну извинись ты, скотина такая!...»
(Пусть дракой закончился спор:
Ведь нервы – струна, а задачка – простая).
И – важный в конце разговор:
«Куда же вы смотрите, вы, Генеральный
Инспектор-тире-ревизор?!
Здесь люди стреляются, плачут!» Печальный
Великому богу укор!
Но вот объяснение, коего ради
Приводится третья модель.
Наш мудрый Инспектор, презрительно глядя,
Чехониных ставит под цель:
ЕЩЁ не Андреич, что сам удалился
Подальше от «клеветника»,
Но УЖ и не Юра. А молча он злился,
Затравленный, зря на дружка.
И истину он, мол, «из гордости ложной»
(Какую ПРИМДУМАЛ мудрец),
Не стал выяснять. Ну а было ль возможно? –
Спросить я хочу наконец.
Пардон, Ревизор! Штурман ведь не случайно
«Мараться об них не схотел.
И вы ведь нарочно оставили тайной
ПРИЧИНУ страннейших тех дел.
НЕ ВЫГОДНО было сказать о причинах
Доподлинных. Легче винить
«Ягнят у ручья». А ведь «нижнего чина»
По должности – должно любить!
«Вязанский – прах, мелочь и не интересен.»
А что из-за «мелочи» той
Трясло мир земной триста лет – так из  песен
Не выкинешь слов, дорогой…

И наш Ревизор признаёт себе честно:
Обоим старинным друзьям
Прекрасно об этом всё было известно,
Быкоцкий всё знает и сам.
И он разговор этот странный затеял
С Быкоцким об этих делах
В надежде, которую нежно лелеял,
В душе подавляя свой страх,
На то, что Быкоцкий, что был обладатель
Больших полномочий своих,
Свидетель скандала, гроза-Председатель
КОМКОНа для душ для живых,
Окажет поддержку старинному «другу»,
Который в капкан залетел,
Вымаливал он у Рудольфа услугу
И помощи страстно хотел.
И он за соломинку даже цеплялся:
«Друзья мы с тобой, или нет?»
(Ну что тебе стоит сказать, что являлся
ТАКИМ вот по делу ответ?
Что эти мальчишки тебе перед ликом
Того, что мы вместе прошли
На этом пути, без сомненья, великом,
Во славу старушки-Земли?...

«…Что повесть тягостных лишений,
Страданий, бед толпы людской
Грядущих, прошлых поколений
Перед минутою одной
М О И Х (каких-то там) мучений?...»

…Тем более, этим мальчишкам, наверно,
Не будет уже ничего.
И так для меня дело кончилось скверно
И друга мне жаль моего…).
Вот истинный смысл всех его рассуждений,
Которые этот герой,
Геннадий Юркольцин, пронырливый Гений,
С энергией кончил такой.

Теперь, я надеюсь, вам стало понятно,
В какой атмосфере агент
Юркольцина, В.Чернопрудов, невнятно
«Купил» молодняк за момент?
Протест коренился в обиде стихии.
И с вызовом дело вели
И Майка в «Ковчеге», и на «Эйномии» __
Сдержаться уже не могли.
И только матёрый хитрец-провокатор
Расставил свои невода,
СУЛЯ «ОЧИЩЕНЬЕ» __ погас их локатор,
И с гиком рванули туда.
Когда ж, разобравшись потом, и узнали,
Кто лапой в судьбу к ним залез –
То было уж поздно: все в сейфе лежали
За тридевять чёрных небес.

И эта ж причина, что их заманила
В тот ящик – считай, на тот свет, –
Войну пресловутую мне объяснила,
Что длится четыреста лет.
Войну, у которой законы дурные
На каждый отдельный момент.
С одной стороны – это власти земные,
С другой – это интеллигент.
И эту войну провоцируют власти.
Желая себя оградить,
Они насылают тем людям напасти,
Совсем не давая им жить.
Ведь мыслят в стране – лишь одни «книгочеи»,
В то время, как в сонном бреду
Толпа им петлю надевает на шею,
И всё – у властей на виду.
И вот по несчастным, по «выродкам» этим,
Какое столетье подряд
Стегают «лучи». А толпа – это дети:
Не ведают, что и творят.
И выбора нет им в войне этой страшной: 
«Иль сгиньте, иль – раз уж пришли, –
Ведите войну с неприступною «Башней»,
От «Центра» и Власти вдали».
И вся эта бедная «армия Ваги»,
В котором мы – не без труда! –
Узрим несомненного, мрачной отваги
Вождя декабристов, когда
Его к выступленью злой гений, из мести
Толкнул НЕ ВО ВРЕМЯ. И тот
Свой «фонд золотой», этих рыцарей чести,
Обрёк на Сибирь, эшафот.
И Пестелю вслед, без упрёка и страха,
С наганом иль бомбой простой,
Всё шли по пути, где ждала их всех плаха,
Гонимые той же рукой.
И смерть беспрестанно ждала «книгочея»,
Борца против «жадной толпы
У Трона». А власть – не насытится ею,
Их кровью, как злые клопы.
А коли война – то на ней, как известно,
Положено, как на войне:
«Коль враг не сдаётся – его повсеместно
Убей. И ты будешь в цене».
И автор сих слов, дабы было известно,
Не мелкий, злосчастный клеврет,
А сам Европейский Наместник небесный,
Что правил у нас триста лет.