Ночь Силы

Как странно иногда развивается противостояние религий…
Вальпургиева ночь получила название от совсем не имеющей к ней отношения христианской святой Вальпургии. Ранее это был языческий праздник прихода лета. Почему ночью? Потому, что всем добрым людям днём надо работать, а для гуляний остаётся только ночь. До прихода монотеистических религий все празднования всегда начинали отмечать вечером с появлением на небе первой звезды. Праздник продолжался, пока участники не засыпали, а с первыми лучами солнца они просыпались и опять принимались за работу. Ведь домашней скотине не объяснишь, что она не будет сегодня есть в честь Большого праздника.
Противостояние религий тех, что отмечают свои праздники днём, и тех, что празднуют ночью, продолжалось несколько веков. В итоге Вальпургиева ночь была вытеснена в Запретное. Но от этого она не перестала существовать. Под чужим именем, оболганная и оплеванная она была и остаётся Ночью Силы.
haircut

***

Почему-то мне отчаянно не спалось. Не то, чтобы мешала духота ночи, наконец по-настоящему весенней, не то, чтобы мешал заоконный городской шум… Было что-то необычное в моей ночной неспокойности. Если бы я верила в запредельное, я бы даже сказала – нечто мистическое присутствовало в моей нервной бессоннице.
Забыв о том, что дала себе слово бросить курить, я тщательно разминала зачем-то каждую сигарету и жадно курила, курила, стоя на балконе, глядя в серое небо над головой. В голову лезли странные мысли о том, что небо в ночном городе всегда грязно-серое, неприятное, и звезд на нем почти не увидишь.
Возникло дикое желание сорваться с места, взмахнуть руками и полететь. Полететь куда-то вдаль, за город, туда, где небо обязательно будет бархатно-черным, с россыпью бриллиантов-звезд по всей небесной ткани… Где отблески костров будут отражаться в глазах кроваво-алыми всплесками, где босые и нагие люди пляшут вокруг этих костров, бесстыдно и счастливо подставляя тела ночному бризу, а длинные и пышные волосы женщин развеваются на ветру, как знамена, упрямо не желая прикрывать нагую красоту их совершенных тел…
Я слегка помотала головой, отгоняя завораживающее видение, которое было настолько живым, реальным, что мне даже послышалось потрескивание поленьев в тех далеких кострах и почувствовался запах дыма и свежескошенных весенних трав.
- Надо же, чего только не привидится от усталости и бессонницы… Еще бы Катерину процитировала – Отчего люди не летают, как птицы?..- проворчала я вслух, желая убедиться, что я дома, что все это были только образы, навеянные мне бурным воображением.
Пепельница равнодушно перемолола очередной окурок, а я решительно шагнула в спальню и направилась к кровати, которая сегодня почему-то выглядела особенно холодной, апатичной в моей уютной комнатке. Хочешь, не хочешь, а нужно стараться уснуть, ведь завтра – очередной рабочий день, к вечеру совершенно съедающий мозг и вынимающий душу. Я не любила свою работу, но привычно и покорно продолжала ходить изо дня в день в свой скучный офис и перебирать там кучу бумажек.
Невероятно, но сон пришел сразу же, будто ждал, затаившись, в складках одеяла, меня, свою жертву, чтобы коварно подкравшись, наброситься и мгновенно отключить.

***
Проснувшись утром, я с удивлением обнаружила себя бодрой, в хорошем настроении и прямо-таки горящей желанием поскорее приступить к работе.
Наспех позавтракав и выпив чашку кофе, я глянула в небо, но, несмотря на то, что оно было пасмурным и хмурым, почувствовала, что дождя не будет - зонт можно не брать. Слегка поколебавшись, кофту я тоже решила не брать, надела свои самые легкомысленные босоножки и, что уж совсем странно, не строгие юбку и блузку, в которых я и посещала свой ненавистный офис, а летний пестрый и яркий сарафан-разлетайку, как называла его моя мама.
Все началось неожиданно, как только ступила за порог дома.
Весенняя земля будто меня только и ждала. Каждый мой шаг по тротуару она сопровождала стремительно пробивающейся сквозь тротуарную плитку зеленью, которая тут же бурно начинала разрастаться во все стороны и отчаянно, будто в последний раз, распускаться самыми диковинными и яркими цветами. Аромат этих цветов был дурманящим, он кружил голову, опьянял меня и случайных прохожих, которых настолько шокировало увиденное, что они тщательно ощупывали себя, проверяя – не сон ли это?
Пройдя несколько шагов, я остановилась и тоже сильно ущипнула себя за руку. Скорее всего, я просто сплю и снится мне удивительно реальный сон.
Боль была. Причем, довольно-таки ощутимая, я вскрикнула и потерла кожу в месте щипка. С огорчением констатировала, что под моей чувствительной кожей начинает наливаться синяк.
- Больно? – сочувственно произнёс кто-то рядом.
Оторвав взгляд от начинающей переливаться всеми цветами радуги гематомы, с удивлением узрела перед собой бомжа дядю Пашу, который каждый день начинал с обхода своих владений на предмет нахождения стеклотары.
- Удивлена? Меня другое удивляет - как ты умудрилась прожить столько лет, но так и не понять, что в тебе заложено столько Силы, что ты – не человек, а Иная, да еще, как погляжу, наверняка и сильная очень.
- Дядь Паш, утро на дворе, ты ж еще и бутылки не сдал, а уже набрался. Чего ты несешь? – неожиданно зло огрызнулась я. Настроение стало таять, словно снежный ком, благодаря последним событиям, непонятным и пугающим. А тут еще и дворовой "философ" с сомнительными сентенциями по мою душу.
Дядя Паша улыбнулся. Взял меня за руку и взглянул мне в глаза. Молча.
Туманные образы поплыли у меня в голове, видения переплетались, звучали древней мелодией, повествуя о чем-то, что я понимала без слов.
Когда он отпустил мою руку, я уже знала все. Я знала, что есть люди, а есть – Иные, которые делятся на Светлых и Темных. Что я сама – потенциальная Иная и, если я захочу,пройдя инициацию, стану Иной в полном смысле этого слова. Что я – не просто Иная, а Иная с огромным запасом Силы и, вероятнее всего – довольно высокого уровня.
Ошеломленная, не сказав ни слова, я растерянно развернулась и отправилась домой.
Дома плюнула на все, и, завалившись в кровать, накрыла голову подушкой. Видимо, мой мозг только сейчас начал что-то осознавать и отключился, чтобы вся моя нервная система не перегорела к чертям собачьим.

***
Конечно же, к ночи я выспалась. Сон пропал. Совершенно. Окончательно и бесповоротно. Просто плюнул и покинул мою спаленку, перебравшись к кому-то, ждавшему его, в отличии от меня, с нетерпением и благодарностью.
- Ну, и ладно. – сказала я в пустоту ночи. – Иная, говорите? Сильная? Хорошо. Проверим.
И тут будто чертик какой-то завелся внутри меня. Снова, лихорадочно путаясь в тесемках, напялила на себя любимый пестрый сарафанчик, распустила волосы, заплетенные, как всегда, в тугую косу, подумав, скинула тапочки и босая вышла на балкон.
- Ну, что? Думай, Агата, думай, может, сказать нужно что-то особенное? Или как-то руками покрутить?
Следующие полчаса прошли в бесплодных попытках взлететь. Да-да, взлететь. Мечта детства – развести руки в стороны и оторваться от земли грозила потерпеть полное фиаско. Забыв о том, что меня могут услышать соседи и принять за сумасшедшую, я самозабвенно пыталась в голос рифмовать заклинания, картинно махала руками, как крыльями, подпрыгивала на месте и даже притащила из кладовки швабру, за неимением метлы.
- Все. Хватит. – повалившись от усталости и отчаяния на пол, зло рявкнула на себя. - Вот дура-то! Может, мне все просто приснилось? С чего я взяла, что все это было на самом деле? Идиотка, полная идиотка. Господи, хоть бы никто не видел, стыда же не оберусь.
Пол балкона был неприятно холодным, потому, сгоняв в комнату за сигаретами, прихватила с собой маленькую подушечку, кинула ее на стоящий в углу старенький пылесос, который всё никак не соберусь выбросить, и присела сверху.
Да, у меня до многого не доходили руки… Бедные мои балконные цветы. Когда я поливала их в последний раз? Что-то не припоминаю. Удивительно, но эти маленькие создания продолжали бороться за свою жизнь, наперекор своей нерадивой хозяйке. Я осторожно погладила пальцем лист японского бересклета, который когда-то выбрала из-за красивого названия. Он был вялый, грустно свесившийся в мою руку со стебелька, подернутый желтизной умирания – Бедный ты мой, - сказала я, - прости меня, обещаю не забывать больше о тебе, не грусти…
И тут же с огромным удивлением увидела, как вслед за моим пальцем пробежала зеленая полоса свежести. Полоса стала шириться на глазах, лист начал зеленеть, становиться упругим, а желтое пятно посередине стало приобретать свою, положенную ему, золотистость.
Торопливо бросилась гладить другие листья и с изумлением наблюдала, как они оживают под моими руками, наливаются силой, красками, блеском.
И тут произошло Это… Сила… Она вливалась в меня неудержимым потоком. Наполняла меня мудростью и древними знаниями. В глазах поплыли какие-то странные образы, было ощущение, что это – воспоминания из прошлых жизней. Хотя до сего момента я не верила в прошлые жизни. Да, черт меня раздери! Я, вообще, ни во что подобное никогда не верила и никогда не упускала возможности поязвить и разбить в пух и прах подобные теории чем-нибудь научным, тяжелым и увесистым.
Теперь наступил черёд моего старенького пылесоса. Он начал негромко, будто стесняясь, гудеть, и, вибрируя, подпрыгивать подо мной.
- Ого. Это что-то новенькое.- растерянно улыбнулась я и истерически-решительно заявила пылесосу: - Ну, давай, друг Кеша, покатай меня. (Почему Кеша? Даже не спрашивайте, не отвечу. Ну, не знаю я!)
Пылесос решительно крякнул, подпрыгнул на месте и плавно оторвался от пола. Благо, что плавно, ибо подушка начала с него съезжать вместе со мной. Соскочив с пылесоса, сбросила подушку на пол и, снова усевшись на Кешу верхом, будто на лошадь, скомандовала, зачем-то театрально вытянув руку в царственном жесте: - Вперед, мой верный конь! Вези меня… - на этом мой запал, вдруг, закончился. Я запнулась и продолжила, уже не так уверенно и громко – Вези меня, короче, куда мне там нужно-то?
Кеша уверенно взбрыкнул задней частью, взмыл над балконными перилами и, не медля больше ни минуты, поплыл со мною на спине вдаль, все увеличивая скорость.
Поначалу инстинктивно хотелось прилечь со страху всем телом на спину своего «верного коня», судорожно, до белизны и колик в костяшках пальцев, вцепившись в его металлический живот, но постепенно страх отступил и на смену ему пришло наслаждение полетом и этой сказочной ночью. Возникло желание впитывать каждой порой своего тела все происходящее со мной – и этот легкий ветерок, развевающий мои волосы за спиной, и эту совершеннейшую нереальность ночи, и даже то, что все это выглядело, скорее, как иллюстрация к сказкам и байкам, чем явь. Я искренне и от души наслаждалась полетом. И, честно говоря, мне было уже плевать, что это – сон или все происходит со мной на самом деле?
Между тем, мой железный небесный скакун все продолжал уносить меня вдаль от города, поднимаясь все выше и выше от земли. Прямо в полете, совершенно не заботясь о том, что могу упасть, я пересела, свесив обе ноги на одну сторону пылесоса, уперлась руками о его спину, и начала болтать ногами в воздухе, отчаянно хохоча во все горло, громко и задорно, запрокидывая голову назад. Меня совершенно не заботило, куда же несет меня мой верный...хм...не знаю, кто, и каким образом я вернусь обратно. Время будто остановило свой бег, позволяя мне насладиться красотой и небывалостью этой ночи.
***

Но все имеет обыкновение заканчиваться. Вскоре над горизонтом возникло алое свечение и обнаружилось, что Кеша несет меня именно туда, навстречу этим огням. Я уже ни капли не сомневалась в том, что это костры, что вокруг них пляшут под звуки самых невообразимых инструментов люди (или Иные?) и что я там буду чувствовать себя, как дома и никто не удивится способу моего перемещения туда.
Пылесос плавно опустился на землю в некотором отдалении от скопления народа и затих, будто и не он сейчас тихонько рокотал подо мной. Рядом молчаливо высился огромный, давно высохший дуб, чьи голые ветви грозно и устрашающе смотрели в небо, будто грозя этому небу страшной карой за что-то, о чем знал только старый лесной патриарх. Пылесос нашел свое место под корнями древнего древа, а я удовлетворенно потерла ладонь об ладонь, справедливо рассудив, что так мне будет легче его найти.
Еще через минуту я уже неспешно скользила тенью сквозь все прибывающие людские толпы к огромному кострищу, величаво расположившемуся в центре, среди окруживших его костров поменьше, словно князь среди своих верных вассалов. Что-то будто подталкивало меня туда, манило, словно магнитом, будто звал неслышный голос, воспринимаемый на уровне подсознания. И тут я вспомнила.
Разрази меня гром! Сегодня ведь ночь с 30го апреля на 1 мая! Знаменитая Вальпургиева ночь. Это что же получается? Я прилетела на шабаш ведьм? Выходит, я – ведьма??
Мне на секунду стало нехорошо. Ведьмы в моем понимании, ну, как нам с детства внушали сказки – старые, сморщенные карги с крючковатыми пальцами, делающие гадости всем подряд и употребляющие на завтрак мухоморы и жабьи отвары… Брррр…. Та еще перспективка… Мде…
Потом паника отступила и припомнились прочитанные где-то строки о том, что изначально это был всего лишь праздник наступления лета у язычников, не имеющих возможности праздновать его днем, по причине основательной загруженности неотложными делами. И что ведьминой ночью его назвали, скорее, по недоразумению и отсутствию желания находить общий язык между религиями. Мне стало несколько спокойнее.
Но то, что вот именно этой ночью, именно это место было напичкано под завязку Силой – в этом я не сомневалась. Я чувствовала ее. Каждой клеточкой своего тела. Каждой волосинкой, каждой порой. Ощущала покалывания в кончиках пальцев и хотелось вытворить что-нибудь этакое, чему я не звала названия. Но такое, чтобы у окружающих дух захватило, чтобы никто, и в первую очередь - я сама, не усомнился в том, что я – Иная, причем сильная. Не знаю еще, Светлая ли, Темная, но, несомненно - добрая. А вовсе не скрюченная злобой ведьма. Вот.
И тут взгляд мой упал на высохший дуб. - О, дааа… - подумала я и торопливо стала пробираться сквозь толпу назад, к дереву.
- Привет, - сказала я ему, как человеку, с которым давно не виделась, и которому очень рада. - Ты позволишь, я немного тебе помогу? Я знаю, ты стар, многое повидал, ты устал. Но, может, мой подарок в эту волшебную ноч, хоть немного порадует тебя?
Дуб молчал, но мне показалось, что молчание его было добрым, а толстые ветви уже не так сурово грозят ночному небу. Кстати, небо, вправду, было изумительно бархатным, черным и звездным.
Подойдя ближе к дубу, слегка замешкавшись, я все же обняла его обеими руками, прижалась к нему всем телом, приложив ухо к древней коре. Закрыла глаза и сосредоточилась, вся ушла в себя и на минуту представила, что обрастаю корнями, врастаю ими в корни дуба, вплетаюсь своими руками-прутьями в его искореженные временем ветви, наполняю их своей силой. Сквозь кору я услышала, как в сухом, окаменевшем стволе дерева началось движение Жизни. Как по старым, заброшенным руслам потекли соки, которые отдавала благодатная земля. Услышала долгий, протяжный вздох-стон, как тот, что издает просыпающийся, проспавший долгое время человек.
Оттолкнувшись от дерева обеими руками, открыла глаза и подняла голову. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как осыпается высохшая кора и под ней проступает свежая, живая, а на ветках распускаются листья и начинают трепетать и шелестеть на ветру.
***

Я не сразу ощутила тишину, наступившую за моей спиной. Будто холодком повеяло, мурашки пробежали по телу, стало не по себе.
Осторожно повернулась. Все, кто был в эту ночь тут, собрались огромной толпой вокруг дерева и молча смотрели мне в лицо. Смотрели со страхом. С недоумением. Не веря своим глазам.
Вдруг это человеческое море стало волноваться, расступаться, образуя проход, пропуская сквозь себя идущего ко мне… человека?... Иного?...
- Ну, здравствуй, Вальпурга. Много веков я ждал тебя. В разных местах, в разных обличиях. Я знал, что рано или поздно ты выдашь себя. Чего стоят рассказы о том, как ты утихомирила бурю в море, как чудесный свет освещал тебе путь в ночи, как собаки отступили пред тобой, как ты излечила умирающую девушку, исцелила женщину от родильной горячки, как спасла ребенка от голодной смерти с помощью всего лишь трех колосков… И это ведь не весь список. Правда?
И в этот момент все встало на свои места.. Я вспомнила все – себя, кем я была в прошлых жизнях и кто я на самом деле. И, главное, вспомнила его, своего вечного врага. Много имен было у него в разные времена, много ликов. Я звала его одним, самыми распространенным именем.
- Правда, Асмодей. Как и то, что ты – мой вечный враг. Ты по-прежнему приемлешь в жертву только пленников и священнослужителей? Полагаю, что подобная избирательность как-то связана с моей скромной особой?
Он ухмыльнулся. Под огромным капюшоном, скрывающим его лицо от всех, ухмылки не было видно, но я знала. Чувствовала ее.
- Да, я искал тебя. Все эти века и годы – искал тебя. Если бы я не так ненавидел тебя, я бы решил, что это любовь.
- Приятно отметить, что чувство юмора ты обрел в этих поисках. Все эти бедные монахини, в которых ты вселялся, все эти монастыри, охваченные одержимостью тобой… Я чувствовала, я знала, что ты ищешь меня. Даже осквернение моей могилы – ведь твоих рук дело? Я зря напугала бедного епископа, вернувшись призраком.
Он снова ухмыльнулся.
- Не так уж ты и свята оказалась, святая? Гнев и тебе свойственен, как и чувство мести? Отомстить за могилку хотела? Ну, что же, пришло твое время, мсти. Вот я.
Я огляделась. Народу было очень много. Я читала их ауры и понимала – вряд ли хоть половина из них были Иными. Люди всего лишь праздновали наступление лета, как и много веков назад. Иные присоединились к ним, пользуясь тем, что ночь была сказочно-праздничной и все чудеса воспринимались людьми сегодня как забавные фокусы, не более.
Я и так перегнула палку, оживив древний дуб, Иным придется проделать много работы, зачищая после меня. Видеть людям еще и битву между мной и демоном – не стоило.
Опустив глаза, нащупала взглядом свою тень и провалилась в нее, оказавшись на первом слое Сумрака.
Повеяло холодом и затхлостью. Мир вокруг стал серым и безжизненным. И лишь мой дуб, которому я только что подарила вторую жизнь в реальном мире, выделялся ярким зеленым пятном. Как ни странно, даже в сумраке дерево было живым и сильным.
Краем глаза я успела увидеть, как мимо проскользнул Князь инкубата и суккубата, принимающий человеческие жертвы, покровительствующий войнам, похоти и богатству, блуду, ревности и мести, демон разврата и убийств. Много крови было на его руках, много загубленных душ и жизней. Много веков люди молились мне, Святой Вальпургии, чтобы я защитила их от него. Много веков скиталась я, реинкарнируя, по миру, набираясь Силы, опыта, мудрости. Все ради этой, первой и возможно последней, битвы…
Теперь я поняла, к чему было это все. Святая, вопреки молве, Вальпургиева ночь пришла, чтобы напоить своей Силой Избранных Воинов своих, дабы сразились они с бушующими Силами тьмы. Эта ночь пришла, чтобы дать Силы мне, монахине, давшей имя этой ночи. Сегодня мне предстояла Великая битва. Битва, к которой я шла сквозь все свои предыдущие жизни…
Асмодей явился, чтобы убить меня, единственную из Величайших Иных, которая была в силах противостоять ему, чтобы дальше, без помех, совращать людей с пути истинного, губить их души, зная, что больше некому защитить их от него..
Я вовсе не тешила себя надеждой на то, что смогу убить его. Демоны на удивление живучи. А уж те, что вели свой род от падших Серафимов…
Но если мне удастся хотя бы на время изгнать его, или запереть где-нибудь…
Запереть? Мой взгляд упал на дуб. Интересно, каков он на других слоях вечно безмолвного Сумрака?
Не медля больше ни секунды, я устремилась вслед за Асмодеем.
Второй слой, третий, встретивший меня холодом и снегом, жаркий четвертый и, вот, наконец – пятый. Пустынный мир с вечно пасмурным небом, с бьющими в землю молниями и ветром, пронизывающим до самых костей, заставляющим стынуть кровь в жилах – не холодом, нет, своей потусторонностью, изнуряющей, отнимающей энергию, придавливающей и обескровливающей.
И на каждом из слоев меня ждал мой дуб, вопреки всем законам Сумрака – зеленый, живой, излучающий Силу и энергию.
Я устремилась к нему, с удивлением увидев у его корней ослепительно белого единорога. Единорог тряс гривой, пофыркивал и что-то неуловимо знакомое слышалось в его фырканье… Не поверив себе, я осторожно спросила:
- Кеша?
Единорог поднялся на задних ногах, изящно вскинув передние, и громко заржал, будто приветствуя меня.
- Чудны дела твои, Господи, - привычно сложив пальцы, перекрестилась я.
- Да, некоторые привычки не изжить и веками – услышала я позади себя голос Асмодея. Тон его был весьма ироничен, слова буквально пропитаны ядом насмешки.
Неторопливо обернувшись, я увидела его. Увидела таким, каким он был на самом деле. Рога, языки пламени, тело быка – все это для людей, которые все это и придумали.
Передо мной стоял старец, с длинной седой бородой, в том же балахоне, в котором он встал передо мной в мире людей, с лицом, скрытым капюшоном. Над головой его, словно венчая, возвышались два черных крыла, рука опиралась на посох, знаменитый посох Асмодея, чью верхушку украшали три скрещенных трезубца, с водруженной на них пирамидой, в центре которой был помещен глаз. Глаз этот был страшен, он жил своей, обособленной жизнью, взгляд его проникал глубоко в душу, и наполнял ее тоской и ужасом.
За спиной Асмодея заклубился, сгущаясь сумрак. И тихими, размеренными шагами из клубов серого дыма стали выходить его безмолвные воины.
- Имя им – Легион – беззвучно, одними губами, прошептала я…
Облик их был воистину ужасен. Одним своим видом они внушали страх и трепет.
Полусгнившие рты оскалены в диких улыбках, в пустых костях, опаленных и зачерненных нездешним, неземным жаром, кое-как прикрытых призрачными доспехами, как в эоловых арфах завывал сумрачный ветер, костлявые пальцы, с обвисшими на них лохмотьями кожи, крепко сжимали копья и мечи…
Больно сжалось сердце, дыхание замерло в груди, чтобы через секунду вырваться стоном сквозь крепко стиснутые зубы.
Опустив глаза, оглядела себя. На мне было одеяние аббатисы монастыря. Все правильно, так и должно быть.
Отступив на шаг, приложила руку к своему дубу и с удовлетворением услышала его отклик. Дуб пульсировал под моей ладонью, словно под корой билось сердце, был теплым на ощупь. Мысленно я воззвала к нему – Помоги мне, Живая Сила, и прости…
Мгновенно, одним движением руки я укрыла себя надежной защитой, окутала заклинаниями с ног до головы, оставив лишь маленькую, почти незаметную, лазейку. Я знала, что он не упустит этого и только отчаянно молилась, чтобы не понял – для чего.
Мне повезло. Он не понял. Увидел только брешь в обороне и рванулся вперед, на меня. Я успела поймать его, вцепиться обеими руками в его балахон, обнять, как самого дорогого и близкого человека, и провалиться вместе с ним прямо в ствол древнего дерева…
Последнее, что я увидела – как неслышно рассыпается в прах, развеивается по ветру, призрачное демоново войско…
***
Бомж дядя Паша внезапно проснулся в своем гнездышке из тряпья и коробок, поежился, посмотрел в начинающее светлеть небо, и, едва заметно улыбнувшись каким-то своим, одному ему известным, мыслям, снова свернулся клубочком и прикрыл глаза...
***
Перед самым рассветом люди стали свидетелем еще одного чуда. Дуб, самым сказочным образом оживший у них на глазах, вновь в считанные доли секунды стал дряхлым, сухим деревом, грозно пронзающим небо своими голыми ветвями.
Конечно же, благодаря Иным, слегка подправившим последствия Битвы, все отнесли этот фокус на счет организаторов празднества. Шумно радуясь и восторгаясь прекрасной ночью, усталый народ потянулся к своим средствам передвижения, чтобы снова вернуться в мир, наполненный ежедневной рутиной и борьбой за существование. К жизни, в которой стало одним демоном меньше.
Меньше, пусть даже ценой жизни одной святой, чье имя было неразрывно связано с этой ночью, хотя всякие, официальные и не очень, источники и утверждали, что она не имеет никакого отношения к шабашу ведьм, как принято было называть этот древний праздник.
***

Где-то далеко, на пятом слое Сумрака, грустно мотая головой, вдаль от мертвого дуба медленно уходил ослепительно белый единорог, почему-то названный Кешей…