голубые города, черный рынок и белое братство

 Это было в 1985 году, я привлекался за контрабанду. Но, понимаете, оценивать поступки советского периода с позиции сегодняшнего времени неправильно, потому что тогда иконы были никому не нужны. На мой взгляд, то, чем я тогда занимался, – это своего рода спасение древнерусского искусства. Запад имел большой интерес к русскому искусству тогда, и экономическая воронка, так сказать, высасывала из-под кучи голубиных перьев все ценности. Сейчас происходит обратный процесс – процесс возвращения предметов старины, искусства в Россию.

 В те годы это было противозаконно, да. Но если бы не поток контрабанды в советское время, все бы погибло. Это сейчас возник огромный интерес, в храмах не хватает икон, появилось множество собирателей, потому что экономические условия выровнялись и позволяют заниматься этим  делом. В советское время был лишь маленький круг коллекционеров-чудаков, которые что-то там покупали. Вот так среди всех перевозивших исторические ценности в советское время из стран Запада мне «повезло», и я попался.

 Если широко посмотреть на то, что происходило тогда, можно увидеть, что жители Европы: немцы, голландцы, французы – помогли сохранить нашу, казалось, утраченную культуру.

 Мы заметили икону ("Троица Ветхозаветная" написанная в XVII веке иконописцем Кириллом Улановым прим. см. ниже) в каталоге аукционного дома Michael Zeller в Линдау на юге Германии два года назад и сразу же сообщили о находке основателю Музея русской иконы Михаилу Абрамову. В один из пунктов деятельности музея входит возвращение утерянных в годы войны ценностей собственникам, на историческую родину.

 Абрамов уже тогда принял решение поехать в Германию и попытаться выкупить икону на аукционе. А 15 апреля, когда основатель нашего музея Михаил Абрамов передавал украденные в советское время иконы в музей Великого Устюга, на встречу прилетел губернатор области и обратился к Абрамову с просьбой оказать помощь в возвращении «Троицы» на родину. Абрамов, конечно, не отказал, и меня уполномочили выкупить икону в Германии. Поэтому я запасся письмом от департамента культуры, на частные деньги полетел в Германию и по договоренности с ее владельцем Вернером Бунгертом купил икону. Мы подписали с ним договор купли-продажи, акт приема-передачи – в целом весь пакет документов.

 Когда я приехал на аукцион, оказалось, что там уже побывал Интерпол, установил имя владельца. После этого икону сняли с торгов, провели исследование, был суд, и владельца иконы, немецкого гражданина, признали законным и добросовестным приобретателем. Икона была украдена в 1994 году, в Европе появилась в 1996-м и была куплена гражданином Германии Вернером Бунгертом. Вернер об истинном положении дел даже не догадывался и  узнал этот факт во время проверки Интерпола и из дальнейших исследований. Он назвал фамилию и имя русского, который много лет живет в Германии и, собственно, продал ему эту икону. Полиция Германии сделала обыск в его доме и не нашла ничего, относящегося к краже. В свою очередь продавец, некий Белевич, сказал, что купил икону у какого-то поляка, и цепочка прервалась.

 Я знаю аукционное дело и могу сказать, что «Троица» – замечательная и уникальная вещь. Что такое «черный рынок» – я не понимаю, если честно. Но я и сам могу оценить икону в такую же сумму (на "черном рынке" реальная цена  1 млн. евро). Дело в том, что я сотрудничал в течение года с аукционным домом в Лондоне и немножко владею ценовой ситуацией.

 Но Вернер Бунгерт – просто замечательный человек, ему 85 лет. Он пожелал, чтобы икона вернулась в Россию, и продал ее за ту сумму, за которую когда-то приобрел (25 тыс. евро). Когда мы сняли икону со стены, он огорчился, сказал, что стена опустела, что им будет ее очень не хватать. Получилось, что чувство справедливости было сильнее жажды обогащения, стяжательства.

 В Германии икона  краденой не считается. Ведь я приобрел ее после того, как Интерполом было установлено, что Вернер – ее законный покупатель и владелец. Из Германии запрещено вывозить только те ценности, которые являются национальными. Поскольку икона считалась законно принадлежащей немецкому гражданину и являлась ценностью, принадлежащей российскому народу, я, купив ее, просто сдал в багаж в аэропорту и не получил никаких претензий со стороны таможенников. Когда 14 мая в Домодедово я прошел «красный коридор», объяснил таможеннику, что везу историческую ценность, икону XVII века, заполнил все необходимые декларации, документы и уже вышел в вестибюль аэропорта с женой, нас окружили сотрудники уголовного розыска и задержали на пять с половиной часов («Незаконное перемещение через госграницу культурных ценностей в крупном размере»).

                Директор Музея русской иконы Николай Задорожный (интервью http://vz.ru/culture/2012/5/17/579328.html)

 В связи с возвращением святыни на историческую родину замечается следующая параллель http://vz.ru/culture/2012/5/17/579328.html:

 В эти же дни Марат Гельман (галерист, куратор и арт-идеолог , известный также как директор Пермского музея современного искусства PERMM) ответил на попытки представителей Церкви запретить его проект ICONS в Краснодаре.

 «Выставка еще не открылась, никто ничего не видел. Речь идет о том, что Церковь в принципе высказывается против современного искусства. Они подходят к любому высказыванию художника как к чему-то, что находится внутри их пространства. И это серьезная проблема. Епископ мог бы сказать своей пастве, что не надо ходить на эту выставку. Но апелляция к власти с призывом запретить – это плохая история.», – объяснил в интервью газете ВЗГЛЯД галерист Марат Гельман, комментируя скандал вокруг своего проекта в Краснодарском крае.

 Я более или менее знаю, что представляет собой общественное движение «Суть времени», объединяющее последователей Сергея Кургиняна (краснодарское отделение «Сути времени» тоже протестует против ICONS – прим. ВЗГЛЯД) – это сторонники идеи «back to the USSR». Я думаю, что они борются не с искусством, а конкретно с Маратом Гельманом как с символом некой либеральной идеи; не думаю, что в этом случае можно говорить об отношении к искусству в целом. Это воинствующий «совок», с которого сейчас стряхнули пыль и который получил какие-то ресурсы. Дай им волю, они, я думаю, запретят не только Гельмана, но и все, что связано с будущим, а не с прошлым.

 А храмы в виде клизмы – это тоже бред. Была работа Тани Антошиной «Голубые города» (прим. см. ниже), но там были задействованы не клизмы, а спринцовки, которые используют архитекторы, когда делают макеты храмов. Те, кто выдвигают такие обвинения, ничего толком не видят – они берут какой-то контент из интернета с чьими-то комментариями. И вообще человек имеет право быть сумасшедшим, неадекватным и т.п. Но вот общественные институты такого масштаба, как Церковь, а также государственные институты не имеют права на такую невменяемость.

 Вот я и задумал выставку ICONS как пространство, в рамках которого можно было бы поговорить об отношениях искусства и Церкви. Там собраны работы, которые показывают в различных ракурсах наше общее наследие. Ведь у Церкви и художников есть общее наследие – икона. Она является, с одной стороны, шедевром мирового искусства, с другой стороны – сакральным предметом. Выставка ICONS очень спокойная, очень умеренная, это скорее исследование, чем высказывание. На ее фоне можно было поговорить о тех проблемах, о которых мы с вами говорим в настоящий момент.

 Ну вот, скажем, один из самых показательных примеров – это ситуация, которая сложилась вокруг выставки Ильи Чичкана. Илья Чичкан – это такой украинский художник. Он любит изображать обезьян, и однажды он сделал пацифистскую выставку под названием «Психодарвинизм». Там были огромные портреты обезьян, которых он одевал в парадную военную одежду, в мундиры. В одном случае он нашел готовую натуру на Арбате, где более пяти лет существовал ларек, в котором торговали военными наградами, а в качестве рекламы использовали обезьянку, одетую в сталинский френч с медалями. Люди ходили мимо, никому не приходило в голову сказать, что это кощунство. Однако, пригласив хозяина ларька на свою выставку, где были фотографии этой обезьяны в медалях, художник столкнулся с каким-то совершенно фантастическим эффектом, с гневной реакцией.

 Гнев был направлен именно на художника – как он мог такое показать?! Как будто бы это он посадил обезьяну в медалях у ларька. Дальше фотографии попали в сеть, и там тоже поднялась волна возмущения. И опять-таки поводом для него был не сам факт действительности, не то, что кто-то торгует медалями, а картинка. То есть люди не воспринимают язык визуального искусства, им кажется, что это поступок. Если актер играет отрицательного персонажа, то к нему никто не предъявляет претензий, а к художнику в аналогичных случаях предъявляют.

 Условно говоря, если в начале прошлого века публика, увидев на экране приближающийся поезд, разбегалась из зала, то теперь уже не разбегается. Теперь люди учитывают, что это – не настоящее, это изображение, иллюзорный мир. А в случае чисто визуального искусства восприятие до сих пор непосредственное. Кроме того, нужно иметь в виду, что изобразительное искусство в течение долгого времени развивалось в рамках церковного заказа. Церковь – как в России, так и в других странах – была одним из основных заказчиков картин, фресок и т.п. Поэтому существует такое остаточное представление, что всякая картина должна содержать в себе некий сакральный элемент. В свое время работы Караваджо на этом основании отвергали, и не только их.


 Так есть ли предел в расчехлении сокрального смысла иконы?
 Слева на фото представлена работа с выставки ICONS, посвященной иконе, которая начинает работать в Краснотале, а справа репродукция иконы "Троица Ветхозаветная" (XVII в. иконописец Кирилл Уланов),   вернувшейся из Германии.

 Макеты соборов с голубыми куполами в виде резиновых спринцовок одно из детищ взляда в будущее русской православной мысли.

 Вспоминаются мусульмане с их непримиримостью изображению исламских святынь................