Глава 18. За триста верст до рая

Глава 18. За триста верст до рая

Последняя ночь у химба. Спать не хочется совсем. Треть бутылки рома, до краев долитая забытым в кружках кофе – иллюзия спасения от жажды. В сердцах – какой-то вселенский покой и абсолютная открытость миру. Уж не за этим ли мы сюда и приезжали?...
….Стоит приподнять глаза (да-да, не голову, а именно глаза), как взгляд натыкается на слепящую россыпь несметных сокровищ, которые чьей-то щедрой рукой заброшены на черное одеяло неба. ….Или это не одеяло? Может, кто-то предусмотрительно вымазал небосвод дегтем, чтобы эти драгоценные камни и отдельные золотые монетки уже никто не смог оторвать, и они радовали не только какого-то одного владыку-нувориша, а каждого, чье имя землянин?
Мы отчаянно хотим спать, вот и несем всякую ерунду, медленно, словно жесткую баранину, перекатывая слова по нёбу. Нёбу… Небу….
Огромный и нахальный желтый глаз луны пялится сверху на наш лагерь. Такой взгляд присущ волку, или шакалу, или какому-то бездушному сторожу-палачу, зорко следящему за подконтрольной ему подлунной территорией. Пользуясь тем, что внимание луны приковано к нам, звезды-беглянки срываются с неба и, обретя, наконец, долгожданную свободу, быстро-быстро убегают за горизонт.
Воздух насыщен сладковато-терпким ароматом каких-то местных трав, почти не отличимым от горького запаха козлиных теплых шкур и солоновато-приторного запаха химба. Запахи стекаются к нашему джипу с трех сторон – из саванны, из крааля и от ночующего стада, сливаются с дымом нашего костерка и белесыми тенями уносятся вверх, постепенно набирая силу, напитываясь облаками и даже приглушая свет звезд. И в самом-самом центре небосвода, они, наконец, разливаются во всю мощь, перечеркивая черный мир вокруг нас странной белой рекой… Млечный путь. Постепенно, медленно, но неотвратимо, белый свет Млечного пути добирается до самых окраин неба, заглушая краски даже очень ярких звезд. Вот и луна, не выдержав, попятилась за горизонт. Затряслись, задрожали от сероватой прохладной мглы листья деревьев. Пичуги и птицы покрупнее возбудились от ледяных струй предрассветного тумана и заорали во всю мощь, призывая на помощь солнце. Мы тоже замерли в странном, оцепенелом возбуждении, забыв об установленных с ночи фотокамерах: ну где же ты, где ты, великое светило? Ан, нет! Солнце – великолепный актер, с изумительной, почти МХАТовской техникой театральных пауз. Небо стало почти совсем белым, день почти уже совсем наступил, но самого главного-то еще не произошло. То, ради чего мы купили билеты в партер этого африканского театрика (или вообще – билеты в жизнь), так и не появилось.  И лишь в тот момент, когда Андрей-второй приготовился по привычке пробормотать свое знаменитое «Видали мы рассветы и получше…» - тяжелое, багряное светило медленно и лениво выплыло из-за горизонта. Оно поднималось столь торжественно, словно давало понять всю тщетность наших суетливых движений, в попытке запечатлеть на пленку его царственное восхождение. Оно не торопилось. Впереди у солнца был очередной трудный африканский день по обустройству и обогреву всего живого.
- По коням! – скомандовал Михаил. – Постараемся добраться до какого-нибудь водопоя по прохладе. Без воды мы долго не выдержим.
- Может, съездим ко вчерашнему колодцу?
- Не выйдет. Сорок километров туда, сорок обратно, а выбираться нам в противоположную сторону. Боюсь, набрав воды, мы израсходуем бензин. Что в нашей ситуации так же недопустимо.

Солнце, такое долгожданное и такое горячее, белоснежным, розовощеким наливным яблоком висит над нами, а мы молчим, оглушенные не его царственным величием, а трудностью предстоящего выбора.
В краале уже тоже не спят.
Через просвечивающие колья ограды нам видно, как женщины суетятся внутри деревни, и их хаотичные передвижения мало похожи на привычные утренние хлопоты….

 Вскоре из ворот показалась целая процессия, во главе которой шел взлохмаченный и испуганный Мозес. И не то, чтобы шел, скорее, его тащила к нам за руку королева и ее мама.
- Что произошло? – Мы напряглись. Неужели «левые» похождения нашего донжуана были разоблачены и нам его ведут для того, чтобы объявить приговор? Вот будет здорово, если Мозеса силком заставят жениться на соблазненной им девушке, а мы останемся посреди Коаковельда без воды, почти без бензина и еще и без проводника….
- Королева говорит, что она отдаст вам лучшую воду, - прокряхтел Мозес, кутаясь в коричневый плед Андрея-второго (его собственные штаны и футболка все еще сохли на дереве), - Но вы должны дать ей и ее подругам лекарство! Дайте, пожалуйста, а то они меня убьют!
- Какое лекарство? – для проформы спросил Миша, заранее понимая, что сейчас нам опять предстоит работать «врачами без границ».
- Значит, так…
Дальше все пошло по тому сценарию, к которому мы за эти дни уже успели привыкнуть. Сначала одна из химб подойдет к Мозесу и объяснит (коротко так, минут за пятнадцать), что у нее болит. Потом Мозес переведет нам ее проблемы одним или двумя словами. Потом уже мы, понимая всю глупость и почти преступность подобного «лечения» попробуем подобрать из похудевшей походной аптечки что-то самое безопасное, но относительно действенное.
Кашель? Держи термопсис и микстуру.
Зубы? Вот тебе обезболивающее.
Ноет поясница? Вот мазь…
Гноятся глаза? Возьмите альбуцид.
Щедрее всего мы раздавали активированный уголь и самый обычный анальгетик. Мы уже проверили, какими поистине чудодейственными лекарствами для химба являются эти таблетки. Они радостно сообщали, что колики в животе проходят как по волшебству, а мучительные головные боли отступают незамедлительно.
Пока Андрей и Инна «вели прием», Михаил с Петровичем сложили в багажник сильно «облегченные» пожитки (мы подарили химба не только продукты, но и многие из собственных вещей) и разобрали палатки. Обработав специальными реагентами воду, подаренную нам жителями деревни, мы с тяжелым сердцем уселись в машину. С одной стороны, отъезд нас радовал, так как обещал новые приключения и скорую встречу с друзьями, с другой – тяготил, поскольку простодушные химба как-то незаметно вкипели в наши сердца. Мы отчетливо понимали, что даже если вернемся сюда через год, два, через пять, то многих из новых знакомых уже никогда не увидим. Ипоса выйдет замуж и уедет в деревню супруга, наша юная автогонщица превратится во взрослую девушку и мы, вероятно, ее даже не узнаем…. А страдающая сердечными болями мать королевы, с тяжелой одышкой и синеватыми губами может вообще не дожить до новой встречи. Тем не менее, мы оптимистично попрощались:
- До новой встречи!
- Нама! Нама! Окку хеппа!
Ипоса бежала за машиной дольше всех. По щекам девушки струились то ли капли начавшегося дождя, а то ли слезы:
- Ина, Майк, Петровис, Андю, окку хепп-а-а-а-а!!!
- Прощай, самая красивая девушка Африки!

Хмурый Мозес сидел за рулем и принципиально ни с кем не разговаривал. Нашего чернокожего приятеля снедали два сильнейших негативных чувства: он до сих пор не мог простить Инне показательную выволочку, которую она устроила ему при всем честном химбийском народе  за испорченную воду…. Это с одной стороны, а с другой – ему было безумно жаль, что столько отличных, практически новых, очень красивых и нужных ему самому вещей компания путешественников оставила в древне, а не отдала ему в безраздельное пользование. Ну, скажите, зачем химба нужны новые котелки? Они вполне приспособились варить свои каши в старых консервных банках. А ведь если бы Мозес продал такой котелок в Опуво, он мог бы безбедно существовать почти неделю, а то и две! И даже не в этом дело…. Мозес бы первым и бесплатно сам отдал бы котелок деревенским жителям, если бы деревня находилась где-нибудь в пяти километрах от города. Тогда бы он заручился поддержкой королевы или вождя и получал от них регулярную мзду за привезенных туристов. Но кто, кроме этих русских сумасшедших, захочет приехать в деревню Ипосы, к черту на кулички? На его памяти подобных желаний ни у кого не возникало, разве что у одной американской съемочной группы, да и та работала не через Мозеса, а через правительство, а его услуги требовались лишь в качестве подсобного рабочего и частично переводчика.
Успокаивала его лишь мысль о том, что русские через каких-то два или три часа заплатят ему сумму, о которой местные гиды и мечтать не могут! Обычная такса за визит в деревню – 80 местных долларов. За три дня – 200. А он запросил тысячу и ему ее обещали! Хотя, могли бы, конечно, прибавить и еще что-то, в натуральном, так сказать, виде. Например, отдать кроссовки Петровича или красивую панаму Андрея-второго. Да и темные очки Инны, как и фирменные шорты  Майкла Мозесу тоже очень нравились.
- Мозес, а что это там виднеется между деревьев?
- Школа, - буркнул водитель, - обычная мобильная школа. Мы проехали километров тридцать, следовательно, это та самая школа, которую представлял тот…. на лошади…
- А мы можем ненадолго остановиться?
- Можем. Но я уже говорил вам, что наш контракт закончился сегодня утром. И мне нужно срочно вернуться в Опуво, а для этого я должен в 12 часов дня быть в Оконгвати и успеть на рейсовый автобус. Поэтому, если хотите продлить контракт – платите деньги!
- Ты не прав, дружище, - Миша даже не подумал разозлиться. – Наш контракт заканчивается сегодня вечером. И ты это прекрасно знаешь. Как знаешь и то, что затребовал с нас баснословно высокую сумму и, что характерно, мы согласились тебе ее выплатить, даже не торгуясь.
Глаза Мозеса предательски забегали: «Откуда они знают? Кто им мог сказать? И заплатят ли они мне теперь?».
- Ладно, вот вам ваша школа. Только, право слово, я не понимаю, что нам там смотреть. Вы уже были в одной школе, когда спасали учителя.
- Да, но мы не были на уроке. А здесь, по всей видимости, самый разгар школьного дня.
На подходе к школе нас встретила многокосая африканка иссиня-черного цвета, совершенно не похожая ни на дамар, ни на химба.
- Мозес, кто она?
- Земба. Первый звук произносится как английский межзубный в слове «the»… Вероятно, повариха и временная жена учителя.
- А что ты знаешь о земба? Почему ничего раньше о них не рассказывал?
- А о них никто ничего не знает…. Земба – маземба…. В переводе с нашего - «легкий живот». Был у меня приятель из Анголы, как раз из этого племени. Черный, как головешка. Так он убежден, что земба- лучшие танцоры в мире. И их главный танец – земба или семба является прадедушкой знаменитой самбы. Знаете такой танец? – Мозес заерзал на сидении, демонстрируя бедрами ритм и движения самбы. - Почти всех земба в свое время переловили и вывезли рабами в Бразилию, поэтому от племени ничего и не осталось.
Пока мы и Мозес мирно беседовали с поварихой, учитель, симпатичный молодой человек в старомодных профессорских очках, стремительной походкой выбежал из палатки (классной комнаты) и направился к нам.
- Добрый день, господа! Я чем-то могу вам помочь?
- Эти русские – мои друзья. И они хотят проверить, чему ты учишь бедных химб! – наш гид сурово нахмурил брови.
- Эй, приятель, ты забыл, что по-английски мы и сами беседовать умеем?- Миша рассмеялся и раскланялся. – Добрый день, мэтр. Мы бы действительно хотели посмотреть на вашу школу. Вы позволите?
Неожиданная «инспекция» очень смутила учителя. Однако и мы вышли из школы в сильном смятении. Ну, кто бы мог предположить, что семилетние химба будут решать задачки с иксами? При этом все арифметические вычисления они виртуозно и мгновенно производили…. на пальцах рук и ног, решая, например такое уравнение: 86 – х = 13. Догадываетесь, с какой скоростью нужно пересчитывать собственные пальцы, чтобы получить искомое число 73?! За один год ученики должны выучить алфавит и научиться читать и писать (пусть медленно, но все же), освоить сто английских слов и выучить счет на английском, тоже до ста. А еще учитель преподает им основы истории и географии. Мэтр уверил нас, что дети очень способные, сметливые, и если бы школа могла просуществовать на одном месте не год, а два или три, то он мог бы легко подготовить их к обучению даже в старших классах, там, где проходят геометрию, физику и химию.
- Вот тебе, бабушка, и отсталые племена…. – Миша так увлекся общением с учениками и проверкой их знаний, что мы еле уговорили его продолжить путь, чтобы все-таки добраться до Кунене засветло.

К сожалению, случилась у нас на пути и еще одна остановка, которая могла бы закончиться довольно печально…. Однако, обо всем по порядку.
Примерно к полудню мы уже преодолели две трети пути до Оконгвати. Дорога стала более ровной и на лесных просеках то тут, то там попадались следы от протекторов других машин. Деревеньки химба нам, правда, не встречались, но зато два раза Мозес подвозил нас к невзрачным шиферным будкам – местным супермаркетам. Такие ларьки, по уверению проводника, разбросаны по всему бушу и отстоят друг от друга примерно на сорок-пятьдесят километров. Торговые точки нужны для того, чтобы менять на скот, или продавать за деньги необходимые местным племенам товары: маисовую муку, сахар, вазелин и пиво. Вазелин – это предмет особого вожделения у здешних дам. Химба считают, что охра, растертая с вазелином (а не с традиционным жиром) делает их значительно привлекательнее. Кожа ярко блестит, искрится на солнце и пахнет приятной отдушкой. То есть вазелин для них – это и вечернее платье и французские духи одновременно.
Мы никак не могли взять в толк, зачем Мозес останавливается у магазинчиков (он уверял, что выясняет дорогу), пока не разглядели, как в темноте утлого сараюшки гид просто бессовестно пьет пиво с хозяевами заведений. Останавливая готовую взорваться от возмущения Инну, Михаил примирительно махнул рукой:
- Оставь его! Он и так почти геройски воздерживался от выпивки все эти дни. А по Мозесу видно, что алкоголь – его любимое и, пожалуй, единственное увлечение в жизни. Так что ты требуешь от человека невозможного.
Михаил отошел от машины метров на двадцать, фотографируя группу подростков, играющих под разлапистым деревом у холма, сам присел на склон холма и вдруг резво, по-кошачьи, вскочил на корточки, не сводя глаз с какого-то предмета. Издали нам показалось, что он напоролся рукой на колючку. Однако мальчишки, к которым, собственно, и направился Миша, с криком бросились врассыпную, и только один паренек, остолбеневший от страха, остался стоять, прижавшись спиной к дереву. Никто не понял что произошло. В руках у нашего товарища каким-то непостижимым образом материализовалась длинная суковатая палка, которой он со все мочи зачем-то лупанул по земле.
- Миш! Ты что там делаешь?! – любопытная Инна бросилась к холму.
- Андрюха, не пускай ее!
- А ну, стоять!!!
Еще один удар – и Миша расслаблено вытирает пот со лба рукой, а мальчишка, не сводя с земли глаз, буквально стекает по стволу дерева.
- Петрович, принеси мачете, на всякий случай.
- Это то, о чем я подумал?
- Ага! Мамба…
- Фи… Зеленая… - Мозес, пошатываясь, подходит к убитой змее и почти смело пинает ее ногой, - Вот если бы ты убил чё-ё-ё-рную мамбу….
- Что б ты понимал! – Андрей, знакомый со змеями Африки не понаслышке, обернулся к своим товарищам, - Да будет вам известно, что яд зеленой мамбы токсичнее, чем яд некоторых кобр. Укушенная ей мышь умирает за несколько секунд. А человек – за несколько минут. По сравнению с черной мамбой, зеленая даже опаснее для человека, несмотря на то, что первая является самой прыткой и самой ядовитой. Но все равно, зеленая мамба лидирует по количеству человеческих смертей. Это связано с тем, что эта змеюка может нападать без видимых на то причин. Зеленая мамба, как вы убедились, обитает на деревьях. Казалось бы, кто там ее может потревожить? Но в том и дело, что когда человек просто проходит под деревом зеленая мамба кидается сверху. Если мамба нападает, то очень мало шансов спастись. Она делает это без предупреждения, а ее яд действует так быстро, что врачи даже не успевают ввести противоядие на месте, не то, что довезти до ближайшей больницы.
- Андрюх, а сфотографируй меня со змеей….
В этой фразе был весь Миша. Даже совершив геройский поступок, он вот так небрежно улыбнется, взлохматит пятерней волосы и попросит о какой-то ерунде. Действительно, чего там мамба? Разве что оригинальный трофей для экзотического снимка. Ну и еще чья-то спасенная жизнь…. Спасенная вот так легко, не задумываясь, возможно, даже ценой собственной жизни.

Как бы то ни было, но к трем часам дня мы все-таки добрались до вожделенного Оконгвати. Городишка этот, был так себе…. Село селом. А ведь мы уже измечтались о том, как вернемся в цивилизацию. Как выпьем, наконец, кофе в прохладе какой-нибудь кафешки, съедим мороженого (почему-то именно мороженое более всего ассоциировалось у всех на тот момент с роскошью цивилизованной жизни). Конечно, ничего этого в городке и близко не было. Он оказался таким же плутоватым и колоритным, как и сам наш Мозес, с которым пришло время прощаться. Но и тут не обошлось без курьеза…
Отсчитав Мозесу честно заработанную тысячу, мы решили все-таки выплатить ему дополнительные чаевые, хотя бы за то, что обманув нас десятки раз в мелочах, парень не подвел в главном – он отвез нас туда, где практически никогда не бывает приезжих. Не только туристов (наши химба и слова-то такого не знали), но и своих же земляков из Опуво или Этанги. Мозес спокойно взял у Михаила дополнительные двести намибийских долларов и отправился к джипу, где перекладывали багаж Инна с Андреем-вторым.
- Друзья, - проникновенно начал Мозес, - Майкл и Петрович дали мне деньги. Все-все, как и обещали. И даже дали больше. Но мне кажется, что вы должны тоже мне дать долларов пятьсот, и тогда Мозес будет очень счастлив. И еще, Инна, думаю, ты сможешь отдать мне ботинки Андрея, пока он не видит…
У нас даже слов не нашлось, чтобы достойно ответить этому пройдохе…. И ведь, в сущности, неплохой он человек. Будет жалко намибийского Остапа Бендера, если следующими «гостями» или «друзьями» Мозеса-Моисея станут менее терпеливые люди, чем мы. Влетит ему по первое число….  Даже к гадалке ходить не надо. Собственно, сам Мозес и не скрывал никогда от нас, что чаще всего в конце маршрута ему дают не деньги, а затрещины. И только русские путешественники почему-то оказались счастливым исключением из правил.
Ой, парень, уходи от греха…. Давай уже прощаться…. До встречи, Мозес! Береги себя!
 

Не найдя в Оконгвати ни одной мало-мальски приличной кафешки (хотя бы с одним столиком, а не клеенкой, расстеленной на земле) мы ограничились бутылкой холодной, чистой воды и буханкой белого хлеба. До Эпупы, где нас ждали друзья, оставалось всего сто пятьдесят километров приличной (по первому впечатлению) дороги. Но Африку потому и называют «непредсказуемой», что здесь любая очевидность имеет не две, а три и более «сторон медали».
Первые километров двадцать мы просто наслаждались отличной дорогой, приятной погодой, когда солнце уже не печет, а лишь мягко напоминает о себе каким-то «бабье-летовским» теплом, да наговаривали на диктофон все, что успели узнать у Мозеса об Эпупе. По его словам выходило, что в переводе с химба или гереро «эпупа» - это быстрая вода. Сей факт в свое время очень нас позабавил, но не самим переводом. Дело было так: в одном из лингва-уроков химба, когда мы пытались выяснить у Мозеса вопрос о происхождении личных имен, Инна привела ему такой пример:
- Моё имя, Инна, переводится с древнегреческого как «быстрая вода» или «бурный поток». А что обозначает имя твоей жены?
- Эпупа.
- Что «эпупа»?
- Эпупа на химба – бурный поток. Вы, кстати в этот город едете.
- Да причем тут Эпупа! Имя твоей жены что значит?
- Ты сама сказала – бурный поток! – разозлился Мозес. И сколько потом мы не бились, нам так и не удалось узнать, что обозначает какое-то конкретное имя. Парень включал заезженную пластинку «я плохо понимаю твой английский» - и всё. Вероятно, у химба и гереро, впрочем, как и у многих иных народов, наложено строжайшее табу на рассекречивание собственного имени перед чужеземцами.
Так вот с того самого урока химба мы частенько подтрунивали над своей подругой, обращаясь к ней со словами: «Слышишь, Эпупа…». Инна не обижалась.
Городок Эпупа получил свое название от имени знаменитого водопада Эпупа Фоллс, расположенного на реке Кунене. Именно в этом месте Кунене забирается высоко на скалы, разливается, а потом обрушивается вниз со страшной силой, дробясь на многочисленные ручьи и речушки, которые питают собой большинство рек Коаковельда. В точке Эпупы близко сошлись две великие и непостижимые страны – Ангола и Намибия. У каждой из них свои загадки, свои вековечные тайны, собственные религии и культуры, непохожие племена. И есть только одна точка соприкосновения – могучая Кунене и не менее мощный Эпупа Фоллс.
- Ребята, а вы не помните, что такое ужасное Мозес говорил про дождь? В том смысле, что рекомендовал успеть доехать до ливня? Мы же теперь не в лесу, а на трассе… - Инна растерянно оглядывалась по сторонам, не в силах понять, чем опасны проносящиеся за окнами поля и луга и послушно ложащаяся под колеса коричневатая дорога.
- Думаю, что все не так просто….
Теперь за рулем сидел Михаил, с тревогой всматриваясь в сероватые края облаков, которые очень быстро наливались свинцовой тяжестью, а так же отмечая про себя особенности рельефа, по которому мчался джип: спуски и подъемы были вроде и незаметными, но довольно крутыми. Плавность им придавало само «плечо» подъема. Но если, не дай Бог, под колесами окажется не песок, а глина, да еще политая дождем, то эти «плавные» холмики превратятся в непроходимую дорогу.
Так оно, фактически, и получилось. С той лишь разницей, что разразившийся ливень начался где-то у нас за спиной и не успел всё испортить. Он шел от Окангвати в сторону Эпупы, и едва тяжелые капли настигали крышу нашего автомобиля, как Миша прибавлял скорость, и мы выигрывали еще несколько спасительных километров….  Дождь победил лишь в тот момент, когда джип притормозил возле таблички с надписью «Эпупа Кемп – 1 километр».
 Ну, это-то нас не испугает!
Ха, как бы не так! Только оптимистка Могилева могла предположить, что «тысяча метров скользкой дороги – это сущие пустяки». Джип трясло и колбасило, он вцарапывался в каждый метр подъема с отчаянностью дикой кошки и с почти кошачьим шипением шлепался на увесистый зад, откатываясь на исходную позицию. Под слоем жидкой глины то и дело попадались ребристые булыжники, которые норовили прогрызть днище машины, или оторвать один из подкрылков.
- Стойте! Я все понял! – перекрикивая шум дождя и рев мотора, заявил Андрей-второй. – Там, возле указателя была еще одна стрелка, куда-то к реке. Надо сдать назад и поискать другой путь!
«Сдать назад» оказалось довольно просто. Но очень страшно. Собственно, делать ничего не пришлось: джип сам тяжело пополз вниз, сметая на своем пути все те валуны, которые форсировал три минуты назад. С грехом пополам мы выехали к реке. Здесь тоже была глина. Зато был и песок! Много чудесного, мокрого, плотного песка, ехать по которому мы могли с черепашьей скоростью. Ехать, а не стоять!
Видимо, рычание нашего автомобиля было услышано и в том кемпинге, куда мы направлялись.
- Руссиа? – выскочил нам на встречу невысокий, смешной человечек с огромным зонтом над головой.
- Руссия, руссия, йес, сэр! – бойко отрапортовали мы, обрадованные тем, что нас ждут.
- Но проблем! Стоп зе ка! Камин!
Мы послушно оставили автомобиль и короткими перебежками, укрываясь от холодных и тугих дождевых струй под кронами разлапистых деревьев, двинули к лагерю. Когда ноги, отвыкнувшие за неделю от твердого пола нащупали гладкие палубные доски живописной веранды-столовой, построенной в виде причала прямо над Кунене, ноздри учуяли аромат  свежесваренного кофе, а глаза рассмотрели белоснежный фарфор, которым был сервирован огромный стол – счастью не было предела.
- Что-то я в себе, как в экстремалке, разочаровалась, - пробухтела Инна и с размаху плюхнулась в мягкое кресло.
Мужчины переглянулись и рассмеялись. Уж они-то точно знали, что в любом «экстриме», есть два самых сладких момента: это начало приключений и, главное, их благополучное завершение!