Смешно и грустно мне смотреть

***

Смешно и грустно мне смотреть
На наше поколенье:
Готовы даже мать раздеть
И бросить на съеденье!

Как странно, что о людях тех
(Таких, как эти нынче)
Писали без намека в смех,
Хвалясь их силой личной.

"Но где же в вас герои, люд?" -
Спрошу я свору шавок,
В чьих жилах волчьей крови блуд
Едва ль на треть булавок.

И мне ответят гордо все:
"Мы - общество иное!"
А я же кротко, в тишине:
"И что же вы такое?"

"Мы - люди двадцать первый век -
Теперь совсем другие:
Мы власти восстановим бег,
Мы - дети золотые.

И мы хитры и столь богаты:
Почто нам чтить отцов?
И деньги наши (гребь лопатой!)
Заменят дар богов".

А я главою грустной вдруг
Качну, чуть приуныв:
"Выходит, верно, милый друг,
Сразило к счастью их.

Выходит, радость все узнали
В могилах смертным сном,
Позор не видя тех, что сами
Родили белым днем.

Не даром же историй ряд
Слагал нам херувим:
Уж точно не плевали яд
Другие в спину им.

Тогда мудрее нравы были,
Тогда все знали честь.
Теперь же вы про все забыли,
Сменили все на лесть.

И вы, позорный сучий род,
Горазды жалить лишь
Да за глаза свой грязный рот
Раззявать в святу тишь.

Убить бы сплетней иль травить -
И вот вам вся потеха.
А ум ваш - ложью речь сочить
Да жить, как всё - утеха.

Средь вас ведь есть, увы, и те,
Чьи деды здесь в почете,
Кто честно вел людей в войне,
Кто правил в самолете,

Кто храбро шел под градом пуль:
Рассветом был тот век!
Ну, а теперь, ты, жирный куль,
А ты ли - человек?"

И я замолк. Они смеются.
"Пускай," - подумал я,
И ждал, покуда разойдутся.
Душа была слаба.

И стало пусто. Я побрел
По улицам столицы
И знал, одним ужасным днем
Сожгут дотла и мой ведь дом
Бесчестные убийцы.